Первая ступень
Шрифт:
И снова попытки, и снова провалы. Конечно, Изабелла не испытывала проблем с воспроизведением в памяти собственного облика, но воплотить его в реальность в едином творческом порыве не получалось. Это было чересчур сложно.
«Ну хорошо! – сказала себе Изабелла, едва справившись с очередной атакой отчаяния. – Руки висеть посреди комнаты не могут. Но ногам-то стоять на полу никто не запрещал! Может, хоть их у меня получится сделать?»
Она сосредоточилась на ступнях. Представила стопы, узкие и плосковатые, пальцы, один за другим, начиная с большого, синие вены, просвечивающие под льдисто-белой кожей. Стопы выглядели довольно красиво, что уж тут говорить, но вот стояли криво, одна чуть повернута к другой.
Стоп. Стояли?
«Обалдеть! У меня получилось! – Изабелла так обрадовалась, что едва не потеряла весь прогресс, но в последний миг взяла себя в руки и сосредоточилась на интерьере и, главное, на долгожданных ногах. – М-да, а радоваться-то, пожалуй, ещё рано. Тут работы непочатый край…»
Работа действительно предстояла немалая. Тонкие щиколотки, худые икры и голени, острые коленки, узкие бёдра и всё, что выше, нужно было вообразить во всех подробностях, а затем неплохо бы и одеть. Забавное зрелище представляли собой стоящие на полу, завёрнутые в джинсы ноги, заканчивающиеся пустотой. Эти даже не от ушей, это ещё хуже! Изабелла не слишком хорошо знала анатомию и не стала утомлять себя представлением бессчётного числа костей, нервных клеток и мышц. Да и, откровенно говоря, вряд ли у неё вышло бы держать в уме так много информации. Оставалось лишь надеяться, что это странное место удовлетворится и таким воплощением.
Закончив с ногами, Изабелла вообразила плоский живот, выступающие рёбра, небольшую грудь, и…
Какая адская боль!
Клинок был вогнан по самую рукоять, между шестым и седьмым ребром, слева от солнечного сплетения. Вокруг раны – огромный кровоподтёк и засохшая чёрная кровь. И боль. Почти такая же, как тогда, когда кинжал только вонзился в сердце.
То, что Изабелла сумела сохранить самообладание и не потерять ни одной детали окружения или себя, можно было объяснить лишь предшествующими упорными тренировками – или чудом. С трудом сдерживая натиск боли, она попыталась убрать из реальности кинжал, а когда это не вышло, сознательно отвлекла внимание от туловища. Оно исчезло; прошла и боль, но, когда Изабелла представила всё повторно, клинок появился снова, а с ним и все сопутствующие ощущения.
От боли хотелось кричать, но крик не мог вырваться из недосозданного тела. До завершения этого процесса Изабелла представляла собой чистый разум, и на физическую оболочку могла лишь смотреть со стороны. Почему же она чувствовала боль от вонзённого в сердце кинжала? Ответа не было, да Изабелла и не искала его. Удерживать внимание на интерьере комнаты и собственном теле было утомительно, но на закручивание лихих непечатных словесных конструкций её, тем не менее, хватало, и только поняв, что ругательства не приносят желанного облегчения, Изабелла попыталась мыслить логически: