Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)
Шрифт:
Марбо, полк которого двигался в авангарде, вспоминал, что «жара была страшная»; он заметил следы движения русских войск, которые у Клястиц свернули влево, на просёлочную дорогу, ведущую в Якубово. «Было очевидно, что в этом месте противник свернул с пути на Себеж и направился на наш левый фланг. Мне это показалось очень важным. Я остановил свои эскадроны и послал предупредить моего бригадного генерала, но маршал, двигавшийся обычно в пределах видимости авангарда, заметил эту остановку, примчался галопом и, несмотря на возражения генералов Кастекса и Лорансе, приказал мне продолжить движение по большой дороге». [62] Мемуарист явно преувеличил свои собственные заслуги, так как Удино уже послал отряд Леграна к Якубово.
62
Марбо пишет, что, пройдя по этой дороге 4, 4 км, он «заметил, что к нам приближается кибитка, или русский экипаж, запряжённый двумя почтовыми лошадьми. Я приказал задержать её и увидел неприятельского офицера. Он, задремав от жары, вытянулся во весь рост в глубине кибитки. Этот молодой человек, сын помещика, которому принадлежала деревня Клястицы, только что покинутая мною, был адьютантом генерала Витгенштейна
В полдень два эскадрона Гродненских гусар, шедшие во главе русского авангарда, прибыли к Ольховке, где встретили небольшой отряд неприятельской кавалерии и к 14 часам оттеснили его до мызы Якубовой, но по прибытии 26-го лёгкого полка гусары вынуждены были оставить мызу. В подкрепление кавалеристов была послана рота 25-го егерского полка. «Егеря наши видели, — вспоминал Антоновский, — что у них дело шло с многочисленным неприятелем; из опушки леса на поляну не выходили, а удерживали только за собою лес, и тем совершенно скрыли наши силы», так что «сначала французы приняли нас за какой-нибудь летучий партизанский отряд, но оказалось совсем иначе». Витгенштейн писал: «Получив сие известие, предписал я генерал-майору Кульневу немедленно атаковать неприятеля и прогнать его за р. Нишу, а сам пошел с 23-м и 24-м егерскими полками ему на подкрепление, а генерал-майору Бергу приказал следовать по той же дороге, дабы в нужном случае подкреплять сии войска».
Сержант Регино пишет, что вольтижеры 26-го лёгкого полка расположились возле поместья, часть из них была послана в лес, «тогда как другие были оставлены на биваке, чтобы варить суп; но русские не оставили нам времени, чтобы поесть: град картечи и ядер похитил наши котелки. Нам дали приказ построиться в стрелки».
Получив подкрепление, «в 5 часов пополудни генерал Кульнев прогнал стрелков, которые заполняли лес впереди Ольховки». Антоновский вспоминал, что «перед самым начатием сражения солдатам дали по чарке вина, как говорится, для куража и смелости. Старослуживые товарищи мои почти насильно принудили меня выпить водки». Первую атаку провели 25-й и 26-й егерские полки, которые принудили французов ретироваться к Якубово. Но здесь сам Легран атаковал егерей. Правый фланг его дивизии старался вновь ворваться в лес, но картечный огонь конной № 1 роты и контратака 26-го егерского полка остановили натиск неприятеля. Наградной документ гласит, что шеф 26-го полка полковник Л.О. Рот «намеревавшегося неприятеля вторгнуться в занятый им лес опрокинул совершенно и храбро преследовал». [63] Кульнев поставил в центре 1-ю конную роту подполковника И.О. Сухозанета 1-го, справа от неё 25-й егерский полк, слева — 26-й (взвод поручика Антоновского прикрывал 2 орудия), гусары остались в резерве.
63
Регино писал, что солдаты 26-го полка развернулись в стрелки «с быстротой молнии, и тотчас заставили отступить русских стрелков. Проникнув слишком далеко вперёд в лес, я оказался там с двумя вольтижерами Ботифьером и Жьеном, все другие отошли назад». Расстреляв все боеприпасы, вольтижеры были взяты в плен на опушке леса. Русские тотчас захватили их ружья и ранцы. Пленных отвели в лес, «где русские посчитали нужным разделить добычу, которую они нашли в наших ранцах». Пользуясь моментом, пленники бросились наутёк, но лишь двоим удалось ускользнуть и направиться на поиски своих (Reguinot. 13–15).
