Первая волна мирового финансового кризиса

Сорос Джордж

рынков, а третий — постепенное снижение роли финансо­вых регуляторов и ускорение инновационных процессов в области финансов. Чуть ниже мы увидим, что глобали­зация имеет асимметричную структуру. Она благоприят­ствует США и другим развитым странам, находящимся в центре финансовой системы, и оказывает негативное влия­ние на менее развитые страны, расположенные на финан­совой периферии. Отсутствие равенства между центром и периферией признается не так широко, однако оно сыграло важную роль в развитии сверхпузыря. И как уже упоми­налось выше, дерегулирование и финансовые инновации основаны на неверном представлении о том, что рынки движутся в сторону равновесия, а отклонения носят слу­чайный характер.

Сверхпузырь включает в себя три тренда и три дефек­та. Первый тренд развивается еще с 1930-х годов, а вто­рой и третий сформировались только в 1980-х. Поэтому можно сказать, что сверхпузырь

зародился в 1980-х годах: именно тогда рыночный фундаментализм превратился в основной принцип деятельности международной финан­совой системы. Очевидно, что сверхпузырь является до­статочно сложным как для наблюдения, так и для объяс­нения.

Глобализация

Глобализация финансовых рынков оказалась крайне успешным проектом рыночных фундаменталистов. Когда финансовый капитал способен к свободному перемеще­нию, любому государству или его налоговым органам ста­новится крайне сложно его отследить, потому что в любой момент он способен перетечь куда-нибудь еще. Это ставит финансовый капитал в несколько привилегированное по­ложение. Государствам приходится уделять все больше внимания требованиям со стороны международного капи­тала в ущерб ожиданиям собственных граждан. Вот почему глобализация финансовых рынков так хорошо соответ­ствовала целям рыночных фундаменталистов. Процесс начался с кругооборота нефтедолларов (recycling of petro-dollars) вследствие нефтяного шока 1973 года, однако за­метно усилился в годы правления Рейгана и Тэтчер.

Глобализация не привела к выводу игры на новый уро­вень, что должно было произойти со свободным рынком в соответствии с доктриной рыночных фундаменталистов. Международная финансовая система находится под кон­тролем консорциума финансовых учреждений — пред­ставителей развитых стран. Они сформировали так на­зываемое Вашингтонское соглашение и пытаются обязать отдельные государства соблюдать жесткую рыночную дис­циплину, но при этом хотят распространить собственные правила в условиях, когда финансовая система находится под угрозой. Согласно этой системе, США, имеющие право вето в обоих Бреттон-Вудских учреждениях — Междуна­родном валютном фонде и Всемирном банке, — являются «более равными», чем другие участники. Доллар служил основной всемирной резервной валютой, охотно принимае­мой всеми центральными банками мира. Соответственно, Соединенные Штаты обладали возможностью проводить политику, направленную на предотвращение цикличности, в то время как развивающиеся страны, а отчасти и другие развитые страны были вынуждены решать свои проблемы самостоятельно. В итоге оказалось, что держать деньги в центре системы спокойнее, чем на периферии. Как только барьеры для перетока капитала были сняты, все мировые сбережения «всосал» центр, и распределялись они уже от­туда. Не случайно именно в годы правления Рейгана США постоянно сталкивались с дефицитом текущего платежно­го баланса. С тех пор размер дефицита лишь увеличился и к третьему кварталу 2006 года составил 6,6% ВВП. Американ­ский потребитель превратился в двигатель мировой эконо­мики.

Либерализация

В период Второй мировой войны деятельность финансовой отрасли — банков и рынков — жестко регулировалась. По­сле войны ограничения постепенно смягчались (сначала медленно, затем быстрее), и к 1980-м годам рынки стали ми­нимально регулируемыми. Финансовые рынки не склонны двигаться к равновесию, поэтому их либерализация приве­ла к периодическому возникновению кризисов. Большин­ство кризисов возникало в менее развитых странах, однако некоторые из них ставили под угрозу стабильность мировой финансовой системы, в особенности международный дол­говой кризис 1980-х годов и кризис развивающихся рынков 1997-1998 годов. В этих случаях финансовые органы были бы не против изменить правила с целью спасения системы, но требования рыночной дисциплины продолжали приме­няться к менее развитым странам.

Подобная асимметрия вкупе с асимметричным стиму­лированием к развитию кредитования в развитых странах привела к перетаскиванию сбережений всего мира с пери­ферии в центр и позволила Соединенным Штатам создать постоянный текущий платежный дефицит. Начиная с прав­ления Рейгана США имеют огромный платежный дефицит. Парадоксально, но дефицит бюджета позволил финансиро­вать платежный дефицит: страны с положительным балан­сом инвестировали избыточные денежные резервы в госу­дарственные и правительственные облигации Соединенных Штатов. Эта ситуация была несколько извращенной, потому что приток капитала из менее развитых стран в США, а так­же дефицит платежного баланса и бюджета служили основ­ными источниками кредитной экспансии. Другой источник финансирования сформировался за счет новых финансовых инструментов и использования заемных средств банками и некоторыми их клиентами, прежде всего хеджевыми фон­дами и фондами прямых инвестиций. И наконец, круп­ным источником кредитной экспансии выступала Япония: вследствие лопнувшего пузыря в области недвижимости она снизила процентные ставки практически до нуля и собира­лась удерживать этот показатель на протяжении неопреде­ленного времени. Это привело к росту так называемого carry trade, когда иностранные организации брали займы в иенах, а граждане Японии использовали свои сбережения (а ино­гда и заемные средства) для инвестирования в иностранные валюты с высокой доходностью.

