Первая шпага ордена. Непутёвая троица
Шрифт:
– Это всё из-за чумы, – заключил О’Коннор. – Звери только злее друг на друга становятся. Я думал, что хотя бы здесь, на юге, её хватка будет не так крепка. Но похоже, что страдания севера даже вас не обошли стороной. Вечно так бывает. Потянешь за верёвочку…
– А что, на севере дела совсем плохи уже? – поинтересовался Буфо.
– Не знаю. Я там три года не был. Но молва говорит, что церковь и паладины пока не могут эту чуму побороть. Не нашли от неё за это время ни лекарства, ни спасения. Орден лишь облегчает муки несчастных, отделяя больных зверей от здоровых, и ухаживая за всеми. Доставляет провиант в селения.
– Вот
Вскоре дорога, по которой они шли, начала вихлять и уводить ближе к скалистому хребту. Этот хребет как раз находился на полпути между деревней Клюква и трактиром, откуда петух и жаб держали путь. К тому времени дождь уже закончился, однако узкий серпантин не стал для путников лучшей долей. Шлёпая по нему лапами, Буфо уже совсем выбился из сил. Да и О’Коннору ступать по камням и глине с каждым шагом становилось всё труднее.
К счастью, петух ещё со времён службы в ордене знал, как поднять дух уставших товарищей в нелёгком походе.
Нет нам пощады,
Коль путь нас сразит,
– запел О’Коннор, —
Раньше, чем стая
Клинки обнажит.
Раньше, чем враг
Перед нами предстанет,
Раньше, чем страх
Он от нас испытает.
Птицы, за веру,
За честь и отвагу
Всех вас веду я
Сегодня в атаку!
Конечно, будучи церковником, Буфо хорошо знал слова этого марша. Его пели капитаны отрядов Птичьих паладинов во время походов. Но услышать сами куплеты вживую, да ещё и от бывшего члена ордена – такое просто не могло не пронять Буфо. Поэтому он вмиг воодушевился и даже выпрямился во весь рост, почувствовав удаль и смелость, с которой, как ему казалось, всегда сражались бывалые воины. А О’Коннор лишь порадовался, заметив это.
Вдруг впереди послышался какой-то треск и скрежет. Сначала звуки были тихими, но по мере того, как О’Коннор и Буфо поднимались по хребту, их источник становился ближе. И наконец путники увидели выше по дороге у самого обрыва какого-то зверя, который суетился вокруг застрявшей ручной телеги. Дёргая её за ручки, он пытался вытянуть одно из колёс, однако сил ему явно не хватало.
– Это же он! – обрадовался Буфо. – Ёж!
Жаб хотел даже окликнуть торговца, но О’Коннор тотчас же остановил спутника, схватив
– Стой, погоди, – шепнул жабу О’Коннор. – Смотри, там рядом ещё кто-то.
И, приглядевшись повнимательней, Буфо заметил ласку. На вид она ничем не отличалась от Габриель, разве что теперь сидела за камнем, словно неживая.
– Что она делает здесь? – изумился Буфо, как только петух убрал крыло от его рта.
– Не знаю, – честно ответил тот.
– Так давайте поспешим к ней и…
– Нет, погоди, – остановил его О’Коннор. – Мы так и не узнаем, зачем она здесь, если ринемся сейчас на подмогу.
И жабу не оставалось ничего другого, кроме как хорошенько обдумать его слова и затаиться.
К несчастью, вскоре повозка купца ещё больше сдвинулась колесом в обрыв и даже наклонилась.
– Пора! – тихо скомандовал О’Коннор. – Иначе без нас почтенный ёж точно не справится.
И оба путника побежали по дороге дальше, надеясь достигнуть торговца прежде, чем он улетит за своим скарбом вниз.
Но пока О’Коннор и Буфо бежали, повозка сдвинулась ещё немного, отчего ёж действительно чуть не сорвался вслед за ней. И лишь в последний момент упёрся лапами в край обрыва, держась за один из шестов повозки.
Тогда же из своего укрытия высунулась и ласка. Она заметила, что ёж больше никуда не двинется, и стала внаглую шарить по его поклаже.
– Эй! Это моё! Прочь! – заверещал ёж, однако Габриель и не думала его слушать. Скинув на землю пару коробок, она грациозно метнулась назад и вновь принялась шарить в кузове.
– Нет! Дорожная погань! Прочь от моего товара! Прочь! – продолжал кричать ёж. И стал дёргать повозку рывками. Но неожиданно поскользнулся – и его потащило во тьму.
О’Коннор и Буфо охнули и побежали ещё быстрее. Однако оба были пока слишком далеко. Дорога изгибалась, и при всём желании они могли просто не успеть спасти ежа. Правда, извилистость серпантина хотя бы помогала им не выпускать ежа из виду. И О’Коннор быстро заметил, что торговец всё же смог удержаться и повис на краю пропасти, уцепившись лапами за камни. А Габриель успела ухватить оба шеста повозки. Теперь уже она изо всех сил тужилась, чтобы не уронить товар.
– Помоги ему! – задыхаясь, кричал Буфо.
Но Габриель будто никого и ничего не слышала. Она поглядывала то на торговца, то на его скарб. И лишь когда лапы ежа соскользнули – метнулась к бедолаге. Повозка полетела с обрыва, натыкаясь по пути на камни и оглашая округу утробным стуком. Однако ласка всё-таки успела схватить ежа за одну лапу.
– Дава-ай! – рявкнула она и принялась вытягивать торговца назад.
Через пару секунд к ней подоспел и О’Коннор. Ухватив ежа за рубаху, он с лёгкостью поднял его и опустил на дорогу.
Но бедняга оказался слишком вымотан.
– С… спасибо вам, – проговорил он наконец, как следует отдышавшись и откашлявшись. – И тебе, ласка… За то, что решила спасти.
Правда, эти слова вызвали у Габриель лишь злость.
– Какого лешего ты не бросал свою дрянную повозку, а?! – принялась бранить она торговца.
Однако всем, даже самому ежу, было видно, как в глазах у Габриель проступили слёзы. Своими отчаянными воплями ласка только пыталась скрыть их. Без сомнения, Габриель испытывала ужасный стыд за то, что в своих действиях проявила чуть ли не больше жадности, чем торговец. А ведь это могло стоить ежу жизни.