Первые славянские монархии на северо-западе Европы
Шрифт:
Между разными дурными качествами славян выставляют:
«Они приняли к себе огромное множество угров, по обычаю их обстригли свои лжехристианские головы, и натравили их на нас, христиан, да и сами нападали: и одних уводили в плен, других убивали, иных томили в темницах жестоким голодом и жаждою, бесчисленное множество довели до разорения, и славных мужей, и честных жен осудили на рабство, церкви Божии сожгли и все здания истребили; так что во всей Паннонии, нашей огромной провинции, едва ли найдется одна церковь, что могут подтвердить епископы, посланные вами, если бы они захотели сказать правду, много путешествовавшие и видевшие всю разоренную землю. Когда же мы узнали, что угры вторглись в Италию, видит Бог, как искренно мы желали помириться со славянами, обещая им во имя Всемогущего забвение всех бед, нам нанесенных, и возвращение всего, что оказалось бы у нас принадлежавшее им; мы желали, чтобы они пощадили нас хоть на то только время, пока мы будем в походе в Ломбардию, чтобы защищать престол св. Петра и с Божиею помощию освобождать народ христианский… [128] Общая скорбь и великая печаль обдержит всех жителей Германии и Норика о том, что единство церкви нарушено… одно епископство разделилось на пять».
128
Сопоставьте следующие известия, чтобы определить, насколько есть тут правды: Ann. S. Gallens. Major et Annal. Almanici a. 899: Agareni Italiam intraverunt; поход угров в Италию был весной 899 г. и продолжался до 900 г.; около этого же времени предпринимали баварцы два похода на Моравию: один 898 г., другой, продолжавшийся три недели, 899 г.; в 900 г. угры вторгаются уже в Паннонию и немцам нечего было заботиться об Италии.
Неизвестно,
129
Между тем известно, что именно в Нитре, кафедральном городе Викинга, зальцбургский архиепископ Адальрам святил церковь (около 836 г.).
Князь Моймир склоняется перед Арпадом и признает подчинение Великой Моравии венграм. С картины М. Мункачи
И из этого письма, и из фульдских летописей видно, что до 899 г. Моймир II еще не терял надежды на благоприятный исход дел: он обращался к папе, просил его о высылке епископов для устройства страны, вошел даже в сношения с уграми и нанимал их в военную службу, имел еще силу поддерживать немецкого маркграфского сына в его стремлениях утвердиться в марке; главного врага он видел в немцах. И действительно, занятый и ослабляемый вторжениями немцев (898–901 гг.), он не мог ни сделать приготовлений, ни выставить достаточной силы против угров.
После вторжения в Паннонию в 894 г. угры до 900 г. не имеют столкновений со славянами; может быть, Моймир уступкой некоторых областей принужден был купить у них мир, чтобы выдержать внутреннюю борьбу с немецкой партией и потом внешнюю с баварцами. Возвратившись из похода на Италию, угры отправляют в Регенсбург посольство ко двору Людовика Дитяти; но предложения их не были приняты. Тогда двумя отрядами идут они на Паннонию и Восточную марку; один отряд опустошил Паннонию, другой прошел Баварией до Энжи. Герцог Люитпольд, могущественный маркграф всех славянских марок в то время, поспешил навстречу врагу и разбил его на левом берегу Дуная. Повторяется постепенный и сильный напор угров на Моравию и Паннонию; они осаживаются в Хорутании в 901 г., от Тиссы доходят до Моравы, и вскоре затем имя Моравии бесследно пропадает из летописей. Не сохранилось известий, что предпринимал против угров князь Моймир, не знаем даже, когда угры одержали над ним решительную победу. Есть основания думать, что общая опасность от угров сблизила немцев и славян, что моравский князь пал в той же битве с уграми, в которой и герцог Люитпольд. Из тогдашних людей только герцог Люитпольд понимал всю опасность угорского соседства. После сражения с уграми в 900 г. он сейчас же приступает к сооружению крепости на Энже – Энсбурга, делается опекуном короля Людовика; другой королевский родственник, граф Сигхарт, строит крепость Эберсберг на Инне. Но многие не думали о грозящей опасности; при дворе заняты были соперничеством и распрями, Людовик разбирал ссоры и мирил своих любимцев. Набеги угорские как будто нисколько не изменили существующего порядка: на Дунае все еще происходила живая и деятельная торговля. Король Людовик по жалобам баварских епископов, аббатов и графов на незаконные притеснения относительно таможенной пошлины поручил маркграфу Арибо с другими чиновниками Восточной марки исследовать это дело. Королевскими поверенными были архиепископ Титмар, епископ Бурхард и граф Оттокар. На собрании в Раффельштеттине они наводили справки о том, какие были пошлины на Дунае со времени Людовика Немецкого до Арнульфа, ибо обычная дань и должна была сделаться законной. Раффельштеттинский торговый договор, любопытный вообще для истории торговли и производительности в придунайских странах, показывает, что между 903 (смертью епископа Рихара Пасовского) и 907 гг. (большой угорской битвой) Дунай был открыт для свободной торговли немцам и славянам и что между теми и другими были тогда мирные отношения.
