Первая просека
Шрифт:
— Да-а, вероятно, вы еще молоды для такой роли, — раздумчиво сказал Липский. — Идите и постарайтесь взять в руки ваших горлопанов. Я пришлю в помощь вам десятника на пару дней. Чувствую, что без этого у вас вообще ничего не выйдет. Кстати, подумайте сами, как вести себя с инженерно-техническими работниками.
Высокомерный тон, пренебрежительное отношение, наконец, это заносчивое «подумайте сами» возмутили Захара.
— Вот что я вам скажу, товарищ инженер, — бледнея от закипающей злости, сказал он, — я ожидал от вас большей помощи, а нравоучения читать… это самое легкое. Вы даже не сумели поговорить с ребятами, испугались, а хотите, чтобы я на них воздействовал. С ними в приказном порядке ничего не сделаешь. Они тогда, наоборот, еще хуже станут работать. Так что вот…
— Хорошо, я доложу об этом по инстанции. — Липский заметно умерил тон.
— Докладывайте где угодно, — бросил Захар и, не оглядываясь, направился к шалашу.
Каждый вечер Захар коротко рассказывал Каргополову о том, что происходит у него в бригаде, — они по-прежнему спали рядом на нарах. Рассказал он и о сегодняшнем случае с Липским.
— Этот чистоплюй и у меня в бригаде вел себя так, — сказал Каргополов сонным голосом. — Слушай, а Аниканов у тебя хоть раз был?
— Прибегал однажды, пошумел на меня, на бригаду, с тем и скрылся. Просил я его провести собрание — говорит, занят.
— Не-ет, ты его заставь провести, это же его… — Каргополов внезапно умолк, а через минуту уже захрапел во всю силу.
На следующее утро Аниканов появился в бригаде Жернакова. В майке и сандалиях он выглядел кругленьким, чистеньким, загорелым; пышные вихры его игриво трепал ветерок. В руках он нес скатанную рогожку.
— Привет горе-строителям! — воскликнул он, эффектно подняв руку. — Ну-ка, подберите мне хороший шест! Вот, Жернаков, по решению бюро ячейки и постройкома твоя бригада награждается знаменем. Давай шест, сейчас водрузим его! — С этими словами он развернул рогожку и потряс ею в воздухе.
Все бросили работу, с молчаливым недоумением глядя на Аниканова.
— Сам бери, тут холуев нет, — первым нарушил молчание Еремкин. — Давайте, ребята, работать!
Аниканов изменился в лице.
— Больше ничего не скажешь?
— А вот ты, Андрей, больше ничего не скажешь? — спросил Захар, шагнув к нему. — Это когда же состоялось такое решение и по чьей инициативе?
— По инициативе управления, понятно? — озлился Аниканов. — Хорошо, не хотите, я сам установлю.
Он принялся суетливо искать подходящий шест, нашел ветку.
— Дай-ка топор, Захар, — распорядился он.
— А ты умеешь с ним обращаться? — с кривой усмешкой спросил Захар, но топор подал.
Аниканов неумело обрубил сучья, привязал на тонкий конец распяленную рогожку, спросил:
— Ну, куда поставить, где оно будет видней?
— А где хочешь.
— А вон туда, на крышу, на конек.
— Там мы работаем, мешать будет.
— Тогда вот тут, на углу.
Он долго возился, но, когда отошел, палка упала.
— Да ты затеши конец… Дай-ка топор!
Захар несколькими взмахами заострил нижний конец, с силой всадил его в землю.
— Ну, а теперь давай собрание проведем с бригадой, — предложил он Аниканову.
— Какое собрание? — удивился Аниканов. — Сейчас же рабочее время.
— Ну, митинг. Короткий. А как же? Такое событие — знамя получили…
Захар с иронией посмотрел в глаза Аниканову, но тот отвел взгляд.
— Сейчас я не могу, вечером проведем, — важничая, заявил Аниканов. — Время скоро одиннадцать, а мне до обеда еще в трех бригадах надо побывать.
С тем и ушел.
Рогожку заметили сразу все, кто работал не только поблизости, но и на дальних шалашах. То там, то тут послышались гогот, свистки, кто-то кричал:
— Э-гей! Поздравляем с наградой!
— Рогожезнаменцам — гип-гип ура!
В бригаде Жернакова все подавленно молчали.
— Ну что, достукались? — спросил Захар.
Ему никто не ответил.
Первым нарушил молчание Брендин. С ожесточением всадив топор в жердь, он опустился на пенек и сказал:
— Завтра же пойду к старшему прорабу, пусть переводят в другую бригаду. Такой позор терпеть тут от вас!.. Три года Днепрогэс строил, ничего подобного не случалось…
— А я, знаете, что предлагаю, — баском проговорил Терещенко. — Работы осталось немного, давайте сегодня докончим все, чтобы завтра больше не приходить сюда. Хоть ночью, но закончим. Пускай тут болтается эта рогожка.
— Друзья, а это ведь верно! — воскликнул коротышка Прокоп Чулкин.
— Вин его принэсэ и к тому мисту, — вставил Пойда.
— Не-ет, туда мы не позволим! — запальчиво вступился красавец Марунин. — Не имеет права! Присудили же за этот шалаш, а там еще посмотрим!..
Над строительной площадкой потек мелодичный звон — били по подвешенному куску железа, сзывая на обед. Бригада будто не слышала сигнала и продолжала работать.
— Как, товарищи, дождемся, когда все пообедают? — спросил Захар.
— Да, давайте туда к концу, — ответил Марунин.
— Немного погодя, когда начнут расходиться, — поддержал Брендин.
Они подошли к кухне, когда там обедали лишь несколько человек да Аниканов, возле которого вертелась Кланька. Она кокетничала напропалую.
Столовая располагалась прямо под открытым небом, столами и сиденьями служили наскоро сколоченные доски, и лишь кухня выглядела капитальной — она была сложена из дикого камня. На кухне орудовали Леля Касимова и Маруся Дробышева. Они же вместе с Кланькой и сложили ее.