Первая улыбка Мадонны
Шрифт:
– Душа моя, сколько тебе лет?
– Два месяца назад исполнилось шестнадцать, - тихо призналась Софья.
Уже девица, но не высокая, худая. А когда мы познакомились, то она была такой тощей, что я её принял за мелкую девчонку.
Стемнело. Жена уже видела только мой силуэт, а я по-прежнему видел её чётко. Странно, до сих пор ощущаю наступление ночи, как мягкое прикосновение к чему-то внутри меня...
– Ну, мне пора.
Подошёл к ней, обнял её лицо ладонями, поцеловал в лоб. Она обняла меня, и грустно потребовала:
– Возвращайся!
Уходить
Осторожно высвободился из объятий жены, вытащил из-под кровати угли, намазал лицо.
Когда прилетел на то место, там вовсю кипел бой: Анастасий, увешанный серебряными крестами - на спине один, на груди второй, к поясу привязан ещё один, четвёртый к голове прикреплён тонкой верёвкой - брызгал водой из большого ведра на вампиров, стремящихся к нему подобраться. Те уворачивались, пытались зайти с разных сторон... Храбрый парень плескал водой во все стороны. На мостовой около него прилип мокрый пепел: до кого-то святой водой дотянулся...
А вампиров над городом кружило много, около сотни. Позвали таки соседний клан...
Двадцать кровопийц рванулись ко мне... И стало ни до чего, только бы успеть уйти из-под многочисленных лезвий, ранить да поглубже... И лучше так, чтоб они больше не встали... Так, теперь ещё надо наловчиться и вытащить свободной рукой из-за пояса опасное для них дерево...
Кто-то осыпался пеплом, напоровшись на огненное дерево, кто-то замертво упал на мостовую... Успел заметить, что Анастасий уже истратил всю воду, надел кому-то на голову ведро - пепла вокруг него прибавилось - и теперь читает молитвы, орудуя серебряным кинжалом. Воин из него никудышный, но его слова вместе с металлом дня пока его защищают...
Неожиданно мои противники отпрянули, оставив меня одного с Василисом. Я замер, тяжело дыша. И получил в плечо чей-то брошенный кинжал... Раз дотянуться не смогли, то решили бить издалека...
Разумеется, Анастасию было не до одного из крылатых, упавшего шагах в двадцати от него. Он даже отодвинулся, дабы не мешать им на меня кинуться... Несколько лезвий въелись в моё тело и зашли бы глубоко, если бы их хозяева не замерли... А потом кровопийцы отпрянули от меня, проворно взлетели в небо, поднялись высоко.
С трудом сел. По улице к нам шёл отец Георгий. В одной руке он нёс факел, на запястье другой болтался на стальной цепочке простой железный крест. Вампир, который дерзнул наброситься на него, рухнул замертво от прикосновения обычной старческой руки. Что-то блеснуло в глазах священника. От первых слов его молитвы тело вампира, лежащего возле него, осыпалось пеплом. От других - истаяли трое, висевших слишком низко и близко от него. Ему не требовались ни освещённая вода, ни серебро: старик сам излучал Свет, почти такой же яркий, как и солнечный.
Тарас, осклабившись, замахнулся. В глазах у меня помутнело, кровь прилила к голове...
Очнулся от резкой боли в спине, уже рухнув на мостовую. Отец Георгий,
– Учитель!
– отчаянно закричал Анастасий.
Старик отмахнулся от рванувшихся к нему кровопийц, а те превратились в пепел. Священник начал читать молитву. И всё вокруг как-то замерло... Даже вампиры не могли пошевелить телами, отчаянно пытаясь удержаться в небе редкими натужными взмахами крыл...
Когда он произнёс последнее слово и перекрестился, я наконец-то смог подняться на ноги. На улице лежало много пепла. Девять тёмных пятен торопливо растворились в темноте за городом. Люди продолжали спокойно спать. Впрочем, может быть, вопль парня их разбудит, ведь до того битва шла беззвучно, под тихий шёпот священников...
Отец Георгий недоумённо смотрел на меня, вытаскивающего кинжал из своей спины. Я ближе остальных находился к этому воину солнца, но выжил.
– Скажи, а ты слышал притчу о блудном сыне?
– спросил старик внезапно.
Я задрожал. Неужели, узнал?!
А он как-то странно улыбнулся и ушёл, приказав Анастасию следовать за ним. Тот очень хотел меня добить, но перечить единственному человеку, которого уважал и любил, не осмелился.
Кто-то любопытный высунулся из окна. Я поспешил юркнуть в тень. Долго прятался в тёмном закоулке, потом вернулся домой. Дом - это там, где нас по-настоящему ждут...
Софья заботливо обработала мои раны, перевязала. Светлело, уже утренние лучи мягко касались чего-то внутри меня. Впрочем, девушка, печально смотревшая на меня, была прекраснее, чем рассвет. Потянулся к жене, желая поцеловать её в губы, но со стоном упал на постель. Вот мерзкие раны! Эх, как не вовремя я напоролся на лезвия!
День выдался серый и тусклый. Часто моросил дождь, словно небо торопилось поскорее вымыть из города останки детей ночи. Мне было дурно: раны болели, тело ослабело от потери крови. Я наконец-то понял, что заменило для меня кровь: с не меньшей жадностью я теперь втягивал в себя солнечные лучи. Но солнце не показывалось, так что я мучился, как самый обычный человек... Обычной человеческой пищи мне не хватало. Или же не хватало лишь для излечения тяжёлых ран?..
Уже за полдень жена ушла на рынок. Многозначительно пообещав принести кое-что вкусное. Лежал на кровати и страдал от боли. Из сладкого забытья милосердного сна меня вырвал громкий шум с улицы. Неужели, он меня узнал? Рассказал всё горожанам? Ох, а если они поймали мою Сеньку?!
Вскочил с постели. Тело пронзило от боли. С трудом дошёл до окна.
Со второго этажа, на котором находилась спальня, было хорошо видно творящееся на улице. Там возмущённая толпа напирала на бледного как снег Анастасия.
– Я этого не делал! Не делал!
– отчаянно кричал парень.
Его прижали к стене. Люди шумели, шумели. Потом кто-то рискнул приблизиться к нему и сбил его, ошарашенного такой наглостью, с ног. И тогда самые злые и оскорблённые им радостно навалились на него. Наверное, он ничего не делал. Он только неустанно кричал им про их мерзкие дела, а люди это ненавидят...