Первое мгновение вечности
Шрифт:
— Ты сам-то хоть одного из них считаешь другом? — спокойно поинтересовался Малфой и понимающе хмыкнул, когда уверенное: «Конечно, считаю!» так и не сорвалось с губ сокурсника. — Ценность друзей не в количестве, а в качестве, ты и сам это прекрасно знаешь, потому что кроме Арчера тебе на самом-то деле никто не нужен. Стадное чувство — удел гриффиндорцев, которые не способны выбирать друзей. Мы же слизеринцы, Поттер, и пора бы понять, почему ни один уважающий себя слизеринец не станет позорить себя и свой факультет, заводя знакомства с кем попало.
— Будешь учить меня выбирать друзей? —
— Да общайся с кем хочешь, — фыркнул Малфой. — Только потом не скули о том, что тебя предали твои друзья и не удивляйся, почему целая толпа болванов, чьих имен ты даже не помнишь, донимает тебя бестактными вопросами.
— Что…
— Они считают, что ты такой же, как они Поттер, что они могут беспрепятственно с тобой общаться, они начинают думать, что ты не слизеринец. Если бы подобное произошло со мной, ни одному идиоту не пришло бы в голову лезть ко мне с расспросами…
— Потому что всем на тебя плевать, — язвительно заметил Гарри.
— Потому что я слизеринец. К слизеринцу не будут приставать с предложениями дружбы всякие отбросы, ты же, со своей безмерной доброжелательностью, без разбору общался со всеми. Теперь из тебя пытаются сделать цирковое животное. Был бы ты умнее, повел бы себя иначе.
— И как же? — Гарри отвернулся от сокурсника, уставившись в одну точку. — Оскорблял всех вокруг? Кичился своими мнимыми достоинствами и унижал тех, кто в чем-то хуже? Не слишком ли это низко, Малфой?
— Я говорю об уважении, — закатил глаза Драко. — Люди должны уважать тебя, они должны знать свое место, — мальчик вздохнул. — Вот она, проблема тех, кто рос с магглами, — они ничего не знают о воспитании волшебников.
— Полагаю, Волдеморт очень много об этом знал, если столько магов пресмыкалось перед ним, — огрызнулся Гарри.
Насмешливая маска Малфоя разлетелась вдребезги, и в серых глазах слизеринца вспыхнул страх, плотно переплетенный со злобой.
— Не смей упоминать его имя Поттер, — прошипел он, — и так оскорбительно отзываться о нем. Тёмный Лорд был великим волшебником, он мог изменить наш мир в лучшую сторону, он мог…
— Указать всем нам, где наше место, да? — перебил его Гарри.
— Ты ничего не знаешь о нём!
— Я знаю достаточно, чтобы утверждать, что его могущество сильно преувеличено. Волдеморт был ничем не лучше обычного тирана и убийцы!…
Мальчик замолчал, когда кулак Драко со всей силой врезался в его скулу. Поттер отшатнулся от сокурсника, чувствуя, как вместе с болью приходит давно затаенная злость. В следующее мгновение оба первокурсника яростно колотили друг друга, стараясь нанести как можно больше урона противнику. Ни один из них не знал, сколько они так катались по полу, осыпая друг друга градом беспорядочных ударов, но выдохлись оба практически одновременно и, не сговариваясь, прекратили драку. Гарри сел, привалившись спиной к стене, и стер кровь с разбитой губы.
— Никогда бы не подумал, что Драко Малфой пустит в ход кулаки, — хмыкнул он, наблюдая, как блондин усаживается рядом с ним, осторожно ощупывая ссадину у себя на лбу. — Это же так по–маггловски.
— Это все из-за тебя, — обижено буркнул Драко, — ты меня так бесишь, что я не смог удержаться от соблазна врезать тебе по роже.
— Фу, как грубо, — передразнивая писклявый голос их сокурсницы Панси Паркинсон, сказал Поттер, Малфой прыснул.
Оба мальчика какое-то время молчали, разглядывая друг друга и прикидывая у кого из них больше синяков и ссадин, наконец, Малфой фыркнул.
— Все-таки, идиот ты, Поттер, — констатировал он.
— Я знаю, — Гарри вздохнул. — Скажи, почему ты поддерживаешь Волдеморта?
Блондин вздрогнул и поморщился.
— Мерлина ради, не зови ты его по имени, — раздраженно попросил он.
— Почему нет? — Поттер удивленно поднял брови, поворачивая голову к сокурснику. — Что такого пугающего в этом имени?
— Ничего, — подумав, ответил Драко, — просто отец всегда говорил, что называть Его по имени может лишь равный Ему.
— И все?
— Да…
— Ну и глупость, — зеленоглазый мальчик презрительно хмыкнул, — он не сделал ничего особенного, чтобы заявлять о своем величии.
— Он был могущественным магом!
— И что? Куда он направил свое могущество? Что он сделал? Как изменил этот мир? Оставил сиротами сотни детей? Пытал тех, кто был с ним не согласен? Убивал и держал в страхе тех, кто осмеливался противиться его диктатуре? Брось, Драко, в нем нет, и не было ничего великого! Хочешь сейчас сказать мне о его способностях? — усмехнулся Поттер, когда Малфой открыл рот, собираясь выразить протест. — Не спорю, возможно, он и был силен, но что с того? Разве это показатель? Разве только сила решает судьбы мира? — Гарри смерил сокурсника печальным взглядом. — Тогда магический мир ничем не лучше маггловского, потому что это дикость. Мне всегда казалось, что маги должны быть выше магглов, но, оказывается, разницы между ними никакой нет…
— Не говори ерунды! — возмущенно бросил Драко. — Мы лучше магглов! Ты просто не понимаешь нашу историю, наши цели! Тёмный Лорд хотел избавить мир от жалких слабаков, хотел оставить только сильных, чистокровных магов!
— И сколько бы вас таких осталось? — язвительно уточнил Поттер. — Долго бы вы протянули в своем тесном кругу сильных и чистокровных? Драко, я прочитал море книг по истории магии. Читал о войне с Вол…Тёмным Лордом, с Гриндевальдом, и цели их были совершенно понятны. Вырезать всех магглов и магглорожденных — самая глупая затея, которую только можно придумать, вряд ли Тёмный Лорд или Гриндевальд хотели подвергнуть тотальному вымиранию весь магический мир. Драко, разве ты не понимаешь, что на самом деле они стремились только к власти, и плевать им было на всех вокруг. Чистота крови — лишь предлог.
— Что плохого в величии? — надменно фыркнул Малфой. — Любой хочет стать могущественным, но только единицы способны на это, так почему бы не встать на сторону того, в чьих руках будут сила и власть?
— Так и чем же ты после этого отличаешься от магглов? — насмешливо поинтересовался Поттер. — Как ни посмотри, что магглы, что волшебники начинали страшные войны ради власти и при этом всегда прикрывались какими-нибудь благородными целями. Но в убийствах и войнах нет ничего благородного! Ни одна война не приведет ни к счастью, ни к миру! Так не бывает.