Первая просека
Шрифт:
— Жернаков стрельбу закончил.
Теперь он наблюдал за Платовым. Тот сопел, иногда делал глубокий вдох, целился подолгу и только после выстрела выдыхал.
Но вот отстрелялись все, по команде встали и по команде же зашагали к мишеням.
Как знакомо Захару это чувство волнения, когда подходишь к своей мишени! В первую минуту глаза разбегаются, ищешь пробоины в десятке. Ага, три, нет — четыре! — вон одна задела край центрального кружка. Та-ак, хорошо! Остальные рядом. Большая площадь рассеивания, но все пули в
— Ну как, Федор Андреевич? — Захар нагнулся к его мишени.
— Неважное дело, шестьдесят восемь очков, — вздохнул Платов. — А когда-то из боевой снимал всадника на скаку за полверсты. Годы, рука не та, да и глаз…
— Отвыкли, — старался оправдать его Захар.
— Конечно же, пятнадцать лет не держал винтовку в руках. Но отвыкать нам, товарищ Жернаков, никак нельзя. Никак нельзя, — повторил Платов. — А как у тебя? — Он склонился к мишени Захара.
— Девяносто очков, — доложил Захар.
— О-о!.. — Платов удивленно посмотрел на Захара. — Да ты что, неужели же в армии служил?
— В Новочеркасской кавшколе.
— Тогда понятно. — Платов по-отечески обнял его за плечи, заглянул в лицо. — Вот, оказывается, вы какие — ударники, вы и врага в открытом бою можете встретить по-ударному. В этом наша неодолимая сила, дорогой мой землячок!
Со стрельбища возвращались вместе.
— Как дела-то на работе? — спросил Платов, когда они шли по бережку у самой воды. — Тебя ведь, кажется, назначили десятником?
— Сейчас опять бригадир, — отвечал Захар. — Строим каменные дома. Десятником не понравилось — никакого конкретного дела, пустая беготня. А тут я при своем деле. Да и люблю его… Федор Андреевич, а у меня дочка родилась, Наташка, — сказал Захар, ласково улыбаясь.
— Да ну? И давно?
— Восьмой месяц. Такая Дарья-бахчевница!
— Ну что ж, хоть с запозданием, поздравляю. — Платов пожал Захару руку. — Теперь сына нужно.
— Рано пока, учусь, тут и с этой никак не управимся. Жене пришлось оставить работу.
Разговор прервал гул самолетов. Три машины шли клином над самой водой. Повернув к острову, они пронеслись над гуляющими и стали забирать вверх, наполнив все пространство оглушительным стрекотанием моторов.
— Ах, стервецы, они же Наташку перепугают! — спохватился Захар и со всех ног кинулся бежать к своим.
Наташка действительно плакала навзрыд, когда прибежал Захар.
— Надо же было ей ушки закрыть, — журил он Настеньку.
— Да она спала, и я не догадалась, — объясняла молодая мать. — Теперь не уснет и будет капризничать.
Тем временем самолеты уже добрались до вершины Эконьской сопки и там разошлись в разные стороны.
— Сейчас будут парашютистов сбрасывать! — понеслось по острову. — Вон первый уже заходит!
Парашютный
Сотни голов запрокинуты к синему небу. Сотни глаз неотрывно следят за четырехкрылой машиной, приближающейся на полукилометровой высоте к острову. Ровно стрекочет мотор. Вот он притих, почти заглох, и в ту же секунду над кабиной появилась темная фигура. И вдруг полетела вниз. Она падает, падает, кувыркаясь в воздухе.
— Что же он не раскрывает парашют?! — раздался испуганный вопль.
Но вот над человеком взвилась ленточка вытяжного парашюта, за нею вверх рванулся белый столб и мгновенно превратился в огромный купол. Вздох облегчения прокатился по толпе на берегу.
Парашютист опустился на воду, заработал руками, убирая край купола, и пошел к берегу. Ближе, ближе, ближе… Уж видно его лицо. Мишка Гурилев! Но он не достиг берега, а плюхнулся в воду метрах в двадцати, на отмели. Десятки купальщиков ринулись к нему, барахтающемуся в воде, на руках вынесли на берег. Не успел Гурилев отстегнуть парашют, как снова полетел, но теперь уже вверх — раз, другой, третий!..
— Ой, братцы, отпустите душу на покаяние! — кричал Мишка, кувыркаясь в воздухе.
— Второй самолет! — заверещал мальчишеский голос.
С самого начала Захар с замиранием сердца наблюдал за парашютистом. Каково же было его изумление, когда он узнал Мишку Гурилева в этом отчаянно смелом человеке. Захар был в числе тех, кто вынес Гурилева на руках из воды, а потом качал, подкидывая в воздух. Но вот все угомонились, красавица Катерина уже перестала плакать и целовать Мишку, и очередь дошла до Захара.
— Когда же это ты успел, отчаянная твоя голова? — спрашивал он Мишку, помогая ему отвязывать спасательный пояс, стаскивать с плеч мокрый комбинезон.
— А ты думаешь, я как ты? — скалился Гурилев. — Я, паря, еще и на летчика буду учиться! Во как, Захарка!
— Ну, а как, скажи честно, страшно было прыгать?
— А я об этом и не думал. Прыгнул — и все!
— Ну, а все-таки? — не отступался Захар.
— Все-таки, паря, я же знал, что у меня за спиной парашют. Иди к нам, в аэроклуб, Захарка! — пригласил он. — Геройское дело!
— Я уж и то подумываю. Увидел тебя под куполом парашюта — и потянуло! Честное слово, пойду! — горячился Захар. — Кстати, взгляните на мою Наташку! — И он потянул Гурилева с Катериной на берег протоки.