Первомост
Шрифт:
Всюду, где уши могут слышать, всюду, где конь может идти, прикажите там слушать или понимать ваши повеления. Кто же захочет вести войска против нас, вы услышите и увидите, что они станут незрячими, имея глаза. А если пожелают что-то держать, будут безрукими, если же пожелают идти, станут безногими, - таков вечный завет высокого неба, данный Чингисхану, сыну солнца, Темучину Хингею - звону железа.
Так они завоевывали, сами не ведая что и зачем. Раздвигали просторы своих владений, уничтожали угрозу несуществующую, а угрозой был целый мир. Следовательно, получалось: нужно было завоевать весь мир.
Еще было у них намерение: спасти мир. Всегда кто-то хочет спасать мир, проливая реки и моря крови. Небо заботится о равновесии. Счет живых и мертвых на земле должен быть постоянно ровным. Нельзя допускать увеличения ни тех, ни других. Поэтому лишних устраняют, и на это дело определяются исполнители воли неба. И это не может быть преступлением, это является указанием целесообразного существования.
Так учил великий Чингисхан, так говорили все ханы, они думали за всех, воины же не думали - они верили беззаботно, в восторге, и это приносило им победы.
Главное для них было: придерживаться собственных законов, не заботясь о чужих. А их главный закон утверждал, что высочайшее право каждого, кто пришел на этот свет, - умереть, и право это обеспечит их хан. Единожды отправившись в поход, они уже нигде не имели постоянного пристанища и не знали, будут ли когда-нибудь иметь его и остановятся ли где-нибудь. Их ханы были темными, как и все воины, потому что таким был и великий Чингисхан. Он слышал о древнем императоре Циньши, который, возможно, первым в деяниях людских велел сжечь все книги, которые будут найдены, из-за того, что в одном свитке было сказано несколько неблагожелательных слов в отношении его собственной особы, в дальнейшем же этот император начал строительство Великой стены, при помощи которой хотел отгородиться от мира и от смерти, быть может потому, что смерти он боялся сильнее всего, боялся настолько, что даже возвел для себя дворец из трехсот шестидесяти и пяти комнат, чтобы на каждый новый день в течение года прятаться в новой комнате и тем самым сбить с толку смерть. Однако Чингисхан не считал подобные способы целесообразными, он не верил в высочайшие стены и потому послал своих воинов уничтожить угрозу, где бы она ни пряталась, что же касается книг и знаний, то он просто не придавал им никакого значения, веря не в знания, а лишь в порядок и послушание. Не придавать значения обозначало: отбрасывать какие бы то ни было знания, как вредные, книги же сжигать вместе с людьми и их жилищами. Завоеватели всегда сжигают книги, потому что в них восхваляются предшественники, а это - вредно для нового властелина.
У монгольского войска был твердый порядок, все воины были разбиты на тьмы, тысячи, сотни и десятки, во главе которых стояли соответственно темник, тысячник, сотник и десятник, они должны были осуществлять волю ханскую в битвах и в походах; всех, кто бежал с поля битвы, беспощадно убивали поставленные сзади нарочно выделенные для этого люди; следовательно, смерть одинаково подстерегала воинов и впереди и сзади, выбора не было, поэтому сражались они всегда до конца и почти всегда побеждали, потому что ни один противник не был подготовлен так, как они. А еще: брали не количеством, а хитростью и коварством. Применяли подкуп и лживые посулы, имели тайные боевые дымы, от которых противники теряли сознание и становились неспособными сражаться; поджигали города, забрасывая пращами через стены пропитанные смолой клочья, а потом метали туда людской жир с убитых пленных, ибо ничто так не горит, как - страшно даже сказать!
– эта пожива для огня. Иногда бросали в осажденный город глиняные горшки, наполненные ядовитыми змеями, вынуждали пленных засыпать рвы или же выкапывать новые рвы и направляли на города близлежащие реки, заливая защитников города.
Ненасытность завоевателей не знала пределов. Они были вечно голодны, потому что питались только кумысом от своих кобылиц да еще тем, что удавалось награбить или убить. Когда-то, еще во времена походов Чингисхана, монголы шли через пустыню, и наступил такой голод, что умирали уже не только воины, но и сам хан должен был умереть; но лазутчикам удалось найти свежие внутренности мертвого зверя, они извлекли кал, сварили внутренности и принесли Чингису, и тот съел это со своими нукерами. С тех пор Чингисом было установлено навсегда, чтобы ели они все, что можно жевать и глотать, а от зверей чтобы не оставляли ничего: ни крови, ни внутренностей, ничего, за исключением кала.
