Первопричина: Лагерь смерти
Шрифт:
Качая головой, Марта выкручивает ручку на середину. Закуривает, и зажав сигарету между пальцами начинает вальсировать под наши крики.
О спасении даже не мечтаю, единственное желание хоть ненадолго отключиться. Хоть на секунду… В темноте нет боли, нет страха. Нет ничего… Но этого не происходит. Сознание упорно не хочет уходить и даёт мне почувствовать всё. Боль от игл под ногтем, боль от тока, другая боль от криков девушек.
Сколько так продолжается сказать не могу. Происходящее превращается в череду картинок и болезненных ощущений поверх которых образ бешеной Марты. Садистка переходит все границы и творит совсем ужасные вещи. Начинает с меня и истыкав иглами, практически превратив в дикобраза, оставляет одну иглу и переключается на Маришку. Наблюдая как несчастная бьётся в уже предсмертных конвульсиях, она пережимает шланг через который девушка дышит. Сыпет в этот шланг светящиеся порошки измельчённых кристаллов, заливает какие-то жидкости. В итоге опускает конец шланга в воду чем топит несчастную. Но даже когда Маришка затихает, не успокаивается и вытащив несчастную из аквариума избивает её.
С Белкой всё ещё хуже. На неё снова возвращаются все электроды и зажимы. В добавок, бешеная тварь избивает девушку электрошоковой дубинкой. Прижимает орудие пыток к её лицу и голове и с наслаждением смотрит как девушка медленно и очень страшно умирает.
— Эти наигрались, — бросив разрядившуюся дубинку на пол подходит ко мне Марта. — Наигрались. Устали. Их место скоро займут новые. Теперь же ты. Видишь эти иглы? Замечательно. Их ровно две сотни. Пока они введены неглубоко, да и большинство из них не причинят вреда, даже если их ввести полностью. Но не все такие, а всего сто пятьдесят. Тридцать, поставлены в особые точки. Оставшиеся расположены в особенных местах и стоит их ввести, как ты начнёшь умирать. Они войдут в жизненно важные органы. Последняя… В память о том, что долгое время ты развлекал меня, последней и самой длинной, я добью тебя. То есть не совсем добью… Я введу её в твой мозг, через нос.
— Себе введи…
— Мне нельзя! — восклицает Марта. — Я начальница. Умная, красивая, образованная. Баронесса, между прочим. А вот тебе можно. Ты ошибка эволюции. Обезьяна по несчастному случаю напоминающая человека. Твоя смерть… Давай поскорее с этим закончим. Вальтер пригласил меня на ужин и я очень не хочу опаздывать. Кстати, как думаешь, мы красиво смотримся вместе.
— Два выродка…
— Ладно… — улыбаясь тянет Марта и нажимает на иглу торчащую из моего плеча.
Ловко, быстро, в определённой последовательности, Марта нажимает на иглы и вводит их. Боль… Это уже не боль. Это что-то тяжёлое, густое и липкое. Что не проходит и не притупляется, а только нарастает и с каждой иглой становится сильнее.
Вместе с болью горькая обида, от того что даже пальцами пошевелить не могу. Тяжесть… От того что по моей вине такой страшной смертью погибли девушки. И никаких надежд. Я в аду. Без чертей, огня, кипящих котлов, но в аду. А передо мной, настоящий дьявол.
Что я мог сделать… Чем мы заслужили такое наказание? Чем?
— Прощай, Владислав, — наклоняясь ко мне всхлипывает Марта. — Я буду скучать.
— Я приду за тобой, сука. Приду и достану. То что ты сделала с нами, я умножу на сто. Ты…
Марта чмокает губами, показывает мне иглу и… Понимаю что всё. Я умер… Боль ушла. Всё кончено. Но я вижу. Я слышу. Не могу двигать глазами, не дышу, знаю что сердце не бьётся, но я вижу… Вижу как Марта разговаривает с пришедшим Вальтером. Как солдаты освобождают меня и снимают с цепи Белку. Как нас тащат за ноги по коридорам. Бросают на пол… Солдаты закуривают. Упоминая Маришку качают головами и сталкивают нас в яму…
Что будет дальше? Я просто перестану существовать? Или… Да, скорее всего. Я уже умер. Возможно, это всего лишь бред погибающего мозга. Или… Не хочу! Я должен выжить! Я…
Глава 3
Сон… Скорее не сон, а приятные грёзы. Многократный повтор падения вниз, в тёмную яму, удар и темнота. Кажется, что эта темнота и есть реальность. Но это ведь не так?
