Первая пьеса Фанни
Шрифт:
выбила два зуба. Нокс. И ты преспокойно сидишь здесь и говоришь мне такие вещи? Маргарет. А где я, по-твоему, должна сидеть? Какой смысл в том, что ты
говоришь? Нокс. Моя дочь в Холоуэйской тюрьме! Маргарет. Все женщины в Холоуэйской тюрьме - чьи-то дочери. Право же, папа,
ты должен примириться с этим. Если бы ты просидел в камере четырнадцать
дней, пытаясь с этим примириться, ты бы понял, что я совсем не в таком
настроении, чтобы на меня таращили глаза,
себя, будто этого не могло быть. Такие вещи случаются каждый день, о
них читаешь в газете - и думаешь, что так и полагается. Ну так вот: это
случилось со мной, и дело с концом. Нокс (слабея, но не сдаваясь). Но с тобой это не должно было случиться!
Неужели ты не понимаешь? Маргарет. Мне кажется, это ни с кем не должно случаться. Однако случается.
(Порывисто встает.) Право же, я, кажется, лучше пойду и поколочу еще
какого-нибудь полисмена и вернусь в Холоуэй, чем толковать без конца
все об одном и том же. Если ты хочешь выгнать меня из дому, выгоняй, и
чем скорее, тем лучше. Дювале (вскакивает с места). Это немыслимо, мадемуазель. Ваш отец должен
думать о своем положении. Если он выставит дочь за дверь, это его
погубит в глазах общества. Нокс. А, так это вы ее подстрекали? А разрешите спросить, при чем здесь вы? Дювале. Я здесь, потому что вы меня пригласили, и притом очень настойчиво.
Но на мой счет вы можете не беспокоиться. Я принимал участие в
печальном инциденте, который привел вашу дочь в тюрьму. Меня
приговорили к двум неделям без права замены штрафом на том нелепом
основании, что я должен был ударить полисмена кулаком. Знай я об этом,
я бы с удовольствием это сделал, но я не знал и ударил его по уху
башмаком - должен сказать, что это был великолепный мулине ногой. Мне
сообщили, что я повинен в гнусном поступке, но из уважения к Entente
cordiale ["Сердечному согласию" (франц.)] мне будет оказано
снисхождение. Однако мисс Нокс, которая пустила в ход кулаки, получила
месяц, но с правом замены штрафом. Я об этом не знал, пока меня не
выпустили, после чего первым делом уплатил штраф. А затем мы явились
сюда. Миссис Нокс. Джо, ты должен вернуть джентльмену его деньги. Нокс (покраснев). Разумеется. (Достает деньги.) Дювале. О, что вы! Это неважно.
Нокс сует ему два соверена.
Ну, если вы настаиваете... (Прячет деньги.) Благодарю вас. Маргарет. Я вам так благодарна, мосье Дювале. Дювале. Не могу ли я быть вам еще чем-нибудь полезен, мадемуазель? Маргарет. Пожалуй, если вам все равно, вы лучше уходите сейчас, а уж мы тут
до чего-нибудь договоримся. Дювале. Разумеется. Мадам! (Поклон.) Мадемуазель! (Поклон.) Мосье! (Поклон.
Выходит.) Миссис Нокс. Не звони, Джо! Ты сам можешь проводить джентльмена.
Нокс поспешно выпроваживает Дювале. Мать и дочь. не
говоря ни слова, растерянно смотрят друг на друга.
Миссис Нокс медленно садится. Маргарет следует ее
примеру. Снова смотрят друг на друга. Мистер Нокс
возвращается.
Нокс (отрывисто и сурово). Эмили, ты сама должна поговорить с ней.
(Обращаясь к Маргарет.) Я оставляю тебя с матерью. Я свое слово скажу,
когда узнаю, что ты ей сообщишь. (Уходит, величественный и
оскорбленный.) Маргарет (с горьким смешком). Вот об этом-то мне и говорила суфражистка в
Холоуэе. Он все сваливает на тебя. Миссис Нокс (укоризненно). Маргарет! Маргарет. Ты знаешь, что это правда. Миссис Нокс. Маргарет, если ты так ожесточена, я не вижу смысла говорить с
тобой! Маргарет. Я, мама, не ожесточена, но я не могу болтать чепуху. Видишь ли,
для меня это все очень реально. Я это выстрадала. Со мной грубо
обращались. Мне выкручивали руки и иными способами заставляли меня
кричать от боли. Швырнули в грязную камеру к каким-то несчастным
женщинам, словно я мешок угля, который высыпают в погреб. А между мной
и другими была только та разница, что я давала сдачи. Да, давала! И я
еще хуже делала. Я держала себя совсем не как леди. Я ругалась.
Говорила скверные слова. Я сама слышала, как у меня срывались слова,
которых я как будто и не знала, словно их говорил кто-то другой.
Полисмен повторил их на суде. Судья сказал, что отказывается верить.
Тогда полисмен протянул руку и показал два зуба, которые я у него
выбила. Я сказала, что так оно и было, что я сама ясно слышала, как
говорю эти слова, а в школе я три года подряд получала награду за
примерное поведение. Бедный старенький судья приставил ко мне
священника, чтобы тот узнал, кто я такая, и установил, в своем ли я
уме. Конечно, ради вас я не хотела назвать себя. И я не сказала, что
раскаиваюсь, прошу прощения у полисмена, хочу вознаградить его или еще
что-нибудь в этом роде. Я не раскаивалась! Если что и доставило мне
удовольствие, то именно этот удар по зубам, - и я так и сказала.
Священник доложил, что я, по-видимому, ожесточена, но, посидев день в
тюрьме, конечно, назову себя. Тогда мне вынесли приговор. Теперь ты
видишь, что я совсем не та девушка, какой ты меня считала. И совсем не