Первое предательство
Шрифт:
Однако ни молодость, ни глупость поступка не защитила ребят от гнева императорского правосудия. Нерисса приговорила всех к смерти. Казнь назначили на следующую неделю. Тем не менее правительница решила даровать милосердие, после того как бедные родители потратили немало усилий, обивая пороги дворца и умоляя о прощении. Тогда она помиловала всех, кроме одного, и отправила детей в ссылку. Четырнадцатилетнему Колди не повезло, он оказался старшим в группировке, а родственники не имели богатства и связей, чтобы отложить смертный приговор. Но и здесь императрица
Исобель не стоило напоминать, какие ставки стояли на кону, тем не менее смерть Колди она восприняла как предупреждение. Нерисса никому не давала спуска, и ей следует поступать так же. Через какое-то время можно будет подобраться к горюющей семье мальчика и выяснить, остались ли они преданы правительнице. Однако сейчас седдонийке нужно полностью посвятить себя налаживанию торговых связей, чтобы время в Каристосе не прошло даром. Прибыль всегда найдет ободрение и поддержу, даже если махинация и провалится.
Помимо приглашения императрицы были и более приятные новости. Из порта прибежал юнга и передал, что в бухте бросил якорь корабль Федерации, и капитан хочет как можно скорее переговорить с торговым представителем. Мальчишка обежал город дважды, потому что сначала появился в посольстве, а оттуда направился в частную резиденцию, поэтому Исобель пожалела морячка и отправила на кухню перекусить. Сама же пошла переодеваться наверх — нужно было сменить шелковое платье, подходящее для приема посетителей, на льняную блузу, короткие штанишки и веревочные сандалии, соответствующие визиту на корабль.
Появись седдонийка в подобном наряде на борту икарийского корабля, разразился бы скандал. Но для капитана Федерации это знак уважения, внимания.
Юнга, потерявший дар речи, когда увидел Исобель в платье, сшитом по императорской моде, почувствовал видимое облегчение при взгляде на преобразившуюся хозяйку. Быстро засунув последний кусок хлеба в рот, мальчишка вскочил на ноги.
— Я провожу вас, — пробормотал он. — А то капитан накажет меня, если заставлю ждать слишком долго.
— А как его зовут? Юнга покачал головой.
— Меня просили не говорить.
Любопытно, но Исобель могла придумать несколько причин, почему капитан не захотел упоминать свое имя в том месте, где повсюду уши. Мальчишка и так выдал немало информации, назвав себя и корабль. «Быстрая чайка», но это название ничего девушке не сказало. Седдонийка никогда не достигла бы подобного положения, если бы была неосторожной, поэтому захватила в порт телохранителей, которые теперь следовали позади. А вдруг ловушка?
Охранники нисколько не волновали мальчишку, и, несмотря на незнание города, он уверенно вел по прямой к центральной верфи, где их ждала гичка, привязанная к пирсу.
— Вон там «Чайка», как раз за шаландой с оранжевым парусом.
Юнга указал на восточную плотину, защищавшую гавань. Там девушка увидела старомодную галеру с треугольным парусом, который за многие годы выгоревшим под солнцем, поменяв ярко-красный цвет удачи на тускло-оранжевый, что говорило о долгой службе без нормального вознаграждения. А как раз за галерой виднелась большая часть другого корабля с четырьмя мачтами, устремившимися в небо.
Взглянув на такую красавицу, Исобель не могла противостоять искушению, чтобы не помечтать о подобном судне для себя. Она быстро забралась в гичку вместе с остальными и отчалила.
В самый разгар торгового сезона в Каристос приходило намного больше кораблей, чем способен вместить порт, и тогда гавань пестрела разными суденышками всех размеров и форм, бросавшими якоря и ожидавших своей очереди на разгрузку и погрузку. Лихтеры развозили воду и провизию для галер, выгружали товар с грузовозов, которые не могли долго простаивать у причала. Уважение к загадочному капитану возрастало все больше по мере того, как седдонийка наблюдала за искусными маневрами гички, которая быстро обходила препятствия.
Через пятнадцать минут они добрались до «Быстрой чайки». Темные тимберсы, блестящие латунные вставки, слепящие белые паруса — все говорило о том, что судно только что сошло с верфи. Со временем погода, жесткая соленая вода, износ от постоянных погрузок и разгрузок нанесут кораблю немалый урон, но сейчас он — просто совершенство. Исобель уже хотела такое судно, страстно желала его, возможно, так, как икарийская женщина могла желать рубиновое ожерелье или нитку редкого черного жемчуга.
Когда гичка подплыла ближе, сверху сбросили веревочную лестницу. Девушка сразу восприняла это как проверку, поскольку будь она в платье, то никогда бы не взобралась на борт, не потеряв достоинства.
Исобель встала на ноги, стараясь удержать баланс, в то время как шлюпка ходила из стороны в сторону. Седдонийка повернулась к юнге:
— Ты не придержишь веревку?
Мальчишка схватил лестницу, и, как только она натянулась, Флёрделис поставила левую ногу на первую перекладину. Девушка быстро карабкалась наверх, зажимая веревку между ног, чтобы удержаться. Усмешка проскользнула по ее лицу, когда она представила выражение лица Нериссы, если бы императрица увидела подобную сцену.
Когда Исобель поднялась наверх, появилась коричневая от загара рука и одним рывком мягко втянула ее на палубу.
Седдонийка улыбнулась, увидев своего помощника.
— Капитан Зорион, какая неожиданность!
— Леди Исобель.
Он начал было салютовать, как того требовал этикет, но девушка не стала обращать внимания на церемонии и кинулась обнимать капитана. На минуту показалось, что она снова ребенок, потому что Зорион возвышался над ней, как и раньше, пах морской соленой водой, древесной смолой и немного чаем, который скорее всего был погружен на корабль.
Они дождались, пока на палубу поднимутся телохранители. За ними появился и юнга. Зорион отпустил мальчишку, а Исобель избавилась от охраны, чтобы поговорить с капитаном наедине.