Первая императрица России. Екатерина Прекрасная
Шрифт:
– Буджакский мурза…
– А где хан со всей своей силой?
– Наш могучий хан Девлет-Гирей идет следом. Иншаллах [37] , скоро ты встретишь его, Шеремет!
– Что думает свершать ваш хан?
– Это нам неведомо…
– А ведомо ли вам, что все скоро умрете?
– На все воля Аллаха. Ты тоже умрешь, Шеремет.
– Ладно, коли так, – Борис Петрович мрачно усмехнулся и обратился к молдавскому сотнику, монументально возвышавшемуся над пленными на своем рослом сером жеребце:
37
Иншаллах – если Бог пожелает ( арабск.).
– Эй, паркалаб [38] , по-нашему разумеешь? Добро. Выведи басурман за лагерь – и в сабли их. Исполняй!
Офицер чеканно отсалютовал союзному фельдмаршалу своей кривой саблей и выкрикнул команду. Молдаване уколами пик и ударами нагаек начали поднимать обреченных татар. Возникла заминка, неизбежная, когда людей ведут на смерть.
– Борис Петрович, – умоляюще обратилась к Шереметеву Екатерина, которой стало жаль этих смелых людей, особенно мальчишку. – Оставьте пленных! Государь, быть может, захочет допросить их собственной персоной…
38
Паркалаб, пыркэлаб – воинский начальник в средневековой Молдавии.
– Не захочет, мелочь это! – сердито отрезал старый фельдмаршал и посмотрел на женщину в упор, сдвинув косматые седеющие брови. – Тебе не понять, ты в других краях рождена. У нас с ними война без пощады! Ныне они без малого триста драгун положили, и раненых бы не пожалели, коли конница Кантемирова ко времени не ударила!
Фельдмаршал отвернулся и тяжело зашагал прочь, на ходу протянув руку, в которую Порфирич услужливо вложил палку. Екатерина печально опустила голову. Дочь и жена солдата, она, наоборот, все понимала, но бесцельное убийство людьми людей претило ей как женщине и матери. Каждый раз, когда она смирялась с ним, в душе оставалась мертвая пустота…
– Госпожа!!! Спаси меня! – рванулся вдруг отчаянный крик. Кричал совсем юный голос и, что удивительно, кричал по-русски. Екатерина резко обернулась.
Молдавские конники уже подгоняли к воротам кучку пленных. Тот самый молодой татарин сумел прорвать их кольцо и что было сил бежал к ней через лагерный плац. Его уже настигал пустивший коня вскачь молдавский всадник с длинными тараканьими усами. Молдаванин высоко занес саблю… Екатерина поняла, что не успеет…
Но юноша вдруг обернулся к преследователю, ловко нырнул под удар, скользнул под брюхом вздыбившегося коня и изо всех сил дернул молдаванина за сапог. Всадник с маху грянулся на землю, сабля вылетела из его рук. Татарин стремительно бросился к оружию. Но молдаванин, словно хищный зверь, метнулся с земли ему вслед, обхватил руками за пояс и повалил на землю. Они покатились в пыли, пытаясь схватить друг друга за горло. Это продолжалось всего мгновение. Молдаванин был гораздо сильнее, тяжелее, опытнее. Он подмял противника под себя, навалился сверху и начал раз за разом коротко и сокрушительно бить его в лицо своим здоровенным кулаком, мстя за постыдное падение. Затем, видя, что татарин перестал сопротивляться, рванулся рукой к голенищу и вытащил засапожный нож.
– Стой! – отчаянно закричала Екатерина, больше всего боясь, что молдавский солдат не поймет ее. – Не делай этого!! Нет!!!
Молдаванин обратил к ней перекошенное злобой лицо. Екатерина бросилась к нему, на ходу сдернула с пальца первое попавшееся кольцо, кажется, с крупным рубином, и протянула его:
– Послушай… Не убивай пленного! Я хочу купить его у тебя. Ты меня понимаешь?
Молдаванин нехотя поднялся, сделал рукой отрицательный жест и, отступив на несколько шагов, поклонился ей и произнес несколько слов на своем языке.
– Каралаш отдает татарчонка даром, коли тебе он нужен, – услышала Екатерина слова старика Шереметева. Фельдмаршал стоял рядом: оказывается, подоспел на помощь, несмотря на свою хромоту, и Екатерина оценила это. Как и неожиданный рыцарский поступок степного всадника, слов которого она не поняла, но угадала их смысл.
– Спасибо тебе! – поблагодарила Екатерина молдаванина. – Ты храбрый и благородный воин!
Тот только неопределенно пожал плечами, подобрал саблю и, прихрамывая, поковылял ловить своего коня под едкие смешки и грубые шутки русских солдат. Екатерина подошла к спасенному ею татарину, не совсем еще понимая, что собирается делать с ним. Мальчишка лежал на спине, закрывая окровавленное разбитое лицо руками, и тихонько подвывал, словно побитый щенок. От него и пахло, как от бездомного щенка, – псиной и мокрой шкурой.
– А ну, Порфирич, подними-ка басурманенка, пускай поглядит, кому жизнью обязан! – распорядился Шереметев. Денщик, недовольно ворча, сгреб пленного за ворот овчинной жилетки, рывком поставил на ноги и на всякий случай ловко закрутил ему руки за спину. Татарин поднял заплывшие кровянистыми опухолями глаза, которые были светлого серого цвета. Фима Скоропадская негромко взвизгнула и порывисто попыталась закрыть Екатерину своим телом, словно от опасности.
– Не боись, девонька, не укусит, он теперь смиренный! – добродушно засмеялся Порфирич, но на всякий случай пригнул пленному голову и что-то назидательно рявкнул по-татарски.
– Откуда ты знаешь русский язык? – удивленно спросила Екатерина, вспомнив, что именно крик о помощи на знакомом языке стал причиной этой странной встречи.
– Да благословит тебя Аллах, моя госпожа, – не совсем внятно пробормотал молодой татарин. – Моя мать русская, отец когда-то привез ее ясыркой [39] из набега и женился на ней…
– Обычное дело, – промолвил Шереметев. – Сколько девок да баб наших вот так пропало!
39
Ясырка – военнопленная, невольница.
– Вот и возвращайся к матери! – решилась Екатерина. – Я прикажу, и тебя проводят из лагеря.
Но татарин вдруг горячо рванулся из рук Порфирича с такой силой, что тот заматерился и стиснул его еще крепче.
– Нет, моя госпожа! – отчаянно заговорил юноша, буквально захлебываясь словами или скорее кровью из разбитого рта. – Ты спасла меня от смерти, теперь я должен вернуть тебе службой за твое добро! Такова воля Всевышнего Аллаха! Не прогоняй меня, госпожа, я сильный и смелый! Я буду твоим самым верным нукером!
– Сильный и смелый? – искренне рассмеялась Екатерина, оглядев щуплую полудетскую фигуру татарина. – Ты еще слишком молод для службы…
– Молдаванина, однако, он свалил молодцом, – раздумчиво заметил Шереметев. – Щенок еще, конечно, но бойцовой крепкой породы. Раз уж помиловала, принимай слугу, Екатерина Алексевна! Псом твоим будет, покуда жизнь тебе в ответ не спасет. Так ему их закон велит!
– Послушай Шеремета, моя добрая госпожа! Шеремет мудрый! – ухватился за надежду пленный.