Первое дело Мегрэ
Шрифт:
— Таково мнение ее горничной.
— Вы допрашивали горничную, несмотря на… У него чуть было не вырвалось: «…мои советы». А это должно было означать: «Несмотря на мои распоряжения!»
Но он промолчал, и Мегрэ продолжал:
— Я даже, так сказать, похитил ее. Она в двух шагах отсюда.
— Она вам что-нибудь рассказывала?
— Ничего определенного она не знает, кроме одного, — что мадемуазель Жандро вбила себе в голову мысль стать графиней.
Ле Брэ нетерпеливо махнул рукой. По-видимому, ему было очень неприятно, что кому-то из его круга приходилось отказывать в уважении.
— Допустим.
— Мы не знаем, что происходило в комнате. Нам известно только одно: кто-то стрелял…
— Однако мы приходим к одному и тому же выводу. Человек ведет себя, ну, скажем… вызывающе. Брат девушки находится в доме… так же как и старый слуга Луи. Девушка зовет на помощь. Один из мужчин слышит крик, стремительно взбегает наверх и в порыве справедливого гнева хватает револьвер, который, как вы сами говорите, лежит на ночном столике.
Казалось, Мегрэ готов согласиться с предположениями своего комиссара. Но, сделав еще одну затяжку из своей трубки, лучшей из всех, какие ему когда-либо приходилось курить, он неторопливо возразил:
— Как бы вы поступили на месте этого человека? Представьте себе, что вы еще держите в руках дымящийся револьвер, как любят писать в газетах. На полу лежит убитый или тяжелораненый человек.
— Если принять гипотезу, что на полу лежит раненый, я бы вызвал врача.
— Этого никто не сделал.
— И отсюда вы выводите заключение, что человек был мертв?
Мегрэ продолжал спокойно развивать свою мысль, словно шел по ее следам.
— И вот раздается стук во входную дверь. Это стучит прохожий, услыхавший крики о помощи.
— Допустите на минуту, мой милый Мегрэ, что не очень-то приятно посвящать в свои дела первого встречного.
— На лестничной клетке слышен крик: «Живее, Луи!» Что это означает, по-вашему?
Мегрэ едва отдавал себе отчет в том, что разговором завладел он, что они — он и его начальник — поменялись ролями и что положение последнего становится все более затруднительным.
— Человек мог быть еще в агонии. А может быть, у Лиз был нервный припадок? Не знаю. Полагаю, что в подобных случаях человек теряет самообладание. Но Луи вышвырнул непрошеного гостя на улицу, заехав ему кулаком по физиономии, — продолжал Мегрэ.
— Он поступил не очень-то благородно.
— По-видимому, они не растерялись и сразу сообразили, что тип, которого дворецкий отдубасил, побежит в полицию. Последняя не замедлит явиться к ним за объяснениями.
— Что вы и сделали.
— В их распоряжении имелось некоторое время. Они могли бы сами позвонить в полицию: «Произошло то-то и то-то. Это не преступление, а несчастный случай. Мы вынуждены были защищаться от громилы, угрожавшего нам». Полагаю, что вы действовали бы именно так, господин комиссар.
Как изменилась ситуация от того, что он был здесь, в своей комнате, в своей постели, а не в комиссариате! За обитой дверью кабинета комиссара он не осмелился бы сказать и сотой доли того, что высказал здесь. У него разламывалась голова от боли, но какое это имело значение! Госпожа Мегрэ там, в кухне, должно быть, пришла в ужас, слушая, с какой уверенностью он говорит. Он даже наступал.
— Тем не менее, господин комиссар, именно этого они не сделали. А сделали они
— Это только ваше предположение.
— Основанное на том факте, что, когда я пришел, тела в доме уже не было.
— А что, если Боб ушел сам?
— Тогда у его друга Дедэ не было бы вчера пятидесяти тысяч франков в кармане, и, самое главное, он бы не пытался уехать в Бельгию в обществе Люсиль.
— Возможно, вы и правы.
— Следовательно, милейшие обитатели особняка на улице Шапталь имели в своем распоряжении приблизительно полчаса. Этого им хватило, чтобы все привести в порядок, расставить вещи по местам, устранить все следы преступления. И их осенила почти гениальная мысль: лучший способ свести на нет показания флейтиста — заставить поверить, что его рассказ лишь галлюцинации пьянчуги, и доказать, что в комнате, на которую он указывал, никого нет. Это давало еще одно преимущество. Возможно, у Лиз Жандро, при всем при том, как говорят, разыгрались нервы. Показать ее лежащей в постели и якобы спящей? Представить ее мне и утверждать, что она ничего не слышала? И то и другое было одинаково рискованным. Ее затолкнули в комнату служанки, которая, к счастью, в ту ночь была в отъезде. Разве какой-то там жалкий полицейский разберется в таких тонкостях? Достаточно будет сказать, что она отсутствует, что она в своем замке в Ньевре. Ничего не слыхали! Ничего не видали! Выстрел? Где? Когда? Люди, которые ночью шатаются по улицам, частенько не очень-то отдают себе отчет в происходящем. А утром кто посмеет в чем-нибудь обвинить Жандро-Бальтазаров?
— Как вы суровы, Мегрэ!.. — Ле Брэ, вздохнув, поднялся. — Но, возможно, вы и правы. Я тотчас отправлюсь переговорить с шефом Сыскной.
— Вы думаете, это необходимо?
— Если действительно имело место убийство, в чем вы меня в конце концов убедили…
— Господин комиссар! — обратился к нему Мегрэ, и голос его звучал почти умоляюще.
— Слушаю вас.
— Не обождете ли вы немного, ну хотя бы одни сутки?
— Только сейчас вы укоряли меня в том, что я не начал действовать раньше.
— Уверяю вас, я могу подняться. Посмотрите.
И, невзирая на протестующие жесты Ле Брэ, он сбросил с себя одеяло и встал на ноги, смущенный тем, что стоит перед своим начальником в одной сорочке.
— Это мое первое дело…
— И я приношу вам свои поздравления по поводу усердия, которое вы…
— Если вы сейчас поставите в известность Сыскную, то это дело перейдет в группу шефа и они сами доведут его до конца.
— Вероятно. Прежде всего, если Боб был убит, надо разыскать его тело.
— Поскольку речь идет о мертвом, то он может обождать. Не правда ли?
Они снова поменялись ролями, и теперь уже смеялся комиссар, отвернувшись в сторону.
Мегрэ, еще минуту назад такой властный, сейчас, в ночной сорочке с красной вышивкой по воротнику, был похож на большого ребенка, которого хотят лишить обещанного удовольствия.
— Мне совершенно ни к чему эта штуковина. Он попытался сорвать бинты с головы.
— Я могу выйти и закончить расследование сам. Дайте мне только разрешение допросить Дедэ и Люсиль, особенно Люсиль. Что они говорят?