Баварцы сделали непростительную ошибку, вооружившую угров и ускорившую кровавую развязку. Они пригласили к себе на пир начальников угорских и умертвили их. В 907 г. произошла ужасная битва немцев с уграми; об отдельной битве их с мораванами не упоминается в летописях. Остается предполагать, что там же, где пал цвет немецкого дворянства и духовенства, там же и мораване оставили свои лучшие силы, потерпев полное поражение [130] . Самостоятельность Моравии пала, население ее весьма ослаблено, угры заняли всю ее территорию. «По смерти Святополка… угры совершенно истребили мораван, заняли страну их и владеют ею до настоящего времени», – писал Константин Порфирородный; одна часть населения, пережившего этот погром, разбежалась по соседним странам, особенно к болгарам, туркам и хорватам.
130
Подробное описание этой битвы у Азентина сомнительно по отношению к тем источникам, на основании которых оно составлено.
III. Объединение западных славян под чешскими князьями. 895–999 гг.
Собирание чешской земли [131]
Чехия не сразу явилась цельным, единым государством, управляемым князьями Пржемысловцами. Первоначальная внутренняя история Чехии представляет, насколько можно судить по местным источникам, ту существенную особенность, что одни из ее частей стремились к самостоятельности и независимости, другие насильно или по договору притягивались к одному центру – старой области князей рода Пржемыслова. Чужеземные летописцы отмечали лишь внешние явления жизни славянских государств, и притом только те из них, которые вели к столкновению славян с иностранцами; внутренние же события, упорная и продолжительная работа, подготовлявшая их и совершавшаяся на почве славянских народов, были ими или недосмотрены, или оставлены без внимания. Мы уже имели случай убедиться, как неполна, непонятна и в скольких предположениях нуждается лишь на иностранных источниках основанная история государства Моравского. Несколько счастливее в этом отношении, что касается до занимающей нас эпохи, народ чешский. Кроме иностранных летописей, гораздо более численных, чем для истории Моравии, сохранились еще для истории Чехии свидетельства местные. Понятно, что при пособии этих последних источников сведения наши могут быть полнее и изложение отчетливее. Предметом первой главы будет рассказ о том, каким образом отдельные части Чехии мало-помалу сливались в одну государственную единицу. Она должна служить дополнением к истории Моравии, так как об объединении Моравии не сохранилось никаких известий, да и вообще многие явления моравской жизни могут быть объяснены только сравнением их с подобными же явлениями у других славянских народов.
131
Источники. Cosmas, Chronica Boemorum, ap. Pertz, SS. IX. Зеленогорская рукопись, изд. Шафарика и Палацкого в Die "altesten Denkm. D. B"ohmish. Sprache.
Признанные достоверно славянскими археологические культуры V–VI вв. н. э.
