Первая формула

Вирди Р.

– Хм… Выражения из Ашрама. Там ходили слухи об одном тайном месте. Вроде бы путь к нему преграждала невидимая стена, и за ней явно что-то было, но… – Он замолчал и поднял палец, едва не заставив меня оторваться от созерцания пламени. – …как пробраться за стену, не знал никто. Ее защищало плетение, распустить которое не мог ни один из тех, кто учился в Ашраме. Пытались составить обратную формулу – ничего не вышло.

Ага, стало быть, распустить чужое плетение все же можно. Или, например, придумать обратную формулу. Нечто подобное я уже слышал в разных сказаниях, повествующих о великих магических битвах с применением бушующих стихий. В ходе таких сражений вставала

на дыбы земля и рушились скалы.

– Что там, за стеной? – Я едва не оторвал взгляд от свечки и сразу вновь сосредоточился.

– Не знаю, Ари. Говорю же, за нее так никому заглянуть и не удалось. Да и риши запретили пытаться. Уж очень это было рискованно. Представь себе самонадеянных учеников: не ровен час, кто-нибудь обрушил бы своды нашей пещеры себе и другим на головы. Ходили слухи об одном дурачке, который пытался растопить стену. В итоге сгорел сам и сжег друзей. Мало того, своими плетениями он едва не высосал весь воздух из Ашрама. – Прикрыв глаза рукой, Маграб вздрогнул. – Так вот, каждый ученик, безуспешно пробовавший разрушить то плетение, рано или поздно произносил данное проклятие. Дьявольское плетение… – Он со вздохом покачал головой. – Кто знает, может, в один прекрасный день это удастся тебе? Так или иначе, сейчас не время предаваться воспоминаниям о древней магии и утерянных формулах. – Маграб устало улыбнулся.

Мог ли я забыть его слова? Впереди маячили великие свершения. Кстати, хотя я тогда ни о чем и не подозревал, у Маграба были причины рассказать эту историю.

Он щелкнул пальцами, призывая заняться делом, и я уставился на огонек, погружавший меня в транс своим ритмичным покачиванием. Маграб тем временем продолжил легенду о Браме:

– Как только Брама удовлетворили успехи людей, освоивших начальный этап искусства плетения и познавших принципы мироздания, он перешел к следующей стадии. Научил человека многократно сворачивать материю разума, показал, как следует заглядывать в себя и определять свой Атам – пространственную оболочку, окружающую наше физическое тело. В этом отношении люди сильно ограничены. Брам же, рожденный из огня и света, не ведал никаких препятствий ни в силе, ни в понимании сути вещей; погружение в магию плетения для него было столь же естественно, как для нас – сон.

Прислушиваясь к рассказу Маграба и собственным блуждающим мыслям, я растворился в пространстве. В сознании не было ничего, кроме черной стены, и в пустоте висел одинокий огонек, на котором сосредоточилось мое внимание. Я смотрел на него, пока не отключился от реальности. Слова Маграба превратились в отголоски далекого сна.

Наконец я и вправду уснул, но в забытьи продолжал думать о свече и пламени.

15

Грани восприятия

Прошло несколько недель обучения, и вскоре я навострился часами удерживать в сознании безупречный огонек свечи, плавающий на черном фоне. С таким же успехом во мне мог жить и настоящий огонь. Оранжевый язычок колебался, словно живой, и я был способен предсказать, как он себя поведет в следующий миг.

Будет преувеличением говорить, что я его постиг, однако для столь юного ученика от полного понимания находился в опасной близости.

Халим и Маграб проводили вместе все больше времени, хотя разговаривали всегда за дверями комнаты хозяина театра. Я несколько раз пытался их подслушать, только то и дело попадался на глаза кому-нибудь из лицедеев. Меня шугали, но Халиму не докладывали.

Таким образом, наказаний и занудных нотаций я избежал, а вот мое самолюбие

пострадало здорово. Любой самоуверенный мальчишка расстроится из-за того, что шпион из него получается никудышный.

Тогда я решил тратить все свободное время на осмысление каждого слова Маграба о плетениях. Пытался разобраться самостоятельно.

Как-то раз в трюм заглянул один из лицедеев. Я практиковался со свечой, когда меня встряхнули за плечи с такой силой, что я вышел из транса и едва не выругался. Хорошо, сумел вовремя себя остановить, увидев, кто пожаловал.

Витуму только-только исполнилось двадцать. Худощавый жилистый парень телосложением походил на танцора или последователя духовных практик, но уж никак не на фехтовальщика. Оттенок его глаз напоминал мне воду в стоячей луже – холодную и тускло-серую, а зрачки как будто скрывала вечная пелена тумана. Один из лицедеев обронил, что в глаза Витуму плюнула змея, после чего тот едва не ослеп. Зрение в итоге сохранилось, а вот цвет радужки померк навсегда.

Я не знал, стоит ли верить подобным сказкам, однако если присмотреться – то поверишь и не в такое.

Я молча ждал, гадая, чего от меня хочет наш постановщик батальных сцен. Витум всегда был добр, хотя держался наособицу – знай работал да вострил свои клинки. По-моему, больше ни на что он время и не тратил. При разговорах всегда был точен и говорил только по делу.

– Ари-ча, ты ведь не хочешь, чтобы Махам застал тебя здесь во сне? – В голосе Витума звучали нотки заботы о бедном мальчике, хотя холодные глаза и неподвижное лицо невольно заставляли сомневаться в его искренности. – Я пришел за тобой.

Я медленно выдохнул и откашлялся:

– Кто меня зовет?

Витум улыбнулся, и его белоснежные зубы сверкнули на фоне смуглого лица. Проведи он весь день на солнце, загар к цвету его кожи не добавил бы ни грамма.

– Я тебя зову, Ари-ча. Халим теперь прислушивается к твоему новому приятелю, ятху, который держит огонь в ладонях. Не знаю, что он там нашептал, но Халим вбил себе в голову, что твое место – на подмостках. Еще твердит – театру нужна помощь. – Он нахмурился. – Деньги – зло, Ари-ча.

Я подскочил на месте и, задыхаясь от волнения, засыпал фехтовальщика вопросами:

– Серьезно? А кого я буду играть? Когда? Почему именно сегодня? Маграб рассказал Халиму, что у меня есть талант? Я ведь сыграл перед ним несколько сценок! Прямо здесь, в трюме. Знаешь, один отрывок про Ядира, и…

– Ой-ой-ой, Ари-ча! – Останавливая мое словоизвержение, Витум поднял руку, положил ее мне на грудь и дважды хлопнул по тому месту, где находится сердце. Потом похлопал и себя тоже. – Ого, тум-тум-тум! – Он покусал губы, вновь нахмурился и добавил: – Слишком много… э-э-э… уурх – вредно, Ари. Как будет уурх на языке торговцев?

Язык торговцев был универсальным наречием, которым пользовались на Золотом Пути, проходившем через все крупные страны. Этой дорогой обычно шли торговые караваны со всяким добром. Империя Мутри находилась в самом его центре. Именно отсюда уходила львиная доля товаров – от пряностей до драгоценных металлов, – потому язык торговцев здесь и прижился довольно быстро, во всяком случае, среди тех, кто был обучен грамоте. Все остальные пользовались древним наречием брамти. Специально изучали его богатеи, представители высших каст и убежденные сторонники классических языков.