Персы и мидяне. Подданные империи Ахеменидов

Куликан Уильям

Нет такого места, где различить ее было бы сложнее, чем в неясной Финикии. Мы можем быть уверены, что коммерческая деятельность в прибрежных городах при персах значительно активизировалась. Арад, Библ, Тир и Сидон были самоуправляющимися государствами, чеканившими собственные монеты: Арад по персидскому, остальные – или по греческому стандарту, или финикийский сикль. Трафареты этих монет были греко-финикийскими, как для монет персидского стандарта кипрских городов, но в Сидоне, резиденции сатрапа, производили прекрасные сикли, на которых чеканилось изображение персидского правителя на колеснице с триремой на оборотной стороне. В могущество империи Финикия вносила существенный вклад своим флотом, состоявшим из 300 трирем, адмиралом которого по должности был царь Сидона. Для ведения войны и поддержания мира флот являлся ключевым фактором. Вероятно, именно для верховного адмирала в Сидоне возвели дворец в персидском стиле. О нем известно немного, кроме находящихся теперь в Национальном музее в Бейруте капителей с быками и сферических оснований, провинциальных имитациях колонн Суз и Персеполя. Но существуют другие признаки главенствующей роли, полученной тогда Сидоном в Финикии: ее монеты и промышленно изготовленные амфоры проникли в Египет и Персию, а сидоняне заняли резиденции в Афинах и на Родосе. Местных финикийских царей, например Табнита и Эшмуназара, аккуратно хоронили в просторных египетских гробах из черного гранита, а сидонскую знать – в менее

дорогих антропоидных саркофагах, значительное число которых было найдено в глубоких катакомбах вокруг города. При персах за пределами Сидона был реконструирован величественный храм Эшмуна; знаки строительства обнаруживаются в Араде, Библе и Тире. Но что касается ахеменидского искусства, мы должны помнить: среди населения финикийских городов преобладали греки, и их природный вкус был скорее ориентирован в сторону Средиземного моря, а не на территории в глубь Азиатского материка, в отношении которых у них сохранились грустные исторические ассоциации. Немногочисленные предметы скульптуры – пара львов из храма Баалат-Гебель в Библе и несколько могильных стел из окрестностей Тира – показывают уровень влияния Ахеменидов, но в остальном пределы финикийских устремлений представлены избитыми египетскими мотивами с некоторыми незначительными модификациями в греческом стиле. Расположенная дальше от моря персидская провинция Иудея пользовалась некоторой административной и финансовой независимостью от сиро-вавилонской сатрапии. При персидском режиме в Иудее впервые по греческим образцам отчеканили монеты, и, возможно, еще лучше «персидская эпоха» разграничивается археологически по керамике, ввезенной из Аттики. Однако она становится все более известной благодаря многочисленным ручкам тарных кувшинов с отчеканенными довольно нейтральными узорами и тремя древнееврейскими буквами, обозначающими Иудею. Из Книги Неемии явствует, что расходы персидской администрации оплачивались за счет налогов наличными и натурой. Вероятно, правительство производило клейменые кувшины, чтобы доставлять натуральный налог в некоторые провинциальные пункты. Распространение этих кувшинов четко определяет состав персо-иудейской провинции, известный нам из библейских источников, – Телль-ен-Насбех (Миспах, согласно Неемии, административный центр персов), Рамат-Рахель, Иерусалим, Иерихон, Гибеон, Лахиш, Гезер. Большинство из этих городов Неемия перечисляет среди внесших вклад в восстановление стен Иерусалима. Кроме резиденции в Лахише, ни в одном из этих мест не найдено персидского слоя с какими-либо ценностями; после «исхода» страна обеднела и население ее сократилось. Оттиск печати из Гибеона, сохранившийся на холстяном конверте из-под документа, – вот один из немногих ахеменидских предметов, найденных в Палестине.

