Первая просека
Шрифт:
— А чего ты мне объясняешь? — набросилась на него Леля. — Будто я сама не знаю! Они же ехали вместе целый месяц — от Москвы до Комсомольска. Ой, Зоря, хлопаешь ушами. Смотри, не прохлопай молодую жену.
На Лелю никто не обиделся: и Захар и Настенька хорошо знали ее грубоватое прямодушие. У барака Леля остановилась.
— Знаете что, ребята, ведь завтра выходной. Давайте зайдем к нам, поужинаем вместе. По секрету скажу — я зажилила у начальства бутылку портвейна!
— Молодец, Леля! — воскликнул Захар. — Не было бы Ивана и Настеньки, поцеловал бы я тебя!
— Кто? Ты, Зоря? Ой, удивил! Ты же трус, только храбришься! А вот я, когда целовала тебя — помнишь за медвежью шкуру? — не поглядела на Ивана.
В бараке стоял собачий холод, — дежурный спал, в железных печах едва теплился огонь. Каргополов и Захар быстро растопили печи, отругали дежурного, а через минуту Захар уже натягивал сапоги.
— Ты скажи, Иван, точно по ноге! — скрипя подошвами, кричал он Каргополову через дощатую перегородку. — Будто по заказу! Даже с запасцем на тонкую портянку.
— Оно так и есть, — отозвался из-за перегородки Каргополов. Он тоже надел сапоги. — Я сам сообщил размер твоей ноги.
Скоро они щеголяли перед молодыми женами в отличных комсоставских сапогах.
— Захару идут, — заметила Леля, — а тебе, Ванюша, нет, больно длинноногий ты, да и выправки у тебя никакой.
— Ничего, я и длинноногий сведу с ума всех девок, — говорил Каргополов, вышагивая по комнате и любуясь сапогами.
Леля и Настенька собрали все съестное и расставили на столе миски и тарелки.
В центре появилась бутылка портвейна, игравшая при свете лампочки рубиновым отливом. Но в самую последнюю минуту вдруг оказалось, что открывать ее нечем, — ни у кого не было штопора. Выручил охотничий нож Захара.
— Ребята, первый тост мне! — объявила Леля, когда Иван разлил вино по граненым стаканам. — Ребята, честное слово, я очень люблю Красную Армию, — продолжала она, подняв полный стакан. — Я же помню беляков, помню зверства деникинцев… И вот теперь, когда гляжу на красноармейцев, они мне как братья! Давайте выпьем за них, за этих славных ребят. Я уверена, что если надо будет воевать, они станут храбро сражаться.
Она потянулась к Захару, вся румяная, возбужденная.
— И за тебя, Зоря, ведь ты тоже славный парень, хотя и не вышло из тебя воина.
— И за премию, — поддержал Захар. — Она тоже военная!
Выпили залпом, как воду. Откуда им было знать, этим людям сурового времени, как надо пить дорогое вино! О таких деликатесах ребята еще и мечтать не смели.
Захмелели быстро.
— Я тебе сознаюсь, Настенька, — говорила Леля, взмахом головы откидывая назад пшеничную россыпь стриженых волос, — когда-то я была влюблена в Зорю… А ты, Ванюша, не гляди на меня зверем!
— Зарэжу! — Каргополов сделал страшное лицо и ухватился за нож.
— Да только он, окаянный, — продолжала Леля, — на меня внимания не обращал.
— А мне-то писал, — Настенька лукаво покосилась на Захара, — что на стройке совсем нет девушек.
— Послушайте, ребята, — перебила Леля, — ведь скоро вторая годовщина нашего приезда сюда. Такое ведь событие! Давайте что-нибудь придумаем насчет того, чем встретить этот день, а?
— Заварить браги бочку! — предложил Каргополов.
— Не говори, Ваня, глупостей.
— А какие же тут глупости? Вон Кузнецовы, аникановская родня, к каждому празднику заваривают сорокаведерную бочку браги. Андрей-то с чего, думаешь, хмельной каждый праздник?
— А где же они берут сахар?
— А черт их знает! Кланька, наверное, ворует, да и сам старик трется постоянно у кухни в рабочей столовой. Он же возчиком там.
— Все это глупости, — отмахнулась Леля. — Я говорю серьезно. Во-первых, давайте общими силами оштукатурим и побелим наши комнаты, чтобы чисто и уютно было. Во-вторых, вы плохо учитесь, Ванюша и Зоря. Давайте напишем договор на соревнование — закончить вам на «хорошо» и «отлично» первый курс техникума. Ведь два года сидите все на первом курсе.
— Ты же знаешь почему, — заметил Захар.
— Знаю, прошлую зиму на Пивани лес штурмовали. А эту зиму?
— В эту зиму закончим. Как, Иван? — Захар посмотрел на Каргополова.
— Леля говорит дело, — согласился тот. — У меня, например, шибко много «хвостов».
— Принимаю предложение, Леля, — объявил Захар. — Еще что, домашний комиссар?
— Еще вот что. — Леля улыбчиво сощурила свои синие, с прозеленью глаза. — Мы очень мало занимаемся спортом, особенно летом, на воде. У меня такое предложение. Вы оба хорошие плотники. Сделайте хорошую лодку на четыре весла. Вот уж покатаемся летом по Амуру! Ведь такое раздолье, а мы не пользуемся. Будем ездить с ночевкой на рыбалку — благодать!
— А что, ей-богу, недурное предложение! — загорелся Захар.
Они еще долго обсуждали программу на лето, хвалили Лелю.
— Ребята, — спохватилась она, — какую я вам новость сообщу! — Леля перешла на шепот: — Есть официальное письмо в рабкоопе, что в конце этого года отменят карточки на продовольствие. А сейчас уже открыты во всех городах коммерческие магазины, где продукты продают без карточек, но по повышенным ценам. Вот жизнь-то пойдет!
— Добрая весть! — Захар посмотрел на Настеньку. — А ты говорила…
— Что такое? — Леля вопросительно взглянула на Настеньку.
— Да это наше, семейное дело, — смущенно сказала та и покраснела.
— Да уж чего там скрывать! — воскликнул Захар. — Пацан у нас будет… Ну, а Настенька загоревала, — трудно, мол, жить. Я ей доказываю, что жизнь скоро улучшится. А она не верит. Теперь веришь? — Он обхватил Настеньку за плечи.
— Поживем — увидим. — Настенька сняла Захарову руку со своих плеч. — Наверное, пятно оставил на платье.