Каждое славянское государство постепенно слагалось из весьма мелких частей: родов, общин, колен, первоначально живших самостоятельно. Эпоха родового быта кроется в глубокой древности, следы общинного устройства видны в древних юридических памятниках славянского племени. Роды и общины, сливаясь, образуют одно государство, один народ. В IX в. Чехия разделена была на множество колен, из которых каждое имело своего старшину, стремилось к достижению собственных выгод и представляло отдельное, в себе замкнутое целое. Древнее устройство общественной славянской жизни предполагает отдельного представителя не только в каждом славянском колене, но и представителей или старшин в каждом роде и семье, входящих в состав его. «Всякий управляет своей челядью… а если умрет глава рода, дети… выбирают себе из роду владыку». Родовой старшина заправлял внутренними делами рода, заботился о его благосостоянии и сохранении его прав в отношениях с другими родами; платил подати, ходил в общественные собрания и имел голос за весь свой род. Когда при размножении членов рода забылась между ними родовая связь, тогда произошла община, представлявшая тоже как бы одно целое, владевшее известной собственностью, имевшее своего представителя. Таковы были известные в IX веке жупы и представители их – жупаны, подчиненные князю и управлявшие, в зависимости от него, своей жупой. Все общественное устройство Чехии времени князей Пржемысловцев основывалось главным образом на разделении земли на жупы или краи. Оно не обусловливалось, однако, волей князя, но было стародавне, как плод самой жизни славянской. Каждое колено, образовавшее чешский народ, заключало в себе несколько жуп, смотря по численности его, и каждая жупа имела свой отдельный жупный город и свое управление. Весьма вероятно, что не все колена в одно и то же время поселились в Чехии [132] . Некоторые из них, заняв лучшие и плодороднейшие местности, должны были скоро усилиться и оказать влияние на соседей, пользовавшихся менее благоприятными условиями.
132
Принято поселение славян в Чехии относить ко времени после 451 г. по Р. Х., когда маркоманы и их соседи – квады примкнули к огромному войску Аттилы, направлявшемуся в Галлию, и когда в Чехии осталось только небольшое число их, легко подчиненное новыми поселенцами. В 494 г. часть герулов, вследствие понесенного ею поражения от лангобардов, искала новых мест поселения на севере, при этом она проходила через земли, заселенные славянами, получив от них свободный пропуск. Но невероятно, чтобы все колена, образовавшие чешский народ, поселились в одно и то же время. У Козьмы Пражского, древнейшего свидетеля о жизни чехов, сохранились предания, касающиеся только колена, поселившегося близ Праги и называемого чехами; другие колена и другие местности входят в историю постепенно, теряя свою особость и втягиваясь мало-помалу в область князей пражских. До тех пор, нужно полагать, каждое колено жило отдельной жизнью, на отдельной территории, не стоя в связи с коленом чехов пражских. Можно представить положительные доказательства в пользу того, что было несколько осадков поселений в Чехии. С появлением аваров начинаются враждебные столкновения их со славянами. Дулебы испытали всю тяжесть аварского ига; но дулебы соседили с бужанами и занимали земли по реке Стыру. Скоро они совсем исчезают из указанного места, где вместо них появляются волыняне и хорваты. Потом мы встречаем дулебов в Чехии, уже занятой другими коленами, они поселились в южных ее частях и выстроили города на восток от Влтавы. «Сказанное о поселении Дулебов, – говорит Лелевель, – покажется гипотезой для тех, которые возводят население Чехии ко временам более отдаленным; но и их мнение не менее предположительно, если они хотят очень рано запереть вход в Богемию для других племен; колонизация совершается последовательно…» Можно допустить, что и другие колена, избегая чужеземного господства, расселялись в разные стороны. Что движение славян совершалось в продолжительный период, важное свидетельство на это имеется у Константина Порфирородного в рассказе его о переселении сербов и хорватов на юг из Белосербии и Белохорватии, т. е. из стран за Карпатами.