К югу от Иудеи расположен жизненно важный путь Аравия – Газа, важный не только потому, что через него открывался доступ к Египту, но также из-за выхода в этом месте к морю могущественных идумейских, набатейских и кедаритских арабских государств, игравших со времен Набонида важную роль в месопотамских и египетских связях. Чтобы поддерживать баланс интересов, персы разместили на этой территории войска и расположились в Акабе. Персидская резиденция в Лахише была на краю идумейской территории, и присутствие здесь чиновников подтверждается богатыми захоронениями в Беф-Палете и Гезере. Однако существование «персидской крепости», обнаруженной Флиндерсом Петри в Телль-Джеммехе (Гераре), не подтверждено достаточно хорошо. Захоронение правителя или командира гарнизона в «гробнице 650» Петри в Беф-Палете предоставляет впечатляющее свидетельство персидской роскоши. Она содержала целиком серебряное ложе с шестью ножками и поперечинами, серебряную рифленую пиалу и восхитительный ковш с ручкой, выполненной по египетскому образцу в форме обнаженной купальщицы, держащей в вытянутых руках чашу ковша (рис. 48). Предметы из Беф-Пале-та демонстрируют моменты, представляющие особый интерес: литеры еврейско-арамейского шрифта, нанесенные на ножках ложа, указывают, как соединять в одно целое их составные части, а головка купальщицы в ковше носит явно семитские черты. Поэтому эти изделия должны были появиться из сиро-палестинских мастерских.

Рис. 48. Бронзовые ножки ложа и часть серебряного сервиза (пиала и ковш) из захоронений Ахеменидов в Беф-Падете, Палестина. Из коллекции музея Палестины.

Группа надписей из Телль-эль-Масхуты, в 12 милях западнее Исмаилии в Нижнем Египте, также должна принадлежать гарнизонным военачальникам. Эти надписи посвящают местному святилищу в пустыне несколько серебряных чаш обычного ахеменидского типа, но с египетскими интонациями, превращающими их в местные изделия. Это была случайная находка, но в том же месте было обнаружено несколько аттических монет, бусы из кошачьего глаза и куски агата в форме бумеранга, окантованные золотом в стиле, обнаруженном в других ахеменидских раскопках. Несколько чаш несут на себе арамейские надписи с посвящениями Хан Илат, доисламской богине северных аравийцев, а одна посвящена «Каину, сыну Гешема, царя Кедара». Вероятно, она относится к «Гешему Аравитянину» из Книги Неемии, который должен был править племенами кедаритов в Северной Аравии приблизительно в 400 г. до н. э. Из ассирийских анналов известно, что с начала VII в. кедариты имели превосходство над другими аравийцами. Кроме того, Геродот нам рассказал, что Камбис, покоряя в 535 г. до н. э. Египет, получил поддержку арабов. Вероятно, почти в то же время племенам кедаритов дозволили поселиться в Северо-Восточном Египте, чтобы охранять границу с Палестиной и образовать проперсидский буфер между двумя странами. Разумеется, именно этот район Исмаилии и Порт-Саида был известен авторам «Исхода» как «Земля Гошена» (или Гешема). Имена лиц, посвятивших эти чаши, показывают определенную ассимиляцию культур, поскольку на одной указано наполовину египетское, а на другой – полностью египетское имя. Но, кроме того, находка аттических монет с головой Афины подкрепляет выдвинутое Геродотом предположение, что аравийцы отождествляли ее со своей исконной богиней Али-лат. Вероятно, поселенцы из Телль-эль-Масхуты познакомились с Афиной в Дафнах или Навкратисе, расположенных рядом греческих колониях.

Более всех других народов египтяне постоянно боролись за свое освобождение от персидского владычества. Египет мог немногому научиться у Персии, и, хотя многие идеи египтян (например, карнизы и производство изразцов) персы переняли и использовали в своих дворцах, персидское влияние на искусство XXVII династии невелико и ограничено скульптурой. Ахеменидские очертания видны в ряде небольших резных, стоящих на задних лапах львов (до той поры неизвестный в Египте мотив) из Телль-эль-Мукдама, обнаруженных на раскопках храмов бога-льва Маша в Леонтополе. Для инкрустации мускулы крестца вырезаны в форме «круга и капли». Изразцы из Копта и Кантира по технике и глазури очень похожи на изразцы с соколами Гора из Персеполя. Несколько предметов кажутся вывезенными с родины персов: каменный амулет, хранящийся в Музее Бруклина с соединенными затылками головами барана и льва, деревянные ножны акинака из

Британского музея и интересная известняковая пластина, с вырезанными тремя рядами ахеменидских животных, возможно, пробное изделие или клише золотых дел мастера.