Прежде чем завоевать ту или иную землю, они высылали вперед разведчиков, чтобы те узнали, какая земля богаче. Быть может, именно потому, когда Сабудай-Багадур уничтожил великое царство Хорезма, они не пошли на Персию и на Индию, а начали изготовляться к походу на Русь, откуда уже прибыли разведчики и пели перед ханскими шатрами восторженные песни о том богатом и необъятном крае.
Песня слагалась в тот момент, когда хан пил из золотой посуды, украшенной драгоценными камнями, черный ханский кумыс, и было в ней такое про Русскую загадочную и манящую землю:
Там высокое небо и всюду травы зеленые,
Много кизяков для костров,
А еще больше дерева сухого и растущего.
Ветер по вечерам затихает, и нет росы до утра.
Утренняя заря не белая, как у нас, а голубая.
Летом кричат в траве перепелки
И грузно летают птицы величиной с овцу.
Вся земля жирная и плодородная не только вдоль рек, но и
в степях.
Бесчисленное множество гусей, уток, медведей, оленей, туров,
куниц,
Всего так много, что охота тут обещает быть вечной.
Из прозрачных ручьев пьют воду олени,
А вепри обжираются желудями, о которых у нас и не слыхивано.
Дикие птицы спят на воде, а в цветах пьют сладости пчелы.
Дерева и камня там хватит, чтобы построить города для всего мира,
Если бы хан пожелал этого.
В земле лежит множество золота и драгоценных камней,
А на земле этой люду столько, что его еще нигде никто столько
и не видел.
Такая земля привлекала, но и отпугивала одновременно. Долго колебались монголо-татарскне ханы, долго угрожающе топтались на пограничье земли Русской и, уже изготовившись, все равно еще боялись и потому посылали ко многим князьям своих людей, которые должны были бы подговорить русичей срыть валы городов своих и сдаться добровольно, не обрекая себя на гибель и уничтожение.
Но князья, как ни недружны они были, ответили дружно, потому что это был и не их голос, а голос всего народа: "Когда сорвете у коней своих копыта, тогда и сроем валы городов наших".
И тогда покатилась разъяренная орда на Русскую землю и люто шла по ней, не щадила ни юной красоты, ни немощи старой, ни малых детей; если бы был на самом деле где-нибудь антихрист, которым пугали людей, то и он бы заплакал от ужасов, творимых насильниками.
Быть может, хотели они весь мир превратить в пастбище? Но точно так же как вытоптанная, уничтоженная, умершая трава снова оживает с наступлением весны, так рождались словно бы из ничего люди, возрождались города - жизнь не прекращалась. Только воины стареют и умирают безвозвратно, а жизнь неистребима.
Князь Ярослав Всеволодович, узнав об ужасных событиях в Залесских землях и о смерти брата своего Юрия, покинул Киев и пошел во Владимир на великое княжение, очищал церкви от трупов, обновлял землю, раздавал города и вотчины князьям меньшим, а тем временем Михаил Черниговский прискакал в Киев и без малейших преград сел там княжить. Сына своего Ростислава он оставил в Галиче, лелея горячую надежду женить его на дочери угорского короля Белы, но Даниил Галицкий не имел намерения снова пускать угров в свою землю и принялся изгонять из своего города Михаилова сына, а тем временем Ярослав из далекого Владимира, чтобы отомстить Михаилу Черниговскому за Киев, пошел с полками на Каменец, взял в плен жену Михаила и товар великий, - князья принялись за старое, как будто и не было здесь монголо-татар, которые тем временем разгромили половцев, и хан Котян, собрав весь свой народ, пошел в Угорскую землю, где им выделена была часть равнины, ставшая с тех пор их собственностью куманской навсегда. Князья словно бы забыли о смертельной угрозе для всей земли Русской, забыли о руинах на месте славных городов, сожженных селах, вытоптанных полях, изрубленных воинах, забыли о вдовах, сиротах, о горе и стоне повсеместном: "О земля, расступись и прими нас живыми!" Князья и дальше препирались, чинили раздоры между собой, не заботясь о единстве. Ошеломленные таким поведением князей, летописцы тех дней испуганно прислушивались из своих келий к страшному клекоту монголо-татарского нашествия, по окончании перечня всех княжеских поступков, бессмысленных и злонамеренных для такого времени, дрожащей рукой выводили: "Писал не дух святой, а рука грешная, а ум блудил, а глаза как вода, тело все как прах, а мысль в сумятице. И после описания деяний всех сих аминь всему".