Первые уроки
Шрифт:
Но, прежде чем повернуться к наказанным спиной, матриарх… внезапно смотрит мне в глаза. Я даже вздрагиваю от неожиданности, невзирая на бестелесность. И слышу отчётливый мысленный посыл:
«А ну, марш за мной, егоза! Нечего тебе тут больше делать!»
Вот это фокус!
Несмотря на то, что кажусь себе крохотной звёздочкой, парящей на высоте человеческого роста, я вдруг словно подхватываю пышные юбки, мешающие бежать, и несусь вприпрыжку вслед за бабушкой Софьей, как девчонка. Собственно, я всё время чувствую себя в её присутствии этакой юницей, непоседой, из снисходительности допущенной поговорить со старшими. Даже привычно волнуюсь: как бы не выставили раньше времени, прежде, чем услышу самое интересное… Пристраиваюсь по левую сторону от бабушки, на ходу… или на лету? оборачиваюсь, отыскивая взглядом мужчин. И слышу беззлобное одёргивание:
«Не верти головой и даже не думай за ними увязываться! Ты своё получила, нагляделась, как главную дуру и зачинщицу наказали; и хватит с тебя. С другой такой… не слишком умной, хоть уже и голова седая, пусть её мужчины разбираются. Ты там лишняя, даже в таком виде».
Двустворчатые двери распахиваются, пропуская в крыло, обжитое матриархом.
«Ну почему, бабушка?» – почти канючу я. Нет, честное слово, я при ней точно в дитя превращаюсь!
– Потому. Они тебя почти просчитали. Заподозрили, что ты в зале, – поясняет она вслух. Галерея пуста, чужих ушей нет, можно откровенничать. – Маркосу ты жена, он спокойно отнёсся к твоему присутствию, поскольку ничего от тебя не скрывает. А для Тимура ты, уж извини, хоть и уважаемая, и ценная, но всё-таки чужая женщина, и если случайно окажешься свидетелем его слабости или безобразной сцены – не простит.
– Ой. Спасибо…– бормочу я.
– Учись, пока я жива. И как это у тебя получается, кстати? Я до сих пор не могу тебя увидеть, а почувствовала только случайно.
– Вообще-то я сейчас сплю, – признаюсь, вздыхая. – А точно мне туда нельзя? Мне бы только узнать: Мирабель соображала, что делала, когда булавку-маячок мне подкидывала, или её втёмную подставили?
– Богат и могуч твой язык, однако…
Бабушка Софья заходит в свои покои, в гостиную для малых приёмов. Прищёлкнув пальцами, материализует из воздуха крошечный хрустальный стаканчик с коньяком, блюдце с ломтиками персика. С наслаждением вдыхает коньячный аромат. Отставляет стаканчик нетронутым.
– «Подставили втёмную»… Скорее всего, так оно и есть. Во всяком случае, в её сторону улетел лишь крошечный луч «Кармы». Губить тебя Мири не думала, всё же не настолько жестока или зла; а вот напакостить лишний раз была не прочь, да ещё чужими руками. Тимур ей уже не одну выволочку за тебя устроил, вот она и обрадовалась возможности, чтобы и самой не… подставиться, да? и тебе досадить. Что уж наплела ей эта вертихвостка… А-а, ты же не знаешь! Даниэла – большая поклонница Мирабели, вечно глаз с неё не сводила, всё пела дифирамбы её неувядающей красоте. Собственно, Мири под её напевы и уговорила однажды Тимура заключить с Иглесиасами брачный договор. Дескать, давай попытаемся, всё же, оженить младшего сыночка; вдруг на третий раз ему повезёт. До сих пор не понимает, что, в сущности, угадала с третьим разом, даже удивительно.
– Похоже, она не поняла и того, что никакого третьего раза не было, – холодно отвечаю я. Мысленно расправляю воображаемые юбки, представляя, как сажусь в огромное гостевое кресло. – Здешние браки Маги недействительны, поскольку он давно женат на мне. Вы вообще зачем это сейчас сказали? Проверяете меня на сообразительность или на выдержку?
Она салютует мне хрустальным напёрстком.
– На дипломатические способности. Не уклоняешься от неприятной темы, не скандалишь, но прямо даёшь понять свою точку зрения. И не закатываешь истерику. Ну, извини. Приятно лишний раз убедиться в разнице…
Она не договаривает, но и без того всё понятно. Не повезло матриарху с невесткой. И ведь ничего не поделаешь, приходится терпеть!
То-то донна Софья раз в год уезжает на месяц-другой в далёкую горную деревушку, откуда она сама родом… В отпуск, значит. Чтобы не рехнуться от вечного раздражения.
– Вы мне расскажете об этой истории с договорным браком, бабушка? Я ведь ничего не знаю. Не могу даже определиться, как мне вообще отнестись к этому наказанию: сочувствовать или соглашаться: мол, всё правильно, так и надо…И почему Мага никогда не рассказывал мне об этой помолвке?
– А зачем?
