Первостепь
Шрифт:
Пошла назад Сквалыга. Ни разу не оглянулась. Обиделась.
Чёрная Ива тоже хочет идти назад, в какие-то глупости она встряла: мальчик, Игривая Оленуха, следы – какой она следопыт и зачем ей всё это… Совсем скоро Игривая Оленуха вернётся в стойбище и сама всё расскажет. Лучше там подождать. Она будто даже делает шаг обратно, но останавливается. А где тогда Сосновый Корень? Где Режущий Бивень? Нет ли тут какой связи? Почему-то ей показалось, что есть тут какая-то связь, всё же надо бы разобраться. Даже вот как-то интересно: а сможет ли она, женщина, идти по следам. Почему не попробовать?
Развернулась опять Чёрная Ива, пошла-таки по следу, по слегка примятой траве. Да, здесь кто-то шёл, это понятно, вроде бы даже понятно, что женщина шла, но почему эта женщина – Игривая Оленуха? Чёрная Ива остановилась, оглянулась назад, в сторону стойбища. Не хохочет ли вслед Сквалыга? Нет, той не видно. Если и наблюдает за нею, то исподтишка. «Ладно, пускай смеётся, - думает Чёрная Ива, - всё равно дальше пойду».
Пошла. Не так вроде и трудно. Даже довольно быстро идёт. Однако след вдруг свернул к кустам, на звериную тропку, и Чёрная Ива засомневалась дальше идти. От стойбища отошла прилично, зачем ей бродить по кустам, ещё с гиеной какою столкнётся или с медведем. Остановилась Чёрная Ива, задумалась. Смотрит себе под ноги, не знает, что делать. В самом деле, чем она занята, глупость какая. Огромная глупость, но… она ведь подумала про гиену, а тут как раз след гиены у неё под ногами, совсем-совсем свежий, это ей ясно, только что прошла тут гиена, туда же пошла, куда и Игривая Оленуха – за той, значит, шла, следила… Игривая Оленуха в опасности, вот так дела!
Чёрная Ива хочет бежать за подмогой, скорее бежать – но куда она добежит, до стойбища далеко, не успеет. Хотя бы Сквалыгу назад не отправила, что же ей делать теперь, что же ей делать? Но подсказка приходит сама. Чёрная Ива замечает под кустом увесистый камень и теперь знает, что делать. Гиена вроде как одна. А их двое. Две женщины против гиены. У одной женщины в руке камень. Гиене несдобровать!
Чёрная Ива почти бежит по тропинке. Она больше не разглядывает следы, свернуть отсюда некуда, в такие заросли разве что лисица прошмыгнёт, но не женщина. Ей даже хочется закричать, предупредить подругу об опасности, но почему-то страшно кричать, страшно даже просто голос подать, ведь кто знает, что там такое, она одна тут в кустах, совсем одна…
Но кусты вдруг расступаются и образуют прогалину. Странное место. Будто буря прошла, будто смерч бушевал. Всё здесь поломано, выдрано – кто же так сделал? Буря была или звери сражались? Будто тут мамонты бились, но откуда им взяться, тем мамонтам, воскресли они, что ли? Но Чёрной Иве некогда рассуждать про мамонтов. Заметила, наконец, подругу – и ещё больше странностей стало. Игривая Оленуха стоит на коленях. Чёрная Ива опешила. Игривая Оленуха стоит на коленях и что-то бормочет, у неё ужасный вид, у неё вроде как на губах пена, ворожит, кажется, Игривая Оленуха, что-то она съела, мухоморов, наверное, съела, с духами теперь общается. Страшно Чёрной Иве, очень страшно. Её подруга – ворожея! Никогда о таком она не думала, ничего не подозревала. А теперь со страху пятится назад, покуда её не заметили. Как же может Игривая Оленуха так втайне, люди за это осудят, если узнают. Как же не боится Игривая Оленуха? Нет, надо уйти Чёрной Иве, не должна она знать про такое, а то окажется соучастницей, будто бы две колдуньи в стойбище завелись, пускай шаман с этим разбирается, а ей назад, но… где же гиена, куда та подевалась? Как могла пройти мимо Игривой Оленухи? Неужели та и гиену не заметила? Но гиена-то её заметила ещё как! Чёрная Ива резко схватилась за левую грудь, так там кольнуло. Должно быть, гиена та не простая. Колдовская это гиена, споспешница ворожеи, но как же такое возможно, не снится ли ей всё это, неужто там вправду Игривая Оленуха? Замерла Чёрная Ива, со страхом смотрит на ворожею, ни малейших сомнений не может быть – Игривая Оленуха стоит на коленях, на губах пена, а в глазах… Чёрная Ива не может сбоку заглянуть в глаза, но представляет, что там творится. Игривая Оленуха бормочет какие-то заклинания, Чёрная Ива напрягает свой слух, пытается разобрать – и вдруг слышит своё имя! Игривая Оленуха бормочет о ней. Чёрная Ива аж затряслась. Вот так дела! Камень вдруг сам выпал из руки, она и не заметила, не до того. И не услышала, как шмякнулся. Игривая Оленуха о ней ворожит. О ней и о… Львином Хвосте… Точно, послышалось – Львиный Хвост!