Если происхождение этого последнего изделия надежно, то оно предоставляет дополнительное свидетельство о взаимном обмене между золотых дел мастерами Египта и Персии. Мы уже упоминали собрание рифленых металлических чаш с чеканкой в виде цветков лотоса из Тмуиса (Тель-Тмая в Дельте) и их взаимосвязь с ахеменидскими серебряными изделиями. Судя по их глубоким формам, можно предположить, что они должны были появиться до правления Ксеркса. Важное свидетельство производства ахеменидских предметов в Египте дают стенные росписи в гробнице Петосириса (чиновника в правление Артаксеркса III) в Тунах-эль-Гебеле, которые показывают кузницу изнутри. Надзиратели, одетые в куртки с длинными рукавами и длинные юбки, типичные для XXVII династии, внимательно наблюдают за работой ремесленников, производящих риты, ковши, патеры с плоскими ободками и амфоры с ручками в форме животных в чисто ахеменидском стиле. У нас нет информации об обстановке в данной мастерской, мы не знаем, точно ли она принадлежит тому же времени, что и Петосирис, умерший незадолго до 300 г. до н. э. Вероятно, этот рисунок происходит из более раннего альбома образцов художника, но, по крайней мере, он предоставляет замечательное свидетельство существования довольно крупных фабрик серебряных изделий. По отношению к работе с алебастром мы даже можем говорить о «массовом производстве», поскольку известно более 30 бутылей, несущих на себе имена Ксеркса и Артаксеркса, записанные иероглифами и клинописью. Возможно, это древние эквиваленты наших коронационных кружек.

Уже была описана роль, сыгранная египетским чиновником Уджагорресентом в завоевании Камбиса и в ходе последовавшего правления Дария. Хотя он энергично поддерживал персов, ничто в его статуе, кроме разве что браслетов с головами львов, не говорит о восхищении ахеменидским искусством. Ситуация меняется на прямо противоположную на важной, покрытой письменами статуе Птах-хотепа, одной из очень редких статуй XXVII династии, хранящейся теперь в Музее Бруклина.

Хотя длинная надпись на спине этой статуи никак не определяет роль, которую он играл в политике того времени, и в ней просто перечисляются его должности и достижения, но костюм и орнаменты разоблачают его симпатии. Птах-хотеп одет в два простых одеяния: длинную запахивающуюся юбку, закрывающую его тело от груди до лодыжек, застегивающуюся с одной стороны, и поверх нее в тесно облегающую куртку с длинными, расширяющимися книзу рукавами (такие куртки носят персы с рельефов Персеполя). Никогда раньше в Египте не носили шитую одежду, и изображения этой куртки, по-видимому, ограничились скульптурой XXVII династии; мы уже это заметили по гробнице Петосириса. Имеются, таким образом, достаточные основания, чтобы рассматривать это как персидское нововведение. Вокруг шеи Птах-хотеп носит, кроме обычного египетского нагрудника, прекрасный ахеменидский металлический воротник, заканчивающийся козлами с поджатыми передними ногами.

Надпись Птах-хотепа указывает на его влиятельность: «Князь и граф, царский казначей и единственный друг, он велик должностью и велик заслугами, руководитель всех царских работ и министр финансов». Несмотря на его значительность, он известен лишь по еще одному памятнику – стеле, находящейся в Лувре, датированной тридцать четвертым годом правления Дария I и найденной в Мемфисе, где, согласно надписи, Птах-хотеп воздвиг памятник.