Находившиеся на русском правом фланге перелески облегчили наступление левого крыла дивизии Леграна, но, как пишет Витгенштейн, «25-й егерский полк, ударив с неустрашимостию на неприятельских стрелков и на подкрепляющие их колонны, принудил неприятеля к поспешному отступлению. Неприятель, дабы лучше скрывать свои движения, сжег д. Якубово, действуя с большою быстротою из батарей своих при м. Якубово расположенных, начал наступать с новыми колоннами на левом его фланге, но 23-й и 24-й егерские полки, подоспевшие на подкрепление 25-го, принудили в скором времени его к отступлению». По словам Антоновского, деревню «французы зажгли из предосторожности, чтобы нами не была занята». Батарейная № 14 рота была немедленно послана на правый фланг.
Удино так описал этот бой: «В 4 часа вечера я был информирован, что… неприятель в силах наступает на Якубово. Действительно, он дебушировал [из леса] и завязался бой с 26-м лёгким полком, который держал самую прекрасную оборону, и который русские никак не могли выбить из деревни. Противник особенно пытался угрожать флангу линии, завладев большим лесом, который господствовал над левым флангом котловины (bassin), где была расположена деревня Якубово. Генерал Легран бросил туда 56-й линейный, против которого русские выслали большие силы, не сумев его поколебать. Бригада генерала Мэзона двинулась поэшелонно, чтобы поддержать первую линию. Я смог на этой позиции, зажатой с одной стороны густым лесом, а с другой домами, поставить на батарею более 12 пушек».
Тем временем на подкрепление авангарда подошла 1-я бригада 5-й дивизии (Севский и Калужский полки). Кульнев опять перешёл в наступление и оттеснил французов до Якубово, но овладеть мызой не смог. Легран оттеснил русских егерей и повёл атаку на центр русского боевого порядка. При этом Калужского полка майор Свечин «с своим баталионом прикрывал дорогу, идущую от р. Нищи, и не дал неприятелю одержать поверхность». Но атака неприятеля не удалась, так как не была подготовлена огнём артиллерии; к тому же отражению её много способствовал «жестокий и удачный огонь» батарейной № 14 роты. Её командир полковник Е.Е. Штаден, «кидаясь с вверенною ему ротою в места самые опасные, везде
По словам Удино, противник «использовал более чем в три раза превосходящую артиллерию и развернул значительные силы. Между тем, бой продолжался без малейшего ущерба до 10 часов вечера. Я велел подойти дивизии генерала Вердье, которая разместилась в резерве; что касается кирасир, то я оставил их в тылу из-за невозможности применения в данной местности». Трефкон пишет, что бой продолжался до 22 часов, и особенно пострадал 56-й полк. 11-й бюллетень «Великой армии» отметил, что в бою при Якубово «26-й полк лёгкой пехоты покрыл себя славой. Дивизия Леграна со славой выдержала огонь всего неприятельского корпуса». [64]
64
Fabry. II. 346-47, 389-90; III. 134, 331; IV. Annexe. 29–30; Trefcon. 95; Reguinot. 11–12; Fain. I. 287; Chambray. I. 261; Marco de Saint-Hilaire. 214-16; Kukiel. II. 43–44; ВУА. XIV. 177, 185; XVII. 288-89; Харкевич. III. 58–67; Бутурлин. I. 330-32; Михайловский-Данилевский. 140; Богданович. I. 354-56; Поликарпов. 190-92. Марбо уверял, что в тылу у французов русские кавалеристы “захватили около тысячи человек и часть экипажей, в том числе наши походные кузницы. Это была огромная потеря, и кавалерия 2-го корпуса испытывала большие трудности во время всей кампании”. Поэтому “бригада Кастекса получила приказ отойти до Клястиц, чтобы защищать перекрёсток двух дорог, куда пехота генерала Мэзона пришла на соединение с нами”. Подтверждений этому рассказу мы не нашли. В то же время Марбо пишет о том, как храбрый Кастекс встал во главе 24-го конно-егерского полка, “повёл его на русские батальоны, прорвал их линии, взял 400 человек в плен и не понёс при этом никаких потерь. Кастекс смело ворвался первым в неприятельские ряды. Его лошадь была убита ударом штыка, и генерал, падая, вывихнул ногу. В течение нескольких дней он не мог командовать бригадой, поэтому его место занял полковник А*”. Поскольку новые русские войска выходили из Якубово, Удино приказал полковнику О.Ж. Амею атаковать их, и Марбо во главе 23-го полка обрушился на Тамбовский полк, захватил его знамя и обратил в бегство, как и пришедших к нему на помощь Гродненских гусар. В этом бою были ранены два шефа эскадрона, М.Ф. Монжино и Амей, брат командира полка, у которого “не было ни талантов, ни замечательного ума старшего брата, но зато это был один из самых бесстрашных офицеров” (Marbot. III. 82–83; Марбо. 535-36). В корпусе Витгенштейна не было Тамбовского полка, а русские источники не подтверждают потерю знамён.