— Ага! — вырывает из забытья грубый мужской голос. — Неплохо, очень неплохо. Это нам пригодится.
— Да умолкни ты, ирод, — хрипит в тоже время старческий. — Нельзя здесь шуметь. Сборщики рядом. Хватаем всё что можно и драпаем.
— Вредный вы, Осип Иваныч. Ни договориться с вами, ни на дело сходить. Пять минут и уходим. Пока же не мешайте. Вещички в мешок и потихоньку к выходу.
Это черти? Или бесы? Или… Или я выжил? Но… Глюки продолжаются?
Глюки, точнее два надеюсь что человека, копаются где-то рядом. Спорят, негромко ругаются. Голоса их похожи… Однако звать их не тороплюсь. Мало ли… Вдруг фашисты. А если они, то или добьют, или что хуже отведут к Марте. А вообще, что со мной?
Лежу на чём-то мягком. Пахнет кровью, спиртом, формалином, разложением и вроде как лекарствами. Тело неприятно ноет. Все мышцы тянет. Желудок сворачивается в комок и отчаянно требует пищи. Если хочу жрать, то точно живой. Но блин как? Меня иглами проткнули, причём проткнули всего и везде. Даже ниже пояса где самое важное…Преодолев слабость поднимаю руку, шевелю пальцами и вижу то чего быть в принципе не может. Рука очень слабо, почти неразличимо светится. Боли нет, пальцы, в которых как я помню были иглы, относительно легко двигаются. Рука тоже.
Значит всё-таки… Иглы мне или привиделись, или их удалили. Но если удалили, то… Должно быть больно. Такие раны без последствий не остаются. Зажить не могло, особенно в моём состоянии. Я что, снова в другое тело попал? Может быть. Смог один раз, почему бы и во второй не изобразить.
— Крыса! — восклицает голос. — Жирная какая. Лови!
— Сам лови, — хрипит старик. — Она здоровая как овчарка. Такая сразу грабли отгрызёт. А как я потом без пальцев? Да и зараза с ядом попадёт. Заболею, фашисты проклятые, чтоб они позеленели, сразу поймают.
— А ты её палкой, Осип Иваныч! Давай, дорогой. Нам мяса на неделю хватит. Меня от тушёнки и консервов уже выворачивает. Свеженинки хочу.
Что за бред? Какая к чёрту свеженина? Где я вообще? Что… Как?
Где-то совсем рядом начинается забег. Слышится удар, верещание крысы, возня, оханье…
— Взяли! Ух и здоровая. Молодец, Осип Иваныч. Настоящий охотник. Такую зверюгу одним ударом.
— А ты учись, вот помру кто о тебе заботиться будет.
— Я человек науки. Мне жалко зверушек убивать.
— А суп с мясом жрать не жалко? А кашу? Так уминаешь, что за ушами трещит. Всё, профессор, пора уходить. Сейчас сборщики придут. И если мы с тобой этим фашистским гнидам попадёмся, то худо нам будет. Особенно мне. Давай, профессор. Собирай добычу и...
— Здесь девушка, — выдыхает судя по голосу профессор. — Смотри, Осип, живая. Да как же ты выжила, бедняжка. Надо…
— Помогите… — пищит судя по голосу Маришка.
— Сейчас, дочка, сейчас, — причитает Осип. — Это же чудо Господне. Из ада вырвалась и живая. Марта, тварь германская, чтоб тебя черти в аду раскалённой кочергой дрючили за то что наших детей так мучаешь. Убью собаку. Вот только подвернётся она мне, так я ей шею сломаю.