Первая Одиссея
Шрифт:
– Второе будет посложнее.
Лишь рассмеялся Диомед:
– Разве смутит героя женское коварство?
– Нет, не смутит, но только….
– Что?
– Зачем такая мне семья? Хочу с супругой жить в любви.
– А как же Спарта?
– Итака мне милей.
В недоумении развёл руками Диомед:
– Зачем же прибыл ты сюда?
– Хотел бы знать я это сам, – признался Одиссей, – но больше мне сердцу Пенелопа.
– И как давно? – дивился Диомед.
– Как только увидал, когда вошла ко мне служанкой и воду пролила.
Пожал плечами Диамед:
– Мне странно это слышать.
– Почему?
– Затмила всех прекрасная Елена своею красотой, как солнце звёзды затмевает.
– Любуюсь солнцем я, но звёздочка
– О, мудрый Одиссей, дивлюсь твоей прозорливости.
– Раскрылся я: смеяться можешь ты теперь.
– Наоборот, я рад. Мне легче: меньше женихов.
– А я готов тебе помочь в борьбе за Спарту и Елену.
– Как я за Пенелопу.
– Заключим же союз и жертву Зевсу принесём.
И клятву в дружбе дав пред богом всех богов, Лаэрта сын и Диомед кровь собственную в жертву принесли, алтарь ей окропив, и молча любовались ночью уходящей. С гор утренняя Эос свежесть принесла. На небе угасали звёзды, и лишь Форос мерцала над Тайгетом.
– Возможно, ты и прав, – как будто вслух подумал Диомед.
– Ты втайне сохрани признание моё, – промолвил Одиссей. – Я не хочу заранее пред всеми раскрываться.
Кивнул в ответ лишь Диомед, о чём-то размышляя о своём.
Песнь четвёртая. Игры женихов
В тот день им так и не пришлось сомкнуть глаза. Лишь лучезарный Гелиос взошёл на небо, как жениха поднялись с лож. Пора вставать, приветствовать взошедшее на небо божество. Грех спать, когда сам Гелиос по небу шествует. Не для того он освещает землю, чтоб предавались люди сну, а чтобы славили богов и подвиги свершали. Встречали люди на ногах восход, и встали женихи. У многих после пира болела голова, и омовение они отравились свершить в Эвроте, освежающем и быстром. Здесь в незапамятные времена одни болота были, наполненные гадами ползучими. Спартанский царь Эврот прорыл канал и воды отвёл в море. И полноводная река здесь потекла вместо болот. Её назвали в честь Эврота. Царю не дали боги сыновей, и зятю передал он власть по имени Лакедомон, который был женат на Спарте, прекрасной дочери царя. А матерью Лакедомона была красавица Тайгет, по имени которой назвали самую высокую вершину гор Лаконии чудесной. Упорная молва ходила, что отцом Лакедомона сам Громовержец был, великий Зевс. А нынешний царь Спарты Тиндарей прямым потомком был Лакедомона и потому мог хвастаться божественным происхождением. Но наших женихов все это мало волновало. Они в реке плескались после бурной ночи, чтобы скорее сил набраться и на состязаньях предстоящих предстать во всей красе. Герои в воды погрузились и долго и в них плескались, и веселясь, и обдавая брызгами блестящими друг друга.
А в это время Тиндарей для женихов готовил испытанье. Он мостиками остров небольшой велел соединить от разных берегов Эврота. Герои по мостам попарно шли на остров и там в борьбу вступали. Тот побеждал, кто в воду первым низвергал соперника. На состязания героев посмотреть вся Спарта собралась. Расположились жители по берегам реки и громким криком славили героев. А для царей и членов их семей на месте видном и высоком установили изукрашенные троны. В них восседали Тиндарей, Икарий, Агамемнон, Елена, Клитемнестра, Пенелопа. Всем женщинам позволили за состязаньем наблюдать в честь предстоящей свадьбы. Дары Афине Меднодомной принеся, из меди созданной, стоящей в храме на агоре, на площади, что в центре Спарты, в борьбу вступили женихи. По жребию, сошлись сперва Аяксы. Помимо имени, у них ничто не совпадало. Большой Аякс, царь Саламина, высок и строен, и могуч, а Малый, царь Локриды, наоборот, мал, коренаст, но ловок. Царь Саламина громадного орла напоминал, парящего высоко; зато второй похож был на гепарда, стремительного, как стрела. Сколь ни пытался Аякс из Саламина схватить царя Локриды, тот ускользал, как мышь от кошки. Вспотел изрядно богатырь, преследуя соперника по острову всему. Смеяться стали зрители. Посыпались советы:
– Лови его за уши!
