Первостепь
Шрифт:
Полыхают костры вокруг становища двуногих, насквозь пропахшего мясом, ослепляют чуткие холодные глаза. Чует нос, да зуб неймёт, ходят по кругу двуногие с острыми палками и пылающими ветками в руках, не подберёшься к желанной еде, как бы ни был пуст твой желудок. Острые палки не подпустят.
Пятнистый Демон лежит в сухой траве, затаилась, как и вся её стая. Когда-нибудь надоест двуногим носиться, улягутся спать, ослабят бдительность – тогда и рванутся гиены со всех сторон тёмными призраками, и ни что не сможет их удержать, повелительниц ночи.
Пятнистый Демон всегда была вожаком, от рождения. Потому что её мать была вожаком, и она унаследовала её силу и дерзость. Их родилось двое в глубокой норе, но её робкий братец осквернял эту землю своей щенячьей слюнявостью. Едва зубы немного окрепли, как Пятнистый Демон пустила их в дело. Не всё же сосать молоко. Она с недетской яростью набрасывалась на брата, оттачивая свежие клыки о его жёсткую шкуру. Тот беззубо скулил, недоносок, лишь распаляя ярость. Наверное, он был рождён для тренировок сестры. И однажды её клыки нащупали место смерти. Место смерти щенка находилось на его морде, нужно только сжать её своей пастью и не отпускать. Убить братца оказалось полегче, чем съесть. Пасть забилась дурной шерстью, шкуру было не разодрать. Но она научилась и этому, и с тех пор распарывать трупы для неё куда лучше, чем убивать.
Костёр шипит и щёлкает всего в нескольких коротких прыжках от Пятнистого Демона. Вокруг огня сидят двуногие. Бывалый охотник рассказывает молодым, как загнать лошадь. Двуногим нужно бежать равномерно, позволяя четвероногой дёргаться и петлять, останавливаться и оглядываться, сбивая дыхание. И когда, наконец, морда лошади покроется обильной пеной, когда с её лоснящихся боков повалит пар, тогда двуногим следует затаиться. Пусть горячая лошадь уляжется и остынет. Тогда её ноги задеревенеют – и двуногие резко набросятся на неё, забивая дубинками по голове, чтобы не портить хорошую шкуру.
Время от времени рассказчик приподнимается, направляя во тьму пылающий сук – в такие моменты Пятнистый Демон опускает глаза, чтобы их голодный мутный блеск не выдал зверя. Но двуногого не интересует гиена лежащая. А гиене нет нужды слушать, как загонять лошадей. Она знает сама, как воровать жеребят и терзать их живьём, и если ей повстречается больная взрослая лошадь – она растерзает живьём и такую. Но куда лучше выискивать трупы.
Ярко светит луна, дополняя костры. Плохая ночь. Всё ближе утро, всё меньше надежды стащить добычу двуногих. Но куда-то обратно бежать, ощерив зубы от голода, Пятнистому Демону вовсе не хочется. Победные голоса львов не разносятся по округе, значит, пусты их животы, значит, нечего отобрать и у львов. Остаётся лишь терпеливо ждать.
Сломанный Клык прокралась мимо костра и цапнула кусок мяса. Двуногие сторожа всполошились, кинулись со всех сторон на воровку; гиены дружно загоготали. Отличный шанс. Двуногие, болтавшие о лошадях у костра напротив Пятнистого Демона, бросились наказать Сломанный Клык – но другая всклокоченная тень с царски задранной метёлкой хвоста рванулась им в тыл, и когда двуногие обернулись, солоноватая мясная лента уже змеёй извивалась в цепких зубах.
Пятнистый Демон удрала во тьму, отбежала подальше от костра разъярённых двуногих. Ей перепала хорошая добыча. Пусть горьковатая, но мясо есть мясо. И не такое едали. Гиена несколько раз отряхнула мясной ремень от снежных кристаллов соли. Пары горящих жадных глаз окружили добытчицу, но никто не посмеет оспорить еду Пятнистого Демона, достаточно только встопорщить загривок и рявкнуть. Её тут же оставят в покое, так было всегда с прошлой зимы. И так будет вечно!