Чехами, собственно, называлось колено, поселившееся близ Праги. Это было более сильное колено, ранее других выступившее на историческое поприще. Оно резко отличается от других, соседивших с ним колен, входит с ними в неприязненные отношения, имеет свои определенные границы. Занимало оно середину земли между реками Огрой и Влтавой. Около этого колена и территории, им занимаемой, сосредоточиваются народные чешские предания, сохранившиеся у Козьмы и в песнях. На горе Рипе остановился Чех со своими полками и заложил здесь поселение. В лесах збеченских стоял Краков, город, поросший лесом во время Козьмы, отечественный город Крока, первого известного властителя Чехии, человека совершенно безупречного. Тета строит Тетин, укрепленный замок на скале, возвышавшейся над рекою Мжею. Либуша, лучшая между женщинами, предусмотрительная в совете… в решении государственных дел ни с кем не сравнимая… построила на краю лесов збечевских город Либушин; Кази воеводила из города на Осеке; еще во время Козьмы можно было видеть высокий холм на реке Мже, насыпанный в память правления Кази. Либуше приписывается и устройство Праги, города, славой до звезд превозносящегося. Недалеко от Праги было поле турское, на котором при Неклане происходила битва между чехами и Властиславом Лучанским; в Левом Градце Неклан и его приближенные, запуганные Властиславом, ожидали исхода сражения между чехами и лучанами; тут была построена первая христианская церковь в чехах. В Будече, в полутора милях отсюда, учился латинским книгам св. Вячеслав. Центром колена чешского и столицей князей его был Вышеград; против него, на левом берегу Влтавы, Девин. Земля, заселенная чехами, разделялась на девять жуп, в каждой жупе был свой город, по которому она и называлась. Граничили чехи к северо-западу и северу с коленом лучан.
Скульптура «Пржемысл и Либуше» Й.В. Мысльбека в Вышеграде (1881 г.)
Лучане стоят отдельно от чехов, как другое, не принадлежавшее к ним колено; это было могущественное колено, гордого характера, обладавшее большим воинственным задором. Во время Козьмы помнили еще воинственного Властислава, князя лучанского, человека чрезвычайно коварного… Часто он нападал на чехов и, сопутствуемый марсом и религиозными ауспициями, всегда побеждал их; землю чехов опустошал пожарами, убийством и грабежом. Зерно лучан было в жупе Жатецкой, в местности, называемой Лука, прекрасной на вид, весьма плодородной, на широкое пространство покрытой пастбищами… густонаселенной. Страна лучан разделялась на пять жуп. Без сомнения, у лучан было немало и городов, но они все были уничтожены, когда чехи при Неклане одержали над ними верх. Города, построенные здесь чехами, были Драгуш, на берегу Огры, вблизи монастыря Св. Марии; потом Жатец, упоминаемый в первый раз в 1004 г. при описании войны между Яромиром и Болеславом Польским.
Лемучи – колено, рассевшееся до самой середины леса, окружавшего Чехию [133] . У Козьмы и в грамотах вместо коленного имени употребляется имя жупы, входившей в состав его; ко времени Козьмы уже утратилось имя лемучей. Из жупы Белинской, колена лемучей, происходил Пржемысл, родоначальник чешского княжеского дома. Лемучи из жупы Белинской и Лютомерицкой издавна были в дружественной связи с чехами пражскими: Властислав Лучанский, намереваясь воевать с чехами, строит крепость между этими двумя жупами, чтобы сделать их неспособными помочь своим союзникам. Три жупы: Белинская, Лютомерицкая и Дечская – упоминаются в грамотах Бревновскому монастырю всегда одна за другой; в учредительной грамоте Пражской епископии эти три жупы понимаются как одно целое [134] . Знаменитые города этого колена – Стадицы, отечественный город Пржемысловцев, на берегу реки Белины, и Властиславов город между Белинской и Лютомерицкой жупами.
133
Вероятно, это лес, называемый у Титмара (VI, 8) Miriquidui, нынешние Рудные горы; предание об одном замке, Lemus, могло бы указывать на положение колена близ Lovositz. Lelevel, G'eographie du moyen "age, T. III, p. 27. Колена, населявшие Чехию, записаны у географа Баварского, у Козьмы под 1086 г. и в первых главах первой книги его хроники.
134
Перечисление их, вместо нормального порядка от запада к востоку, идет обратно: восточные дечане упомянуты ранее, западные лемучи позднее, совершенно без нужды упомянуты лютомеричи, жившие не на границах: «Termini antem eius occidentalem versus hii sunt… daciane, lutomerici, lemuzi usque ad mediam silvam qua Bohemia limitatur».