По словам Витгенштейна, сражение длилось с 17 до 23 часов и «с обеих сторон было весьма упорное по причине очень лесных мест», но в итоге «победа над коварным и сильным врагом отечества нашего нами одержана». Потери сторон в данном бою могут быть определены лишь приблизительно. Русские потеряли 28 офицеров (5 убитыми, 20 ранеными и 3 пропавшими без вести). [65] У неприятеля было убито 3 и ранено 10 офицеров. [66]
Узнав от пленных, что Удино на другой день ожидает подкрепления, Витгенштейн решил атаковать его на рассвете и отбросить с Себежской дороги. «Я предписал, — пишет он, — генерал-майору Каховскому следовать с сводными гренадерскими и запасными баталионами 2-й линии немедленно на подкрепление, а за ним остальной пехоте и кавалерии резерва генерал-майора Сазонова». Лишь кавалерийский отряд Репнина, который не мог быть использован из-за характера местности, был оставлен у Катериновой.
65
Поликарпов. 192. Пропавшими без вести числились Гродненского полка корнет князь А.М. Вадбольский и состоявшие при Витгенштейне подпоручики Филиппов и Муйжель; на самом деле двое первых попали в плен.
66
30 июля потери в офицерах понесли 24-й конно-егерский (1), 8-й шволежерский (4); потери 26-го лёгкого (13), 19-го (10) и 56-го (5) линейного полков указаны за 30 и 31 июля. Регино пишет, что к вечеру беглым пленникам удалось присоединиться к 26-му полку; «мы нашли роту сократившейся на две трети, настолько большим было число убитых и раненых. Остался только один офицер, это был г. Жиро, су-лейтенант и кавалер Почётного легиона. Мы остались на отдыхе возле поместья; я разыскал бидон с водкой и наполнил фляги вольтижеров, пока они спали». Затем по приказу старшего аджюдана Дорньера Регино выдал вольтижерам заряды (Martinien. 164, 247, 450, 577, 608; Reguinot. 15).
Ночью Витгенштейн развернул корпус в боевой порядок. Первую линию он построил на месте бывшего вечером боя против мызы Якубово, при выходе из леса: на правом фланге этой линии стали 24-й, 25-й, 23-й егерские полки, батарейная № 5 рота и 2 орудия лёгкой № 9 роты; в центре Севский, Калужский, 26-й егерские полки и лёгкая № 27 рота; на левом фланге расположились Пермский и Могилевский полки. Гродненские гусары и артиллерийские роты № 1, 14 и 9 находились со второй линией. Пехота была построена в одну линию в батальонных колоннах. Вторую линию Витгенштейн выстроил при д. Ольхова, так как из-за лесистой местности её нельзя было выстроить ближе к первой линии. Её составили пехотные полки 14-й дивизии (Тульский, Навагинский, Тенгинский, Эстляндский), четыре сводно-гренадерских батальона 5-й и 14-й дивизий, вся кавалерия и артиллерийские роты: батарейная № 27, лёгкие № 10 и 26, конная № 1.
Войска противника остались на прежних местах: дивизия Леграна находилась у Якубово, дивизия Вердье разместилась позади неё во второй линии, 5-я бригада Кастекса находилась в различных пунктах боевой линии. Кирасирская дивизия Думерка стояла в резерве у м. Клястицы. Дивизия Мерля оставалась у Сивошина на р. Дриссе, бригада Корбино — у Волынцев. «Таким образом, — констатировал Богданович, — Удино лишил себя содействия восьми тысяч человек, которое могло дать ему решительный перевес над корпусом графа Витгенштейна». Странная «претензия» со стороны историка, который прекрасно знал, что местность для действия тяжёлой кавалерии была почти совершенно непригодна. К тому же Удино вовсе не предполагал, что русские возобновят свою атаку.