Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса
Шрифт:
— Я же всего на минутку забежала, хотела лишь сообщить, что выхожу замуж! Я думала, ты за меня порадуешься, — стала оправдываться Сесили, огорченно на меня глядя. — Но ты с такой неприязнью восприняла…
— Да, я все понимаю, — сказала я, заставив себя переменить тон, — и зря я, конечно, на тебя напустилась. Я действительно за тебя рада, Сесили. Твой сэр Джон — просто счастливец. Ведь ему достанется в жены такая обворожительная принцесса!
— Хотя, конечно, у нашего отца были на мой счет куда более великие планы, — тут же заявила Сесили. — Меня воспитывали для лучшей
— Да, ты права, — ответила я. — Но вся моя жалость уже истрачена — на меня саму. Впрочем, это неважно. Тебе, Сесили, все равно моих чувств не понять. Ты должна стать счастливой, и я очень за тебя рада. Тем более, как ты говоришь, сэр Джон — человек удачливый, да к тому же хорош собой и богат; и потом, разумеется, любой родственник леди Маргарет всегда может рассчитывать на ее особую милость.
— Мы обвенчаемся перед Рождеством, — сообщила Сесили. — Ты к этому времени как раз пройдешь обряд очищения и вернешься ко двору, а значит, сама сможешь преподнести мне к свадьбе настоящий королевский подарок.
— Буду с нетерпением ждать этого, — усмехнулась я. Но одна лишь маленькая Мэгги уловила в моем голосе сарказм и улыбнулась мне одними глазами.
— Вот и прекрасно, — сказала Сесили. Она, разумеется, ничего не заметила. — Я думаю, что на свадьбу тоже надену красное, как и ты.
— И, кстати, можешь забрать себе мое подвенечное платье, — предложила я ей. — Пусть тебе его по фигуре подгонят.
— Правда? — Она тут же подлетела к моему сундуку с платьями и откинула крышку. — И свадебное белье тоже?
— Только не белье, — поставила я условие. — Но платье ты можешь взять. И головной убор тоже.
Она радостно схватила все это в охапку.
— Все, разумеется, станут нас сравнивать, — предупредила она меня, и ее лицо вспыхнуло от возбуждения. — Ты не расстроишься, если кто-то скажет, что я выгляжу в алом и черном лучше тебя? Не будешь огорчаться, если люди станут говорить, что я более красивая невеста, чем ты?
Я устало откинулась на подушки.
— Вот уж нет! Против таких заявлений я ни капельки возражать не стану!
Вестминстерский дворец, Лондон. Рождество, 1486 год
Пройдя церковный обряд очищения, я покинула родильные покои и, должным образом переодевшись и украсив голову маленькой короной, отправилась в часовню Винчестера, дабы присутствовать на венчании моей сестры. Генрих, стоя в дверях часовни, приветствовал меня поцелуем, а затем провел к королевской скамье. Венчание проходило в узком семейном кругу. Леди Маргарет прямо-таки лучилась от счастья, как, впрочем, и ее сводный брат, мой будущий зять. Моя мать занималась подготовкой невесты вместе с моей сестрой Анной. При мне оставалась лишь Мэгги. Мы с Генрихом уселись рядом на скамью, и вскоре я заметила, что он то и дело на меня поглядывает, словно хочет о чем-то сказать, но не знает, как начать.
Разумеется, в отношениях между нами оставалось немало неловкости. Когда мы с ним в последний раз виделись, я заклинала его позволить Тедди остаться с нами, но он этого так и
— Ты поднимешься со мной в детскую, когда это кончится? — наконец спросил он. Жених и невеста уже произнесли клятву верности, епископ поднял их руки, обернутые епитрахилью, и возвестил, что тех, кого соединил Господь, никто вовек разлучить не сумеет.
Я повернулась к мужу и ласково на него посмотрела.
— Конечно, — сказала я. — Конечно, мы туда поднимемся. Я каждый день там бываю. Скажи, разве наш сын не прекрасен?
— О да! Он прекрасен! И такой сильный! — обрадовался моему вопросу Генрих и тут же перешел на шепот: — А ты-то как себя чувствуешь? Ты не… — Он смутился и умолк. — Я надеюсь, ты уже совсем оправилась после родов? Скажи, тебе было очень… больно?
Все это время я очень старалась вести себя и выглядеть по-королевски, то есть в высшей степени достойно, но его искреннее беспокойство и заботливый тон сбили меня с толку, и я честно призналась:
— Я понятия не имела, что этот кошмар будет продолжаться так долго! Если бы не моя мать… Она очень меня поддержала! И сделала все, чтобы я не слишком страдала.
— Я надеюсь, ты простишь его за то, что он причинил тебе такую боль?
— Я его люблю, — просто ответила я. — Мне никогда в жизни не доводилось видеть более красивого и милого ребенка. Я заставляю нянек то и дело приносить его ко мне, мне хочется все время быть с ним, а они уверяют меня, что так я его только испорчу.
— А я каждый вечер перед сном поднимаюсь к нему в детскую, — признался Генрих. — Просто сижу возле его колыбели и смотрю, как он спит. Иной раз мне просто не верится, что он у нас есть. Сперва мне все казалось, что он не дышит, и я пытался заставить няньку его разбудить и поднять повыше, а она отказывалась и клялась, что с ним все хорошо, и вскоре я действительно убеждался, что он тихонько дышит и сопит во сне, что он совершенно здоров — просто спит очень крепко. Она, должно быть, меня полным дураком считала.
Сесили и сэр Джон повернулись к собравшимся в храме и рука об руку двинулись к дверям. Сесили так и сияла в моем красно-черном платье; ее светлые волосы рассыпались по плечам, точно золотистая вуаль. Она была немного ниже меня ростом, так что подол пришлось подшить. Зато она выходила замуж девственницей — в отличие от меня — и смогла туго зашнуровать лиф платья; кроме того, ей сшили новые рукава, так что жених мог видеть в прорезях соблазнительный проблеск ее белого запястья и плеча. Рядом с сияющей красотой и молодостью Сесили сэр Джон выглядел немолодым и усталым; на лице морщины, под глазами мешки, как у старой гончей. Но он ласково поглаживал невесту по руке, то и дело наклонялся к ней и внимательно слушал, что она ему говорит.