Прошлой осенью Пятнистый Демон начала охотиться со взрослыми как равная. У неё не накопилось ещё опыта, зато ярость и наглость имелись в избытке. Вместе с поддержкой матери всё это обещало безбедную жизнь крупному бурому зверю с огромной головой на толстой бычьей шее. Почти вся голова являла собой сплошные неистовые челюсти, потому что стоячие круглые уши, широкий нос и скользкие глаза по сути были только придатками, наводящими для бездонной пасти. Наводящими зубов. А зубы гиены легко выжимают сок из костей, как из травинок. Из любых костей. В том числе из костей непослушных сородичей. Однако наступала зима, когда короткие задние лапы трупоедов предательски вязнут в глубоком снегу, а беспощадные волки не оставляют ни крошки добычи. Потому в конце осени степные гиены уходят отсюда. Они бредут по речной долине за горы, бредут много дней, грызясь друг с дружкой и голодая, зато на приморских еланях их ждёт обильная добыча. Там редко выпадает снег. И там телятся коровы, поставляя в изобилии вкусных сосунков. А море оставляет на берегу много ваворков, разных бывших морских зверей, теперь ставших мясом. Но там также много местных гиен, сильных, отъевшихся, с куда более крупными пятнами на светлых шкурах. Почти каждый день приходилось там драться. Не за добычу. За жизнь.
В одной из драк охромела мать Пятнистого Демона. Старый вожак не могла теперь бегать проворно, как раньше, и коварная стая набросилась на ослабевшую. Молодая гиена ничем не могла помочь своей матери. Её мгновенно оттеснили частоколом свирепых зубов. Власть её матери кончилась. Никто не мог больше помочь Пятнистому Демону. И никто не желал теперь с ней считаться. Все кусали её, выражая презрение. Никакую добычу не могла она удержать, вся стая скопом набрасывалась на неё и отнимала еду. Ей оставалось подобострастно хохотать и поджимать хвост. Ей уготовили голодную смерть, ей, родившейся вожаком. Она не могла всю жизнь хохотать и бегать с поджатым хвостом. Она покинула подлую стаю. Лучше умереть в одиночестве, нежели в унижениях. Она соглашалась уже умереть, но жизнь обратно заставляла драться. Ночью она забрела в чужую стаю и оказалась в окружении. Выхода не было. Она могла только быстро умереть без борьбы либо мучиться в долгой агонии, отбиваясь. Рождённая вожаком предпочла отбиваться.
Они мычали, как стадо травоядных. Из их не закрывающихся пастей капала бешеная слюна. Пятнистый Демон, присев, отчаянно вертелась, тщетно пытаясь отбить наскоки со всех сторон сразу, но её беспомощный визг не мог даже пробиться сквозь передний ряд атакующих. А сзади щёлкали зубами новые ряды.
Она уже готовилась смириться, упасть и не отбиваться, но пара заблудившихся львиц вдруг расколола её врагов на две половины. В кольце окружения открылся проход – и Пятнистый Демон ринулась бежать. Её преследовали с нестерпимым воем, челюсти врагов непрерывно лязгали за её спиной, а впереди шумело море.
Её загнали в солёную воду. Вода щипала раны, но больше никто здесь не нападал. Враги сидели на песчаном берегу, как череда бесконечных камней, и глубоко дышали. Их кровожадные глаза полыхали огнём, не оставляя надежды. И тогда Пятнистый Демон сама бросилась на них, чтобы ускорить развязку.
Но молодое тело не хотело ещё умирать. Ноги сами собой опять повернули в воду, однако разъярённые враги тоже бросились в воду, пытаясь настичь несчастную и там – и Пятнистый Демон из последних сил поплыла в море. Ведь утонуть не будет так больно. И врагам не достанется её плоть.
Всё же долго плыть не пришлось. Вскоре не потерявшие чуткости уши услышали, как волны разбиваются о камни, и гиена повернула на шум. Она выкарабкалась на каменистый берег и упала без сил.
Раннее солнце разбудило её. Безоблачное утро улыбалось, красное море играло и пенилось. Молодая гиена поднялась на ноги и отправилась в разведку.
Все камни были густо облеплены засохшим птичьим помётом, но сами птицы кричали в другой стороне. Оттуда накатывался страшный гул, будто камни ревели. Или неведомые громадные звери. Но гиене нечего было терять. Пятнистый Демон пересекла островок, и её глазам открылось непередаваемое зрелище.