Трясутся поджилки у Чёрной Ивы, назад пятится, присела на корточки, за кусты зацепилась, затрещали ветки или её одежда затрещала – всё равно Чёрной Иве, не обращает внимания, главное, поскорее убраться отсюда, главное… рука её вдруг наткнулась на что-то твёрдое… неприятное. Медленно-медленно Чёрная Ива поворачивает голову и – кажется, её сердце просто выпрыгивает из груди. Гиена уже окоченела, у неё вывернуты лапы какой-то непредставимой силой, от неё пахнет смертью.
У Чёрной Ивы от ужаса выскочила душа, и она ничком повалилась.
****
Режущий Бивень проснулся рано. Чёрная Ива ещё сладко спит, а он тихо собрался и вышел.
Выйти-то вышел, а вот чем ему заняться, не может придумать. Вроде направился к Костяной яме, вроде хотел выбрать пару костей для какой-нибудь поделки, хотел – и не выбрал. Уселся под деревом, под старой липой, и словно опять заснул.
Но он не заснул. Он думает о навязчивом сне. Опять прошедшей ночью повторился старый сон. Опять он дул во сне. Куда-то дул, и сам не знает, куда. И теперь тоже не знает. Что означает этот странный сон? Когда сон повторяется несколько раз, это знак, явный знак, – но чего?.. Знак перемен… Но каких?
В небе выблеснуло солнце, торопливые облака расступились на миг, но спохватились и тут же сомкнулись опять. Тишина опустилась на землю. Не слышно ни птиц, ни близкого стойбища. Осень крадётся. Как хищник. Как львица.
Осень. И оргии. Снова вспомнились оргии Режущему Бивню. И стало совсем грустно. Ну как он отдаст Чёрную Иву? Как он отпустит? Разве так можно? Нельзя! Нет, нельзя. Он уже так возмущён, так разгневан, что это последнее слово, «нельзя», даже произносит вслух, с гневом произносит, не в силах сдержаться. И тишина вдруг отвечает:
– Что нельзя, Режущий Бивень?
Режущий Бивень вздрагивает и оборачивается. Это старейшина. Бурый Лис. Подошёл сбоку, а он не заметил, так был поглощён грустными думами – и теперь стыдно. Негоже охотнику так зевать. Недопустимо.
А старейшина остановился возле него, высокий и крепкий, ещё совсем не выглядит стариком. Такой не пропустит, как он… Очень огорчён Режущий Бивень. Но старейшина, кажется, понял его и молчит. О своём думает. Надо ответить старейшине, неуважительно так молчать, но Режущий Бивень полностью растерялся, даже не встал навстречу – и совсем не знает, что говорить.
Старейшина вдруг кладёт левую руку ему на плечо, легонько похлопывает. Почему левую? – думает Режущий Бивень и едва слышит слова.
– Молодость, молодость. Буря страстей… – старейшина говорит своим обычным голосом или… Режущий Бивень едва не трясётся – или шаман рассказал-таки про запрет, ведь Режущий Бивень нарушил запрет, спал с женой – не потому ли старейшина его выследил… что теперь будет?.. он виноват!..
Старейшина усмехается:
– Режущий Бивень учит липу трястись? Ещё рано трястись её листьям. Режущий Бивень торопится.
И опять как-то надо ответить, это же, должно быть, намёк, как-то надо сказать, что-то, по-достойному, но не может сказать Режущий Бивень, ничего не может сказать. Выдал его шаман. Теперь он попался. Попался!
Старейшина усаживается рядом. Долгий, значит, будет разговор. Но раз уселся, может, ещё есть надежда, может, не строго накажут, не станут позорить перед всем стойбищем. Хотя, в чём тут позор? В чём?!
Старейшина вроде бы хочет подняться, сделал движение, Режущий Бивень уловил и чуть не вздрогнул (неужели уйдёт?) – нет, поторопился обрадоваться. Старейшина просто устраивается поудобнее. Всё-таки долгий разговор… от вопросов своих не отступится. Уже ясно Режущему Бивню. Сразу было ясно.