Софья Мария Иоанна пожимает плечами, величественно опускаясь в кресло напротив. Низкая скамеечка с обитой бархатом подушкой торопливо подъезжает ей под ноги. От сползающего со спинки кресла пледа бабушка отмахивается:
– Уйди! Надоел.
Но похлопывает его по вздрагивающему бахромчатому углу – чтобы, значит, не обиделся. И продолжает:
– Ты что, из этих чудачек, которые любят лишний раз пострадать или закатить скандал? К чему тебе знать такие подробности? Ты же не рассказывала Маге о своих воздыхателях или возможных романах из прошлой жизни; а наверняка не была обделена мужским вниманием, при твоей-то привлекательности. Кажется, ничего в этом предосудительного нет: была свободной женщиной, что вольна распоряжаться собой, как хочет… Но тебе и в голову не приходило откровенничать на эту тему. Потому что незачем. Вот и с ним так же. Зачем тебе ревновать к тому, чего не случилось? Да и о помолвке с Даниэлой он узнал после её оглашения. Он же сюда, считай, не наведывался, поэтому Теймур заключил договор сам, считая, что сыну деваться будет некуда. Знать, что род прервётся, потому что наследник бездетен, любому Главе тяжело.
– Да это как раз понятно, – признаю, скрепя сердце. – Но ведь Маге, как и мне, уже за сорок, он давно совершеннолетний; и что же, всё ещё в подчинении у родителя?
– Таков негласный закон. Некромант повинуется главе семьи, пока сам не заведёт семью и не докажет таким образом свою самостоятельность, равно как и способность к продолжению рода. Вот когда Тимур узнал о внучках – надо отдать ему должное, в его отношении к Маркосу многое поменялось. Не сразу, конечно: инерция вещь упрямая. Но договор с Иглесиасами он расторг с лёгким сердцем. Не особо-то ему самому нравилась эта партия, однако у невесты прослеживалась со стороны матери хорошая наследственность: сильная ведьминская кровь… Ладно, слушай по порядку. Тебе удобно?
Я даже фыркнула.
– Не знаю. Не чувствую.
– Потом как-нибудь расскажешь о своих ощущениях. А пока не будем отвлекаться. Так вот: со стороны матери…
Бабушка София, задумавшись, греет в ладони стаканчик. На высокие окна тем временем мягко опускаются шторы, лишь одна остаётся поднятой, и в гостиную беспрепятственно льются лучи закатного солнца. В камине пляшут язычки пламени. Уютно. И приходит осознание, что, наконец, наступил тихий хороший вечер.
– …Она была ведьмой-стихийницей в пятом поколении. Однако у обеих дочерей Дар оказался куда слабее, и лучше всего проявлялся в накладывании проклятий. Не слишком уважаемая в нашем мире способность, поэтому девушки её не афишировали. Но от людей ничего не скроешь. А потому, несмотря на богатое приданое, к сёстрам не сватались. Кому охота иметь под боком вечную угрозу? Поссоришься – и ты уже с головы до ног в коросте или язвах, или порежешься собственным крисом, или неудачно прольёшь склянку с полезным ядом… А случится несчастье с соседом – объяснимое или не объяснимое – обвинят жену, а заодно и тебя за недосмотр. Поэтому, когда к Ноа, старшей сестре, посватался влюбившийся без памяти, но не слишком молодой дон Хуан Гарсиа Иглесиас, она не особо раздумывала. Но предложила ему жениться на обеих, на ней и Анне. Дескать, на сестёр, вместе живущих, легче наложить ограничительное заклятье, почти сводящее на нет магический дар. Она согласна была пойти даже на это – ради простого женского счастья и во имя сестринской любви.
Анну предложенные перспективы не привели в восторг. Однако она согласилась и на замужество, и на блокировку Дара. А вскоре умным людям стало ясно, почему. В родившейся чуть раньше срока девочке не было ничего от Иглесиасов. Разумеется, это ещё не повод для досужих сплетен: дети часто бывают похожи только на мать. Но на ребёнке не оказалось и некромантовской ауры, а это означало, что до свадьбы донья Анна согрешила с кем-то из чужих.
Но дон Хуан девочку принял. К тому времени он успел привязаться к младшей жене, да и узнал о её прошлом романе – и простил. Бывает же, что молодые девушки по глупости попадают в беду; а Анна особым умом, в отличие от сестры, не блистала и просто не хотела оставаться старой девой, так и не познавшей радостей любви. Вот и повелась на серенады заезжего ловеласа, о котором, кстати, кроме имени, явно не настоящего, ничего так и не узнала. Замужество стало для неё спасением от позора. Супруга она полюбила сперва из благодарности, а потом и по-настоящему. Дочку, копию своей покойной матери, обожала. Сестру боготворила, и близко к сердцу принимала её бездетность. Собственно, это ведь донна Анна в своё время отыскала в столице известного тебе врача, дона Гальяро, и переманила эту знаменитость в наш город… После лечения донна Ноа подарила мужу, наконец, долгожданного наследника. А потом и ещё двоих.