Подобный дисбаланс мог развиваться бесконечно долго, ведь количество участников, желавших, с одной стороны, взять деньги в долг, а с другой — их одолжить, соответство­вало друг другу. Существовала некая симбиотическая связь между США, готовыми потребить больше, чем произведено в самой стране, и Китаем вкупе с другими азиатскими экс­портерами, готовыми произвести больше, чем в состоянии самостоятельно потребить. Соединенные Штаты увеличи­вали внешний долг, Китай и другие страны наращивали ва­лютные резервы. В США была низкая норма сбережений, в других странах — высокая. Подобная симбиотическая связь существовала между банками и их клиентами, в особенно­сти хеджевыми фондами и фондами частных инвестиций, а также между организациями, выдававшими ипотечные кредиты, и их получателями.

Ситуация становилась более шаткой по мере развития пу­зыря на жилищном рынке США и появления финансовых инноваций, основанных на ложной парадигме. Синтети­ческие финансовые инструменты, расчеты риска и модели проприетарной торговли выстраивались на теории, со­гласно которой рынки стремятся к равновесию, а отклоне­ния носят случайный характер. В качестве начальной точки они использовали прошлый опыт, допускали возможность отклонений и возникновения новых трендов, однако от­казывались признавать, что ситуация во многом опреде­ляется их собственными действиями. Американские семьинаходились под большим влиянием роста цен на жилье в десятки раз. Уровень сбережений опустился ниже нуля, и домохозяйства пытались извлечь дополнительную вы­году путем рефинансирования ипотечных кредитов по все возрастающим ставкам. В 2006 году уровень капитала, по­лученного домохозяйствами за счет закладных, составил почти триллион долларов. Эта сумма составляла примерно 8% ВВП и превышала размер дефицита торгового баланса. Когда цены на жилье перестали повышаться, тренды также приостановили свое действие и в конечном счете изменили свое направление. Американцы обнаружили, что размер их долгов оказался чрезвычайно высоким. Очевидно, что это должно было привести к падению потребления. Схема в целом соответствует классической модели подъема-спада, но, кроме того, такая ситуация заставила участников начать отказываться от долларов, а также усилила дисбаланс, вы­званный новыми инновационными инструментами, введен­ными в финансовую систему. Вот таким образом и связаны между собой пузырь на жилищном рынке и сверхпузырь.

Для того чтобы разобраться, что же случилось, важно понимать основное различие между нынешним кризисом и другими периодическими кризисами, пронизывающими финансовую историю с 1980-х годов. Прежние кризисы вы­ступали в качестве успешных тестов, усиливавших как го­сподствующий тренд, так и превалировавшее на рынке не­правильное понимание долгосрочного сверхпузыря. Роль нынешнего кризиса другая: он свидетельствует о повороте в судьбе не только пузыря на жилищном рынке, но и сверх­пузыря. Те, кто продолжал настаивать на том, что кризис субстандартных кредитов являлся несистемным феноме­ном, попросту не понимали сути ситуации. Кризис на этом рынке был лишь спусковым крючком, инициировавшим сдувание сверхпузыря.

Хотя теперь вполне ясно, что предыдущие кризисы слу­жили успешными тестами, позволившими развиться сверх­пузырю, роль и важность нынешнего кризиса ясны гораздо меньше. Я предполагаю, что этот кризис знаменует собой окончание определенной эры — но это лишь мое предполо­жение, а не факт и не научный прогноз. Такое предположе­ние требует обоснования.

Гипотезу о сверхпузыре подтверждает множество фак­тов. Условия выдачи кредитов (особенно потребительских) были упрощены до крайности. Особенно это касается США и некоторых других развитых стран, например Великобри­тании и Австралии. Сказанное вполне применимо и к ком­мерческим кредитам, особенно связанным с коммерческой недвижимостью и выкупом бизнеса за счет заемных средств (laveraget buyouts). Однако эти же условия были присущи и прежним кризисам. Впервые я выдвинул этот аргумент в книге «Кризис мирового капитализма», написанной во вре­мя кризиса развивающихся стран 1997 года. Время показа­ло, что я был не прав. Невозможно предсказать, какие но­вые методы кредитования могут быть придуманы и какие новые источники средств могут быть найдены. К примеру, в условиях нынешнего кризиса лишь немногие банки смогли восполнить нехватку капитала за счет суверенных фондов (sovereign wealth funds). Аналогичным образом после обва­ла на фондовом рынке 1987 года Япония активно развилась как кредитор и инвестор «последней надежды». При необ­ходимости Федеральная резервная система всегда сможет напечатать еще больше долларов. В связи с этим мнение о том, что мы не имеем новых источников финансирования, не выглядит убедительным.

Более показателен тот факт, что сегодняшний кризис за­тронул не отдельные сегменты рынка, а всю финансовую систему целиком. День ото дня становится все яснее, что нынешний кризис не будет очередным успешным тестом. Усилия финансовых организаций, направленные на при­ведение в порядок разбалансированных рынков, не увен­чались успехом. Центральные банки успешно накачали банковскую систему средствами, повысив уровень ликвид­ности, однако механизмы перекачки денег от банков к ком­паниям были нарушены гораздо серьезнее, чем во всех про­шлых случаях, и их нормализация займет гораздо большее время. В первый раз со времен Великой депрессии между­народная финансовая система оказалась на грани полного разрушения. Вот в чем заключается существенное отличие нынешнего финансового кризиса от прошлых.