Первая Арена. Охотники за головами
Шрифт:
Она отклоняется от меня, улыбаясь.
«Я люблю тебя, Брук,» – говорит она с улыбкой.
«Я тоже тебя люблю,» – отвечаю я.
«Ты всегда будешь моей старшей сестрой?» – спрашивает она.
«Всегда,» – говорю я.
«Ты обещаешь?» – спрашивает она.
«Обещаю,» – отвечаю я ей.
Я открываю глаза и впервые за долгое время не чувствую боли. Это потрясающе: я снова чувствую себя здоровой. Боль в моей ноге почти исчезла, опухоль уменьшилась до размера мяча для гольфа.
Все боли резко уменьшились и моя лихорадка, похоже, тоже. Я уже совсем не чувствую себя такой замерзшей и не потею так сильно. Мне дали второй шанс.
Все еще темно. Я уже не вижу луну и размышляю, сколько же прошло времени. Логан сидит рядом со сной. Он видит меня и мгновенно реагирует, потянувшись и протерев мой лоб влажной тряпкой. На нем нет куртки; он накинул ее на меня. Я чувствую себя ужасно, должно быть, ему очень холодно.
Я снова ощущаю прилив признательности ему, чувствую себя ближе к нему, чем когда-либо раньше. Я очень хочу сказать ему, как я ценю все это. Но прямо сейчас я все еще едва соображаю и не могу облечь мысли в слова.
Он наклоняется и, положив руку мне на затылок, поднимает его.
– Открой рот, – мягко произносит он.
Он кладет мне на язык три таблетки, затем заливает мне в рот воду. Мое горло так пересохло, что я не могу проглотить ее с первого раза, но в конце концов у меня получается. Я поднимаю голову еще выше и делаю еще один глоток.
– Жар спадает, – говорит он.
– Мне гораздо лучше, – говорю я с новой энергией. Я хватаю его руку и крепко сжимаю ее в благодарности. Он спас мне жизнь. Снова. Я смотрю на него. «Спасибо тебе,» – говорю я с жаром.
Он улыбается, но затем неожиданно отнимает руку. Я не уверена, как это понимать. Может быть, он не заботится обо мне так сильно, как я думаю? Может быть, он делал все это только лишь из чувству долга? Может быть, он заботится о ком-то другом? Может быть, я в каком-то плане перешла границы? Или же он просто смущен? Стесняется?
Интересно, почему меня это так беспокоит? И тут я понимаю: у меня есть к нему чувства.
Он наклоняется и достает что-то из рюкзака.
– Они дали нам это, – говорит он.
Он достает кусочек засушенного фрукта и протягивает его мне. Я в благоговении беру его, уже чувствуя приступ голода.
– А ты? – спрашиваю я.
Он качает головой, уступая его мне. Но я в любом случае не съела бы все целиком. Я рву фрукт напополам и кладу половину ему в руку. Он неохотно берет ее. Затем я пробую свою долю, и это, вероятно, лучшее, что я когда-либо ела. На вкус похоже на вишню.
Он улыбается, кушая свою половину, затем лезет в рюкзак и достает два пистолета. Один он протягивает мне. Я в восторге изучаю его.
– Полностью заряжен, – говорит он.
– Должно быть, они действительно ненавидят охотников, – говорю я.
– Они хотят, чтобы мы спасли твою сестру. И нанесли им ущерб, – говорит
Пистолет тяжело лежит в моей руке; так здорово снова обладать оружием. Наконец-то я не чувствую себя незащищенной. У меня есть реальный шанс на то, чтобы заполучить ее в бою.
– Следующая лодка отплывает на рассвете, – говорит он. – Это через несколько часов. Ты готова к этому?
– Я буду на этой лодке, даже если я буду трупом, – сказала я и он разулыбался.
Он обследует свой пистолет и неожиданно мен захлестывает желание узнать о нем больше. Я не хочу выпытывать, но он молчит и так загадочен. А я все больше привязываюсь к нему. Я хочу знать больше.
– Куда ты собирался поехать? – спрашиваю я его. Мой голос охрип, в горле стоит сухость и вопрос получается грубее, чем я рассчитывала.
Он удивленно смотрит на меня.
– Если бы ты бежал в самом начале. Если бы увел лодку.
Он смотрит в сторону и вздыхает. Следует долгое молчание и через какое-то время я уже думаю, что он не собирается мне отвечать.
– Куда угодно, – говорит он наконец. – Подальше отсюда.
Он что-то скрывает, я не понимаю, почему. Мне почему-то кажется, что он человек, который предпочитает более конкретные планы.
– Должно быть какое-то место, – говорю я, – которое ты держишь в голове.
Он отводит взгляд. Затем, после длительного молчания он говорит, скрепя сердце: «Да, есть.»
По его тону понятно, что он не ожидает, что его будут спрашивать об этом сейчас. После долгой паузы я понимаю, что сам он не будет рассказывать. Я не хочу допрашивать, но мне надо знать.
– Где? – спрашиваю я.
Он отводит глаза и я вижу, что по каким-то причинам он не хочет мне говорить. Интересно, он мне не доверяет? Затем он, наконец, произносит.
– Один город должен был остаться. Безопасное место, нетронутое, в котором все идеально. Сколько угодно воды и еды. Люди живут там, будто войны никогда не было. Все здоровы. И он скрыт от всего мира.
Он смотрит на меня:
– Туда я собирался.
На какой-то момент я думаю, что он дурачит меня. Он не может не понимать, что это звучит невероятно, даже по-детски. Я не могу поверить, что кто-то такой взрослый и ответственный как он верит в такое место – или хотя бы хочет туда поехать, не меньше.
– Звучит как сказка, – говорю я, улыбаясь, наполовину ожидая, что он скажет, что просто пошутил.
Но к моему удивлению он со злостью смотрит на меня.
– Я знал, что ничего не нужно говорить, – произнес он с болью.
Я в шоке от его реакции. Он действительно верит в это.
– Прости, – говорю я. – Я думала, ты пошутил.
Он отворачивается в смущении. Мне трудно это понять: я давно перестала верить в существование чего-то хорошего в этом мире. Я не могу поверить, что он до сих пор придерживается таких убеждений. Он.