Мемфис в Нижнем Египте, знакомый грекам как «Белая крепость», был сделан административной столицей при Камбисе, и о присутствии там во время персидского господства лагерей наемных солдат и иностранных работников, в том числе корабельных плотников (поскольку Мемфис всегда был верфью), известно не только из отчета Геродота, но также из обнаруженных там настенных надписей и могильных камней. Согласно Геродоту, там основали лагеря для иудеев и тирян, а также для персов. На разоренных памятниках ранних династий обнаружены нацарапанные надписи по-арамейски и по-финикийски, а Петри нашел многочисленные оттиски ахеменидских печатей и терракотовые фигурки иноземцев, семитов и эгейцев.

Один из самых любопытных памятников Мемфиса – резное, некогда хранившееся в Берлине изображение церемонии похорон знатного мидянина или перса. Тело подготовлено к погребению на ложе с высокой подушкой. Ложе, как и столик напротив него, принадлежит к ассирийскому или ахеменидскому стилю мебели. У покойника кудрявая борода и прическа ассирийца или перса, но одежда с рукавами и высокий головной убор с круглым верхом наводит на мысль о мидийском наряде, представленном на рельефах Персеполя. Не менее интересны фигуры, окружающие торжественно возлежащего умершего. Две женщины, стоящие в голове ложа, разорвали одежду у себя на груди и рвут на себе волосы. Вероятно, это нанятые профессиональные египетские плакальщицы. Но две мужские фигуры в ногах ложа одеты в штаны, верхнюю одежду до колен и головные уборы той же формы, что и покойник. Это безусловно должны быть мидяне или скифы. Кроме того, на заднем плане стоит конюх с конем, вероятно принадлежавшим покойному, которого или по скифскому обычаю намереваются поместить в могилу, или в знак траура остричь ему гриву.

В этот краткий обзор не включены единичные находки ахеменидских предметов, например чаши из Афин, браслета из Коринфа и маленькой серебряной статуэтки горного барана из Индии, но нужно принять во внимание, что такой материал распространен очень широко и случайно. Этот факт, насколько бы он ни разочаровывал, имеет некоторое значение. В отличие от Микен бронзового века, в отличие от страны Ашшура в Ассирийской империи и Афин в Делосском союзе, родина персов в Фарсе, хотя и была локальным центром ахеменидского искусства, не стала экономическим и торговым центром для покоренных стран. Это было относительно незаселенное, неразвитое место, лежавшее в стороне от проторенных троп месопотамо-сирийских торговых путей. Собственно Персия была грекам едва знакома.

Глава 8

Более поздняя история

Горькие плоды недальновидной политики Ксеркса в Египте вскоре пришлось вкусить его сыну Артаксерксу I. Источником неприятностей был Инар, сын бывшего фараона и ливийки, своевременно посетивший в 460 г. до н. э. Перикла в Афинах в поисках помощи против их общего врага. Греки не нажили капитала на своей стремительной победе при Эвримедоне. Флот Делосского союза был в силах контролировать Левант и при Кимоне мог даже попытаться отвоевать Кипр, но Коринф и Эгина увлеклись собственной войной, и бывшие союзники континентальной Греции оказались, таким образом, разобщены. Но теперь афинская армия погрузилась на корабли, отправилась в Египет, убила ахеменидского сатрапа и захватила Мемфис. Если бы этой экспедиции удалось установить независимость Египта, Персия получила бы сокрушительный удар, но все закончилось для Афин полным провалом, и греки обратили свои помыслы на поиски мира. Договариваться об условиях направили в Сузы делегацию во главе с Каллием, способнейшим афинским дипломатом. Персия признавала верховенство Афин над ионийскими государствами в Делосском союзе и готовилась предоставить автономию тем из них, которые оставались в вассальной зависимости от великого царя. Ни одно персидское судно не должно было появляться в Эгейском море и в Пропонтиде, и никакие войска сатрапов не должны были приближаться на 50 миль к частям побережья Малой Азии, контролируемым Афинами. Со своей стороны Афины оставляли Кипр, прекращали вмешиваться в дела Египта и, вероятно, соглашались на демилитаризацию Ионии.