Первые гадости
Шрифт:
— Какой опыт? — спросила ласковая Антонина Поликарповна.
Чищенный рассказал, что в юности он шел с первой получкой мимо нищенки и спросил, сколько ей надо денег, чтобы она не побиралась? Старушка назвала именно ту сумму, которая была в кармане Чищенного, которую он сразу отдал и ушел, а на следующий день встретил бабушку в том же самом месте в тот же самый час с той же протянутой ладонью. Он, конечно, попенял ей, а нищенка, не меняя позы, повернула ладонь, остановила такси и укатила, хохоча.
— Мой Леня не такой, — сказала Антонина Поликарповна, — он — безотцовщина
— Но мне придется прощать и его напарника, эту шпану подзаборную: они друг друга тянут, — сказал Ерофей Юрьевич.
— А-а-а! — сказала Антонина Поликарповна. — Прощай без угрызений: тому один черт в тюрьму, не сейчас — так через год.
— Через год он уже год отсидит, — сказал Чищенный.
Но на Простофиле все-таки поставили крест и решили обсудить Ленину судьбу.
— В институт, — предложила Антонина Поликарповна
— Нет, — сказал Чищенный. — На стипендию с библиотеками не расплатишься.
— А куда? — спросил Леня. — В тюрьме тоже заработки низкие.
— Пойдешь в зоопарк снабженцем и будешь перевоспитываться под моим неусыпным наблюдением.
Леня с радостью согласился на зоопарк, потому что туалет, по его мнению, там был общественный и свою вину за неспускание он мог поделить на всех посетителей мужского пола
— А учиться когда ему? — спросила Антонина Поликарповна.
— Поступит на вечерний, — решил Чищенный, у которого на все давно был ответ: и почему луна за землю не падает, и где у червяка зад-перед, и как перелетные птицы дорогу домой находят.
— Это что ж, весь день вкалывать, а вечером над книжкой корпеть? — удивился Леня. — Я не согласен. Я лучше дураком или бездельником останусь. Мама прокормит, она обещала.
— Тоже хороший вариант, — предложил Чищенный. — Тебя надо женить, а жена тебя перевоспитает.
— Не надо, — сказала Антонина Поликарповна. — Он по ночам с кровати падает. Какая ж идиотка согласится его всю ночь подбирать! Да и я не дура, чтобы еще одну тут рядом терпеть…
Утром Леня пошел устраиваться на работу в зоопарк и встретил сына эпохи, который порадовался за Леню, подарил обещанную таки маме грамоту и сказал:
— Будешь нам экскурсии организовывать — «Животный мир Африки». А мне по старой дружбе устрой встречу с бегемотом один на один: хочу форму проверить.
— Ладно, — пообещал Леня. — Хоть с крокодилом.
— Нет, — сказал Червивин, — крокодилов я боюсь, а бегемоты — они только по телевизору страшные, как инопланетяне, а в жизни слабее собаки.
Сам Червивин готовился в этот день ехать на дачу Чугуновых по прямому указанию сверху, даже не прикидывая, что на даче уже гостит Аркадий, который прибыл неделю назад, так как Победа клялась в телефонную трубку, будто повесится в разлуке. «Я дошла до ручки! Я тебя боготворю! — говорила Победа, — Ангел! — я даже не верю, не могу представить, что ты способен плевать и сморкаться, как другие!»
Ну, как тут было отказать? И Аркадий объявился с котомкой учебников и с насморком.
— Мам, — объявила Победа, — к нам приехал в гости Андрей Червивин по папиной просьбе.
— А почему он так изменился? —
— Постригся на днях, — объяснила Победа
— Разве Андрей был космат? — удивилась мама. — Он выглядел тяжелобольным, а этот молодой человек выглядит легкоздоровым.
— Не веришь мне — спроси Трофима, — предложила Победа.
— Это Червивин? — спросила мама.
— Червивин, — ответил Трофим, в тоске по Сени согласный на все, со всем и со всеми.
— Не веришь мне — спроси у кошки, — предложила Победа.
— Светлана Климова, это Червивин? — спросила мама.
— Мяу, — ответила кошка.
— Не веришь мне — спроси у него самого, — предложила Победа.
— Вы Червивин? — спросила мама.
— Да как сказать, — ответил Аркадий.
— Ну хорошо, я вам верю, — смирилась мама. — Живите где хотите, только не в моей спальне.
И только смирилась, как исчезли в лесу Аркадий и Победа. Целую неделю бегали, резвясь, будто малые дети: то взапуски, то в прятки, то бросят все бирюльки, сядут спина к спине на опушке и передразнивают птиц, или пчел, или коров на пастбище. И от их избыточной радости, брошенной в природу, даже лес выглядел веселей. Не носило небо туч ради них, не дули ветры ради них, не стыла земля по ночам ради них, и даже дождь восстал из луж. Весь мир был для Победы и Аркадия, а жили они в шалаше без еды и одеяла, с котомкой учебников-бирюлек. Правда, Трофим приносил им пищу тайком, как сбежавшим каторжникам, но она доставалась муравьям и птицам.
— Неужели можно влюбиться как Фауст? — спрашивал себя и Победу Аркадий.
— А что тут такого? — спрашивала Победа.
— И я так думаю, раз в жизни — можно, — отвечал Аркадий. — Продаю душу за один поцелуй!
— Покупаю. Чмок — один раз купила, чмок — второй… Нет, зачем ты мне бездушный? Забирай свою душу бесплатно, а для меня сделай одолжение.
— Хочешь, встану на уши?
— Я хочу, чтобы четвертое слово в твоем экзаменационном сочинении было «победа».
— Это мое одолжение?
— Это мой каприз.
— Почему ты такая капризная?
— В родителей.
— А мне что с тобой делать?
— Что делать? — тебе еще Вера Павловна ответила: «Умри, но не давай поцелуя без любви»…
А Червивин уже слез с электрички, уже дошел до дачи, уже поймал Трофима в огороде и пучком крапивы заставил выдать обитель влюбленных.
Пришел Червивин к шалашу и сел у входа сторожем.
— Иди отсюда, дурак. Понял? — сказал Аркадий.
— Нет, — ответил сын эпохи. — Я буду добиваться Победы.
— Ты добьешься, — сказала Победа, — если поймаешь к утру сто майских жуков в майонезную баночку.
Червивин ушел ни с чем, кроме слез в глазах, но на дороге его встретил знакомый комсомольский вожак и спросил:
— Что, Андрей, невесел?
— Каким же успехам мне радоваться? — спросил Червивин. — Велено к утру поймать сто майских жуков в майонезную баночку, а у меня даже баночки нет.
— Не печалься, — ответил вожак, — сейчас поднимем заводских комсомольцев: будут тебе и баночка, и майские жуки в июле…