– Хватай за нос!
– Цепляйся за язык!
– Куда там! Проворнее он зайца!
Ручьями пот стекал с атлетов, смывая скользкие масла. Вот, наконец, Большой Аякс схватил царя Локриды за плечо. Тот резко развернулся и врезался всем телом в могучего противника. Аякса оба потеряли равновесия и вместе в реку рухнули, сцепившись, как пантеры, и зрителей водой обдав. Кто победил из них? Взглянул царь Спарты на Икария, но тот руками лишь развёл. Когда герои выбрались на берег и к Тиндарею подошли, тот вопросил:
– Скажите сами, кто из вас сильнейший?
– Он! – указали друг на друга благородные Аяксы.
– Как рассудить мне вас? Победы оба вы достойны….
Царь Спарты хотел победу присудить обоим, но мрачного увидел Менелая и неожиданно изрёк:
– …. и оба проиграли, хоть славлю силу вашу и ваше благородство!
Обнявшись, Аяксы удалились под одобрительные свист и крики. С тех пор они друзьями стали верными и всегда сражались рядом, на выручку друг другу приходя.
А Менелай дух облегчённо перевёл. Не справиться ему с Большим Аяксом в сражении открытом лицом к лицу. Других пока он повергал. Вначале Менелай схватился с Диомедом. Тот прежде Одиссея одолел, который, в воду падая, шепнул: «Удачи, Диомед». Однако, против Менелая и Диомед не устоял. А за победу сошлись могучий Менелай и богатырь Патрокл, подобный богу. Хотя и волосы Атрида, похожие на облака в день солнечный, красноречиво говорили о неземном его происхождении. Патрокл предпринял натиск мощный на своего противника, но тот стоял, скале подобный, не отступив ни шагу. Тогда Патрокл могучими руками Атрида обхватил и, подняв над собой, в Эврот, как гору, бросил. Взлетели брызги до небес, обдав всех зрителей и трон, где восседал сам Тиндарей. Победа была полной. Царь Спарты торжественно надел на голову героя лавровый венок. Патрокл издал победный клич и, руки протянув к Елене, воскликнул торжествующе:
– Моя! Со мной разделишь ложе!
Та снисходительно сказала:
– Победа славная, но этого мне мало.
– Как?! Я всех поверг!
– Так ими и владей.
– Я победил, чтобы тобой владеть.
– Владеют лишь рабами, а я царевна, и свободно моё сердце.
– Что должен я ещё свершить, чтоб покорить его?
Елена рассмеялась:
– Преподнести мне свой трофей.
Патрокл приблизился к Елене, снял с головы венок лавровый и, склонившись, преподнёс его прекраснейшей из смертных. Царевна благосклонно дар приняла и молвила приветливо:
– Ты сделал первый шаг к моей руке и сердцу моему.
– Ради тебя готов я обойти всю землю от края и до края, до самой Ойкумены.
– Нисколько в этом я не сомневаюсь, герой отважный, – ответила Елена.
За сценой этой наблюдая, Лаэрта сын похлопал Диомеда по плечу:
– Теперь понятно мне, чего Елена хочет.
– Покорности от мужа, – подметил Диомед.
– И ты желаешь стать им?
– Пока не знаю.
После борьбы упорной герои по приглашенью Тиндарея омылись в ваннах каменных, искусно вытесанных в скалах. Ждал с нетерпеньем Пенелопу Одиссей, но мыть его пришла служанка пожилая.
– А где же Пенелопа? – спросил Лаэрта сын.
– Она меня прислала.
– Мою ей просьбу передай самой прийти.
Служанка вышла, и вскоре появилась Пенелопа.
– Зачем прислала ты служанку?
– Ты сам был против, чтобы я мыла тебе ноги.
– Лишь для того, чтобы ты омыла меня всего.
– Хорошо, омою – сказала просто Пенелопа.
Лаэрта сын тут в ванну погрузился, и дочь Икария ладонями растёрла нежно ему кожу, натруженные мышцы расслабляя, и золотые кудри расчесала, омыв водой их тёплой, из— под земли бегущей. Блаженствовал Лаэрта сын. А после она натёрла кожу маслами благовонными, накрыла плечи богатырские хитоном белым и сама залюбовалась Одиссеем, подобно богу ставшим.