Первостепь
Шрифт:
К полудню люди собираются возле костров. Торопиться больше некуда, теперь можно поесть до отвала. Огромные куски мяса шипят на раскалённых плоских камнях, брызгая соком, у людей давно текут слюнки. Самые нетерпеливые уже хватают полусырое лакомство и, не морщась, жуют. После них никто уже не может устоять, для каждого поджаривается отборный кусочек, животы вздуются у всех.
После обильной еды наевшиеся отходят подальше от дыма костров и валятся на спину. Двигаться больше нет сил, почему бы не поваляться на ласковом солнышке?
Режущий Бивень смотрит в небо. Стервятник кружит высоко-высоко,
Режущему Бивню вспоминается ночной сон. Тревожный был сон. Оттого сейчас осталась тяжесть на душе, а не только в желудке. Приходил какой-то предок в белых-белых одеждах, как давешний лебедь. Как давешняя лебедь, которую убили лиса с Кривым Хребтом. Нехороший был сон. Что-то он предвещает дурное. Но трудно разгадать. Предок был весь белый: голова, волосы – весь. Грудь подпоясана сверкающим поясом, глаза блистают огнём, а в простёртой руке держит звёзды. Предок что-то изрекал, кажется, предлагал ему дунуть, но слова предка грохотали так нестерпимо, словно рушились горы. Режущий Бивень не вытерпел грохота – и проснулся. Ему надо бы знать, что всё это значит, но как теперь узнаешь? Не к шаману же вновь обращаться, - Режущий Бивень сразу морщится при одной только мысли об этом. Может, снова придёт белый предок, тогда он спросит его напрямую во сне. Куда ему дуть и зачем? Если получится спросить…
Далеко над лесом роятся тяжёлые облака. Пока ещё светлые и ленивые. Но за ночь они набрякнут чернотой. К утру погода изменится. Однако у людей достаточно мяса и тёплых шкур против любых облаков или туч.
Девушки, прихлопывая в ладоши, запели песню. О том, какое хорошее лето, и как люди ему благодарны. О том, что и осень будет хорошей, и люди тоже её поблагодарят. У девушек чистые голоса, наверное, они специально не ели много, готовились петь. Гудящий Рог, молодой охотник, дудит на камышовой дуде певуньям в лад. Мальчишки вскочили в круг и притопывают ногами, замужние женщины одна за другой присоединяются к поющим. Поёт и Чёрная Ива, Режущий Бивень даже слышит отдельно её высокий голос. Весь временный лагерь наполнился песней.
Последними поддаются охотники. Они сменяют мальчишек, и начинается настоящий Охотничий танец. Медвежий Коготь, прижав руку к носу, становится мамонтом, остальные его атакуют. И вскоре поражённый мамонт падает на колени, а охотники дружно добивают раненого. Танцоры неистово топают в тесном кругу, их голые спины взмокли от пота. Выскочил новый мамонт, Львиный Хвост, и охотники ловко расправляются и с этим. Мамонт, которого поразил в глаз Режущий Бивень, не станет участвовать в танце. И сам Режущий Бивень всё так же лежит на траве. Только голову приподнял, следит за празднеством.
Медвежий Коготь обратно вскочил, теперь он танцует охотника. Подпрыгивает с воздушным копьём в руке, искусно метает, попадает в цель. Мускулы на его могучей спине перекатываются буграми, вены на шее вздулись, Медвежий Коготь силён как медведь. И Режущему Бивню уже мерещатся близкие оргии. Медвежий Коготь
Первая тучка накрыла солнце. Распалённые танцоры не обращают внимания на небесные выкрутасы, зрители тоже, но Режущий Бивень почувствовал холод в спине. В пояснице. Ему надоело лежать. Лучше он пойдёт осматривать бивни.
Бивней много, очень много. Выбор большой. Прямо глаза разбегаются. Режущий Бивень долго присматривается, а потом берёт самый крайний. Всё равно он ещё не решил, что именно будет делать.
Шаман Еохор неслышно подходит сзади. Угрюмый охотник постукивает кусочком кости по бивню, прислушиваясь к звучанию. Звук ему нравится.
– Режущий Бивень, старуха Проточная Вода жалуется на боли в пояснице. Одолела её Огнея. Сделай болвана болезни!
Режущий Бивень оборачивается к шаману, растерянно смотрит на его голые ноги с татуированными икрами. Ему нечего ответить, кроме правды:
– Нельзя. Охотник спал с женой. Огнея не войдёт в его фигурку, – говорит он, потупясь.
Опять выблеснуло солнце, прямо шаману в глаза, и тот жмурится. Женщины громко поют, охотники пляшут, а шаман… шаман вдруг указывает на девочку. Красивая девочка стоит одна, в стороне, грустная, имя её – Маковый Лепесток. Но что с того? Стоит себе и стоит…
– Солнце прекрасно,.. как Маковый Лепесток, - говорит вдруг шаман. – Много-много Маковых Лепестков. Каждый лучик как Маковый Лепесток. Весь мир в Лепестках, одни Лепестки. Сердце бьётся в груди, кровь, как солнце, горячая, в голове будто брызги от водопада, водопада из маковых лепестков… Вся наша жизнь как этот Лепесток. Наш мир великолепен.
Режущий Бивень ошеломлён шаманской речью. Куда того понесло? На девочку старик зарится. Прямо песню поёт. Непотребство какое. И к чему только клонит Еохор?..
Солнце снова нырнуло, и шаман никуда уже не клонит, а укоризненно качает головой, усмехается:
– Режущий Бивень слишком любвеобильный! Разве не знает обычаев? Можно навлечь неприятности.
– Знает. Всё знает, – отвечает охотник. И вдруг глядит шаману прямо в глаза: – Еохор видел мою жену. Разве можно с такой устоять?
Шаман опять усмехается, даже как бы сплёвывает надменно. И долго молчит, чтобы слова набрали вес.
– Женщина – это немощный сосуд. Режущий Бивень не верит его хорохорству, ничуть не верит. И тогда шаман упреждающе добавляет:
– Если дойдёт до старейшин, вас ведь сурово накажут.
Но Режущий Бивень боится другого:
– Зачем нам нужны Осенние Оргии, а, Еохор? Что думают духи об этом безумии? Может, нам запретить их? Не распылять свою силу?
Усмешка не покидает лица шамана. Он оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что их подслушают, потом небрежно «объясняет»:
– Нет ничего более важного, чем другое. Всё нужно делать так, как заведено. Убьёшь лишнего комара – и от такой «мелочи» разразится жестокая буря. – Еохор вдруг замолкает, задумчиво трёт подбородок, будто не верит себе, но потом продолжает: – Мы лишим степь плодородия. Духи не думают. Духам нравятся оргии.