Первая академия. Том 2

Amazerak

С другой стороны, если бы Настя сама не пришла ко мне в тот вечер, то и неприятностей бы у неё сейчас не возникло. В её оправдание можно сказать, она тогда не знала, кто я. Но если бы и знала, вряд ли это что-то изменило бы.

Так или иначе помочь надо было. Она теперь с нами в одной лодке. Я склонялся обратиться к Вяземскому с данной проблемой. Но не сейчас, попозже.

Мы с Настей созванивались в воскресенье и на следующей неделе. Она сама мне звонила. Не знаю, обижалась ли она на меня до сих пор или уже нет, но виду не показывала. Наверное, понимала, что я — единственный

человек, который может хоть как-то помочь.

В следующее воскресенье закончилась отработка повинности, и мои друзья снова захотели вытащить меня в город, чтобы это отметить. Отказался. Были дела и поважнее. Всё свободное время уходило на тренировки. Теперь я старался посещать полигон, где отрабатывал заклинания повышенной мощности, вроде волн огня и шаров объёмного взрыва. Делал это преимущественно поздним вечером, не желая привлекать лишнего внимания.

А в Ярославле тем временем Горбатов вёл переговоры о выкупе очередной партии пленных. Общался то с Шереметевым, то с графом Зейдлицем, пытаясь выторговать наиболее выгодные условия. Не знаю, что у них происходило, но складывалось впечатление, что возникли какие-то разногласия. Зейдлиц твердил, что не желает с нами войны и обещал больше не отправлять людей в Ярославль.

В середине прошлой недели вернулась из Ярославля Лиза. Он всё же решилась переехать, и по возвращении сразу же закрыла все наши кафе и контору компании, которая находилась на втором этаже бывшего дома её семьи, и стала собирать вещи.

Заодно продала свой кабриолет. А вот машину покойного мужа оставила. Это был чёрный люксовый седан выпуска конца двадцатых годов — автомобиль более практичный, нежели двухдверный кабриолет.

Лиза собиралась отбыть в воскресенье рано-рано утром в сопровождении четырёх стражников рода Вяземских, которые находились под моим началом. От услуг Оболенских она, разумеется, отказалась, вызвав тем самым недоумение Виктора Ивановича. Тот, по её словам, уговаривал остаться и наплёл, что в Ярославле она подвергает себя большой опасности. Понял, гад, что не видать ему Лизы, как собственных ушей. Но все его уловки были напрасны.

Меня вообще не устраивало такое положение вещей, когда моя попечительница находится под влиянием другого рода. Рано или поздно Оболенские попытаются влиять на меня через Лизу. Зачем мне оно надо? Её переезд решал и эту проблему тоже.

Мы с Лизой решили провести вместе время перед отъездом, и потому в субботу сразу после занятий я отправил в усадьбу в Приозёрном.

Когда приехал, вещи уже были упакованы. Часть имущества отправилась в Ярославль грузовиком ещё утром, оставшиеся несколько чемоданов Лиза намеревалась вести с собой. Они лежали в прихожей, ожидая отъезда.

Дом как будто опустел. Со стен исчезли некоторые картины, а с тумбочек и комодов — статуэтки. Из гостиной пропали несколько кресел, а из шкафа — хрустальный сервиз. Лиза взяла с собой всё, что принадлежало ей и её покойному мужу.

Мы поужинали вдвоём и отправились гулять в сад. Погода стояла солнечная, вокруг всё таяло, радостно играла капель мелодию грядущей весны, до которой оставался всего один день.

—

Мне грустно расставаться с этим местом, — жаловалась Лиза. — Почти всю жизнь я провела в родительском доме, а последние годы — здесь. Эта усадьба мне, как второй дом. С другой стороны, в Ярославле я буду меньше тосковать по былым временам.

— До сих пор грустишь? — спросил я.

— О, уже совсем не так как раньше. Тогда я порой плакала ночами, а теперь — лишь лёгкая тоска иногда накатывает. Что-то похожее было, когда пришло извещение о гибели отца. Вначале тяжело, но со временем боль постепенно утихает.

— Да, ты права, со временем проходит.

— А ты не грустишь по родителям?

— Иногда случается, — соврал я.

— Не жалеешь, что так и не помирился с отцом?

— Возможно, — мне не хотелось придумывать всякую околесицу, поэтому я попытался не развивать тему.

Мы спустились к укрытому снегом озеру.

— Солнце садится. Смотри какой красивый закат, — Лиза с восхищение посмотрела на запад, где небо окрасилось в розово-оранжевые цвета.

— Ага, красивый. Ты завтра во сколько хочешь ехать? — спросил я.

— Как можно раньше. Часов в пять утра.

— Рановато.

— Хочу быть в Ярославле днём. Надо немного разобрать вещи, а завтра будет важная встреча, я тебе говорила. Будем решать, кого назначить директором нового завода. Василий Родионович предлагает своего кандидата, Юрий Степанович — своего.

— Да уж, а у нас даже предложить некого, хотя я тоже владею двадцатью процентами.

— Я могу выдвинуть свою кандидатуру.

— Ты разбираешься в деревообрабатывающем производстве?

— Нет, конечно, — хихикнула Лиза.

— Не надо. У тебя и так большая нагрузка. Голосуй за кандидатуру, которую Горбатов предлагает. Мы с ним более тесно общаемся.

— Хорошо, я так и сделаю.

Сегодня мы легли рано, а на следующий день проснулись ни свет ни заря, перекусили и стали собираться в дорогу.

Два чемодана уместились в багажник-кофр Лизиного седана, остальные пришлось грузить в автомобиль охраны. Лиза тепло попрощалась со слугами и уселась на заднее сиденье своего авто. За рулём был один из стражников.

Я поехал первым на своём кабриолете, который в последнее время редко покидал стоянку академии.

Когда подъезжали к Грайвороново, нам навстречу промчалась колонна из десятка автомобилей. Какие-то важные люди торопились в Люблино. Уж не стража ли чья-то едет разбираться с проблемами? Конфликты в эти года случались у многих дворян.

В Мытищах сделали остановку. Я и Лиза вышли из машин и обнялись на прощанье.

— Ну вот и всё, — она печально улыбнулась. — Теперь увидимся нескоро.

— Ерунда. До каникул осталось всего три месяца.

— Три месяца! — Лиза испустила глубокий вздох. — Это невероятно долго.

— Кто знает, может быть, Святослав снова попытается напасть на наш завод. Тогда приеду раньше.

— Ну тебя! Лучше просто так приезжай. Могу даже отпросить тебя на недельку.

— А как же учёба? Хочешь, чтобы я совсем её запустил? — я рассмеялся. — Ладно, может быть, и приеду. Не скучай.