Первая печать

Федоров Игорь

И тут словно пелена лопнула в мозгу у Айра. Он понял, что надо делать. Безумная идея. Но откуда такая уверенность, что должно выйти? В конце концов, кто сказал, что правила го нельзя совершенствовать?!

В подвале начал медленно вспухать стремительный взрыв, двое в пультовой открыли огонь по коридору сквозь пролом. Айр окутал свое невидимое тело коконом абсолютной силовой непроницаемости - в нем не мог атаковать и он сам. И одновременно отделил свое восприятие, сознание свое, мысли, от защищенного тела - и мощным рывком бросил вперед, на врага, залегшего за пультом. В того, чьи мысли он случайно прочел,

с кем был контакт. Вытолкнул его сознание, полностью не готовое к такой атаке. Не успевая привыкнуть к новому телу, полагаясь на его рефлексы, поразил залегших рядом врагов. Нащупал новый контакт, приготовился к броску, развернул оружие стволом к телу, нажал курок и рванулся дальше. Теперь все было легко. Рывок, контакт, выстрел, выстрел, выстрел в тело, рывок, контакт, выстрел - не ждали такой атаки?!
– Выстрел... Это что последний? Где там я? Вон? Ну что ж, прощай, последний враг. Выстрел - и к себе. Теперь снимай защиту.

Хм, прошло четыре секунды. Грузно упало тело врага, опали обломки взрыва, догорали переборки...

И внезапно Айр понял, и тут же само появилось оглушающее оно... Так вот что было за горизонтом...

Распахнулись стены базы, спала пелена сверхглубокого гипнополя, открылся зал космического полигона...

Широко расставив ноги, держа руки на кобурах бластеров, Маркиз прищуром глаз ощупывал Айра, как взведенная пружина, готовый к немедленным действиям.

Между ними дымились обломки, вскакивали всполохи агонизирующего пламени, сминались ненужные уже лианы, распахивались люки экспресс-реанимации, относили тела, отключали уцелевшую технику.

А они стояли, уперев зрачки в зрачки, не шелохнувшись, играя желваками, пытаясь унять подрагивающие руки, поедая друг друга взглядом.

Наконец Айр остыл, тяжело вздохнул, непослушными руками отстегнул шлем и снял его. Отшвырнул в обломки. Маркиз расслабил плечи, переступил с ноги на ногу и медленно и внятно произнес, не отводя давящего взгляда:

– Все-таки ты не человек, Айр. Человек этот полигон не прошел бы.

Айр выдержал взгляд до конца. Криво ухмыльнулся.

– Может быть, ты мне скажешь - кто?

– Я надеюсь, это сообщишь мне ты. Когда узнаешь.

Говорить не хотелось. Ничего не хотелось. И Айр нажал кнопку телепортации.

В город, домой. Домой.

7. СКАЗКА

Ночью особенно не походишь. Даже если дорога хорошо известна. Даже если можешь видеть в темноте.

Поэтому Варри и Лай, отойдя на приличное расстояние от деревни, решили все же заночевать. Выбрали поляну повыше и посуше. Лай собрал немного хворосту, Варри расстелил покрывало. Разожгли костер. Улеглись возле него, подложив руки под затылки и глядя на звездное небо, клочками вырывающееся между кронами деревьев.

Но сон все равно не шел. Слишком бурным был этот день. Столько нового. Столько трагического. Да и проснулись сегодня они не так уж и рано. Всю ночь росли.

Варри перевернулся набок, в глазах заплясали язычки огня. На костер можно смотреть бесконечно...

Лай за спиной тоже приподнялся на локте.

– Не спишь?

– Куда пойдем завтра?

– Старик же рассказывал дорогу.

– Но он же говорил, что к Отцу колдунов дорога меняется. И заранее ее никто не знает.

– Ну и куда мы тогда

пойдем?

– Не знаю, я тоже не знаю.

– Завтра и решим. Утро вечера мудренее.

Полежали еще. Костер засыпал. Он спокойно тлел ровным бордовым бархатом, вскидываясь изредка иссиня-прозрачными лепестками. А к братьям сон не шел.

– Интересно, Лай, а что тут было в старые времена? Совсем давно.

– Ну, как что? Люди жили. Ты о чем?

– О тех временах, когда все миры вместе были, до катастрофы...

– А-а... Это очень давно. Никто и не помнит почти. Разве что старики, которым в детстве рассказывали.

– И что, ничего не осталось с тех пор?

– Почему не осталось. Остались сказки, сказания, легенды... Ты думаешь, легенды откуда берутся? Это и есть рассказы о старых временах.

– Не знаю... Да и сказок я мало помню. Почему-то...

Огоньки уже не выскакивают синими крыльями из тлеющих угольев, предрассветный ветер осторожно пробует расшевелить лиственную раму звездной картины, где-то вдали проверяет голос мучающаяся бессонницей птица...

– Хочешь, расскажу?

– Конечно.

– Тогда слушай.

Лай улегся опять на спину, устроился поудобнее, закрыл глаза, собираясь с мыслями.

– Давным-давно это было, в незапамятные времена. Жил в этих краях мудрец. Был он красив, строен и добр сердцем.

– Это где это - в этих краях? В каком мире?

– Но в те времена, ведь, все миры вместе были. Почти как один. И не перебивай. Сказка ведь.

– Постараюсь.

– Вот... Жил он одиноко. И грустно стало ему. Пусть всего хватает - и одежды и еды - колдовать-то он умел. Но постылым все кажется, когда нет рядом ни друга, ни ученика, ни любимой. И решил он тогда...

– Прости, Лай. Я опять спрошу. А зачем же ему любимая? Старый ведь уже...

– И с чего ты взял, что мудрец обязательно должен быть старым. Он еще молодым был, хоть и мудрым... Ладно... Так вот, решил он тогда сделать у себя школу. Ну, вроде той, в какой нас Старик обучал. Собрать в ней немного детей из окрестных деревень - своих-то у него никого не было. Обучить их сначала простым знаниям, потом колдовству, мудрости своей.

А надо сказать, что народ в тех краях темный жил. Колдовать никто не умел, не знал как это делается, а потому боялись все колдовства, да и мудреца нашего, как огня, опасались. То ли не могли доброго от злого отличить, то ли не видели никогда доброго в трудной жизни своей, и потому от чужака ничего хорошего не ждали. Поэтому, была у мудреца еще и тайная одна цель. Представлялось ему, что, когда обученные дети вернутся в свои деревни, то поймут крестьяне, каким может быть колдун, когда он любит свою землю, своих людей и добра им желает.

Долго ли, коротко ли, разослал Мудрец гонцов в несколько деревень и попросил, чтобы прислали ему по одному-два юноши или девушки, самых смышленых, самых красивых - уродливый и глупый колдун у кого любовь будет вызывать?

Но забыл он или не учел, несмотря на всю свою мудрость, что не знают крестьяне, что такое попросить. А раз могучий кровожадный сосед требует для своих злодейских целей опору и надежду материнскую, делать нечего, поплакали, поубивались, а в дорогу снарядили. Не то совсем деревни с землей сровняет.