Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя
Шрифт:
Остаётся только Америка. Но, с ней всё не так просто. Там внушительные силы. Как свои, так и сбежавших фашистов. Элитные отряды мутантов, практически всё СС и Аненербе.
Первого июля, сто десятая армия «Красные дьяволы» берёт Аляску. Разбивает плацдарм, авиация зачищает Канаду. Наземные войска продвигаются вглубь материка и наносят удар с севера. Двенадцатого июля, флот высаживает на побережье Флориды части сто тридцатой армии «Красные Волки.» Наша доблестная сто двадцатая ударная, нанося удары арданиумными бомбами по городам и скоплениям войск, начинает шествие к столице.
Встречая яростное сопротивление, так как пиндосы свой жалкий аналог арданиумной бомбы замутили, войска ценой немыслимых усилий и колоссальных потерь уничтожают вражеские войска.
Последствия ужасны… Америка в руинах, но продолжает сопротивляться. Нам воевать тоже нечем и некем. «Красные Медведи» теряют четверть. «Красные Волки» половину. «Красные Дьволы» нанесшие первый удар и стянувшие на себя основную массу войск, гибнут почти все.
У врага всё ещё хуже. Население делится на два лагеря. Вспыхивает гражданская война. Правительство Юга и Севера, на которые разделилась страна, сражаясь друг с другом и с нами, требуют переговоров.
Первого августа, над Капитолием поднимается красный флаг. Второго августа, война заканчивается пока ещё неофициальной капитуляцией Разъединённых теперь уже Штатов.
Второе августа. Тысяча девятьсот сорок пятого. Северная Америка. Где-то рядом с Вашингтоном.
В самом центре огромного кратера, сидим и ожидаем делегацию, которая уже явилась, но выходить из машин никто не торопится. От нас: я, вся семья, бойцы, четверо маршалов. Горчаков с Морозовой. Политработники. От них два полупрезидента, с минимумом охраны.
— Идут сволочи, — видя как из машин выбираются люди кривится Горчаков. — Твари…
— Ну, пусть попробуют что-нибудь выкинуть, — кивает Быстрицкий.
— Не выкинут, — качает головой Серафина. — Их страх настолько велик, что они едва на ногах держатся. Стоит кому-нибудь кашлянуть, как они упадут и головы руками прикроют.
— Апчхи! — громко чихает Сидор.
На это, два мужика подпрыгивают, садятся и подняв руки озираются по сторонам.
— Не бойтесь, шутим мы. Итак… Мистер Коллинз, глава Юга. И мистер Бёрнс, глава северных штатов. Чо дрожите, суки? Сюда подошли!
— Майор Константинов, — переглянувшись начинает Колинс. — Напоминаю, мы мирная делегация.
— Тогда шустрее ползите. Документы принесли?
Садимся за импровизированный стол. Получаю в руки бумагу, читаю текст, сразу же передаю Быстрицкому. Закуриваю…
— Что вас не устраивает?
— Да практически всё, — кривится маршал. — Вот это что за пункты? Какие к чёрту компенсации?
— Вы превратили нашу страну в руины, — краснеет от злости Бёрнс. — Вы убили миллионы ни в чём не повинных граждан. Вы…
— А вы? — глядя на него спрашиваю. — Скольких убили вы? Сколько советских детей вы и ваши союзники угробили? Сколько женщин вы убили и изнасиловали? Можешь дать ответ? Скольких мирных жителей вы уничтожили во Вьетнаме, Китае, Индии, Корее? Сколько?! И за что? За обладание месторождениями «Первопричины?» У фашистов хоть какая-то цель была, а у вас?
— А у вас? — морщится Бёрнс.
— У нас месть, — отбрасывая документ морщится Быстрицкий. — Вы пришли к нам, начали убивать. Вот это предсказуемый финал. Расплата за преступления. От себя добавлю, вы не фашисты, вы ещё хуже.
— Это вы хуже! Дикари. Варвары. Наша страна…
— Вертел я вашу страну на одном месте! — срывается Максим Иваныч. — Вертел и буду вертеть.
— Да вы… — рычит Бёрнс.
— Господа… — поднимает руки Коллинз. — Товарищи, прошу вас, не надо. Всё закончилось. Вы победили, мы признаём это. Вот, ознакомьтесь с моим вариантом акта капитуляции.
Читаем, вместе с Быстрицким находим документ очень даже подходящим и отдаём Жукову. По документу… Никто ни от кого ничего не требует. Мы получаем контрибуцию, собираемся и уходим. На этом всё.
— Нда, — качает головой Быстрицкий. — Даже среди вас есть хоть немного адекватные люди. Я удивлён.
— Нацистская идеологи, — кривится Бёрнс.
На такое заявление, срывается Рокоссовский. Подходит и заряжает Бёрнсу в челюсть. Наши бойцы и охрана этих уродов выхватывают оружие.
— Не смей, — искрясь фиолетовыми молниями рычит Рокоссовский. — Никогда не смей сравнивать нас с нацистами. А знаешь почему…
— Потому что я ещё хуже, — поднимаясь из-за стола киваю. — Они хотя бы рабов оставить могут. Я — нет. У меня нет принципов, нет жалости. Это я превратил в пар сотни ваших городов со всем населением и превратил бы в пар все остальные. Но начальство настаивает на временном перемирии. Временном, это подразумевает что когда-нибудь оно закончится. И тогда я приду сюда. Знаешь что ждёт твою страну в таком случае? Я никого не пожалею! Никого! Я уничтожу всех, включая континент. Я сотру из истории любое упоминание о твоей поганой стране. Это будет. Я тебе обещаю. Пока же у тебя есть шанс прожить ещё хоть немного, ставь свою закорючку в документе и проваливай. Иначе…
— У нас хватит сил завершить начатое, — кивает Жуков. — Мы солдаты, мы знаем и понимаем на что шли. Мы с радостью расстанемся с жизнями, но и вы своё существование прекратите. Пиши!
Лидеры, судорожно ставят свои подписи. Вслед за ними подписи ставят маршалы. Делегаты убегают, прыгают в машины и уезжают.
— Ты сейчас серьёзно? — подходит ко мне Быстрицкий.
— Да, Максим Иваныч, — закуривая киваю. — Как никогда. Мы победили. Раскатали их. Унизили. Нам этого не простят, никогда. Какие бы отношения не складывались между нашими странами, мы будем врагами. Даже если мы, продолжим воевать, загоним их в каменный век, то это ничего не изменит. А знаете что самое страшное? Они найдут последователей. Везде, по всему миру, через годы, найдутся те кто нас осудит и побежит к ним. Как бы люди не жили, недовольные, слабовольные идиоты, легковнушаемые кретины, жадные и им подобные будут всегда и везде.