Первое правило королевы
Шрифт:
Ведущая в блестках улыбалась неопределенной улыбкой. Ястребова она до смерти боялась и никак не могла придумать, как прийти ему на помощь, хоть режиссер и сигнализировал, и гримасничал, работал бровями и губами, но она все не понимала.
Примерно минуты за три до выхода из эфира Инна победила окончательно, и все это поняли. Для того чтобы поняли не только по эту, но и по ту сторону камеры, она поменяла позу, откинулась на спинку кресла, положила ногу на ногу и предоставила Александру Петровичу бубнить, сколько ему вздумается. Александр Петрович послушно забубнил, думая, что
Ястребов рассерженно замолчал.
Инна улыбалась приветливой стеклянной улыбкой.
Ведущая скомкано простилась, и несколько секунд все сидели молча.
— Большое спасибо, — возвестил режиссер.
— Спасибо вам, — отозвалась Инна.
Она и не думала подниматься со своего кресла — знала, что еще должен подбежать шустрый мальчик, отцепить от них петличные микрофоны. Такого шика, как в Москве, — рации за ремнем — в Белоярске еще не практиковали. Ястребов ни про какие микрофоны, понятное дело, ничего не знал, поэтому решительно пошел с подиума и был остановлен воплями всей съемочной группы и шустрого мальчика, и пиджак у него задрался, и галстук оттопырился, и шнур запутался, и все стали тащить с него пиджак, а он поворачивался во все стороны, как разъяренный медведь в осином гнезде.
Инна сидела, молчала, наблюдала — никуда не торопилась.
Вот, дорогой Александр Петрович, каково чувствовать себя дураком — на пустой дороге, рылом в сугробе, когда мигалки уже пролетели вперед, а ты еще даже не понял, что случилось и будут ли тебя убивать!..
— Инна Васильевна, спасибо вам большое! Как всегда, все великолепно, как вы его: раз — и все дела, и правильно, и учить их надо, только ведь все равно ничему не научишь!..
Инна кивала, пока редакторша стрекотала вокруг нее, а операторы провожали скорбными взглядами — почему-то все операторы на всех телестудиях провожали ее именно такими взглядами.
А потом она вышла в крохотную комнатку и оказалась нос к носу с Ястребовым. Больше в комнатке никого не было, даже каменных пиджаков и бетонных галстуков, только веселый голос Юры доносился из-за студийной двери.
Ястребов был мрачен.
Инна улыбнулась ему самой милой из всех своих улыбок.
— Поздравляю вас.
— Спасибо, Александр Петрович.
— В следующий раз я буду готов. Так что берегитесь.
Никакого «следующего раза» не будет. В следующий раз твоим противником будет кандидат в губернаторы, а не я. Сегодня — исключительный случай.
— Александр Петрович, вы все неправильно поняли. Я вовсе не собиралась…
— Собиралась, собиралась.
— Я не хотела, чтобы…
— Хотела, — перебил Ястребов. — Все правильно. Мы теперь в разных командах.
Инна и сама толком не знала, в какой она теперь команде. Якушев сегодня про «команду» не сказал ни слова, все больше про «праздник для народа» и про то, что
— И хотела, и собиралась. Но ты сильно рискуешь. Или думаешь, что из-за того, что ты со мной спишь…
Инна раздула ноздри.
— Я с тобой не сплю.
— Мне показалось?
— Это ты спишь со мной.
Он развеселился:
— А что, есть разница?
— Огромная, — уверила его Инна, — просто колоссальная.
— Никакой, — весело сказал он. — Но ты особенно не увлекайся. Я больше не дам тебе шанса.
— Да мне и не надо никаких шансов.
— Посмотрим.
— Посмотрим, — повторила она. Разыскала свою сумочку, пристроила ее на плечо и посмотрела независимо.
— Я должен подать тебе шубу?
Она посмотрела ему в лицо. Он вдруг подумал, что боится ее до смерти — потому и хорохорится, что боится.
— Вообще говоря, так принято. Но можешь не подавать.
В комнатку ввалился радостный Юра:
— Инна Васильевна, вы сейчас домой?..
Помощник моментально оценил обстановку, даже не столько обстановку, сколько напряженность электрического поля — опять синие искры в очках у Ястребова, и вокруг как будто потрескивает. Юра смолк, приостановился и занял позицию — за правым Инниным плечом.
Ястребов насмешливо посмотрел на них обоих — даже как-то объединил их взглядом.
— Еще раз спасибо и до свидания, Александр Петрович.
— И вам спасибо, Инна Васильевна.
Она повернулась к нему строптивой спиной, позволила Юре подать шубу и вышла в коридор, чуть не стукнув по носу того, кто стоял подле плевательницы.
Да. В эфире все было проще. Возможно, он и плясал под ее дудку, но лишь потому, что у него оказалось меньше опыта и он не сразу сообразил, как именно ему следует держаться. Вне эфира он действовал на нее слишком сильно, чтобы она могла позволить себе задевать или дразнить его.
Осип встретил ее в «холле», как шикарно назывался продуваемый сквозняком вестибюль с затоптанными полами, телевизором, поролоновым диваном и кадкой для фикуса. Фикуса в кадке не было — должно быть, не вынес трудностей телевизионно-сибирской жизни, — из бывшей фикусовой земли густо торчали хвосты «бычков», как будто посадки всходили.
Осип был мрачен. Едва завидев Инну с Юрой, поднялся с пыльного дивана, повернулся спиной и пошел к выходу, ни слова не сказал. Это было на него совсем не похоже. Инна проводила взглядом широкую спину.
— Инна Васильевна, я вам больше не нужен?
— Нет, Юр, спасибо.
— Ваше расписание на завтра.
Инна покосилась на хрусткий листок белой бумаги и перевела взгляд на помощника.
Эдакие нарочито «начальственные» штучки всегда ее раздражали. Она же не премьер-министр Великобритании, зачем ей расписание! Все свои дела она знает сама, кроме того, график ее жизни постоянно меняется — еще ни разу она не дожила день до конца в соответствии с расписанием, составленным Юрой.
Юра, как и Осип, был очень озабочен тем, чтобы ее статус «правильно соблюдался» — а заодно и его! Он — помощник «большого начальника», и он делал все, чтобы быть хорошим помощником.