Первым делом
Шрифт:
— Веней меня зовут, студент я, общежитие в Лядах ремонтирую, — ответил я сразу на оба вопроса, но, как видно, нисколько не рассеял опасений суровых граждан.
— Какое общежитие, бля, какие Ляды? — начал тот, что был без винтовки, — сроду там никаких общаг не было.
А второй продолжил: — А утопленника ты нахера шмонал?
— Я не шмонал его, а проверял, есть ли пульс, товарищ… а как вас зовут-то? — решил установить более тесные контакты я.
— Я отделенный командир НКВД Симонов, — представился он, повергнув меня
Я очень медленно опустил одну руку и проверил карманы, не было там никаких документов.
— Все бумаги в Лядах остались, — сообщил им я, — можно туда пройти и убедиться.
Про НКВД я пока предпочёл ничего не озвучивать, а то ведь эти ребята и шлёпнуть могут меня прямо на берегу Ветлуги, с них станется. Пораскинул мозгами и тут же вспомнил про вчерашнее падение ступени ракеты, может с ним как-то связаны эти странные вещи.
— А какое сегодня число? — задал я наводящий вопрос сразу обоим бойцам.
— Двадцать второе июня, — без задержки сообщил старший.
— А год какой? — продолжил допытываться я.
— Во даёт студент, — развеселился тот, что с винтовкой, — отмечал что ли чего вчера?
— Да, было дело, — признался я, — перебрал чуток.
— 1939 год, — сообщил мне старший. — Ещё вопросы есть?
— Вопросов нет, есть просьба — опустите винтовку, пожалуйста, — обратился я ко второму, — а то нажмёте случайно на спусковой крючок, и не с кем вам больше будет разговаривать.
— Опусти винтовку, — скомандовал старший младшему, — а ты отойди от трупа на два метра и вытаскивай всё из карманов вон на то бревно.
Я сделал, что было сказано, в карманах у меня кроме зажигалки и штопора, которым мы вчера открывали вермут, ничего и не обнаружилось.
— Удочка ещё моя вон там лежит, — показал я на берег, — и банка с червями. Вот и всё.
— Борисов, проверь, что с утопленником, — приказал Симонов, а сам приблизился к моим вещам, взял в руки каждую, а потом продолжил, — значится так, студент Веня, сейчас мы тебя отконвоируем в наш лагерь, дашь там показания под роспись, а дальше на месте решим, что с тобой делать?
— Да почему конвоировать-то, товарищ отделенный командир, — счёл нужным включить слезу в голосе я, — что я сделал-то такого? Нарушил что-нибудь?
— Ты находился в режимной зоне без разрешения, это раз, — начал перечислять Симонов, — и пытался обшарить утонувшего гражданина, а это мародёрство, это два. Борисов, что там у тебя?
— Это Пасечник из четвёртого барака, неживой, — сообщил тот, — далеко не убежал.
— Оттащи его подальше от воды, надо будет телегу прислать, а мы идём в лагерь. Удочку можешь взять с собой.
— Может сразу в Ляды? — предложил я, — там и напарники мои подтвердят все мои слова.
— Поговори ещё у меня, сука, — грубо сказал тот, что с оружием, и я почувствовал довольно сильный тычок в спину, дулом ведь тыкает,
Лагерь, как я и предполагал, оказался совсем не таким приветливым, как вчера, а оказался он таким, как его Виталик описывал — колючая проволока, вышки с охранниками, лай собачек и запах чего-то протухшего. Меня остановили около ворот, старший, который отделенный командир Симонов, поговорил вполголоса с дежурным на входе, ворота со страшным скрипом отворились, и я оказался внутри.
— В БУР его сразу веди, там у нас дознаватель сидит, — услышал я обрывок разговора.
Что такое БУР, я тут же вспомнил — это Барак Усиленного Режима, а по-простому карцер. Он был сложен из кирпичей в отличие от всех остальных строений в лагере. Что-то никто нам по дорогу в этот барак не встретился, я ещё подумал, что наверно все на работу ушли.
— Стоять, — громко скомандовал мне старший, — лицом к стене, руки за спину. Борисов присмотри за ним.
А сам он скрылся внутри здания… вернулся он не один, а с целым офицером… хотя стой, офицеров же пока нет, они только в середине войны появятся, сейчас же сплошные красные командиры. А за «офицера» можно запросто статью какую-нибудь поиметь, так что будь осторожнее, Веничка.
Так вот, это самый командир с тремя квадратами в петлице (сколько я ни силился, вспомнить, что это за звание, так и не смог, пусть будет лейтенантом что ли) хмуро оглядел меня с головы до ног и спросил:
— Этот что ли? А что это за надпись у него на рубашке?
А я и забыл, что у меня там какая-то надпись есть… глянул — и точно, Адидас там было написано.
— Это название компании, которая делает такие рубашки, — ответил я. — Адидас называется.
— И где же у нас такая компания в Советской России притаилась? — продолжил допрос лейтенант.
— А она не в Советской России расположена, — отвечал я, — а в Германии. Её основателя зовут Ади Дасслер, сокращённо, значит, Адидас выходит.
— Тут другое выходит, — сокрушённо покрутил головой лейтенант, — выходит, что ты ко всему прочему ещё и немецкий шпион.
Я промолчал, потому что как комментировать этот бред, не придумал.
— Ну лады, пошли поговорим, — вздохнул он и открыл дверь в барак, — а вы берите телегу и езжайте за Пасечником, — это он Симонову с Борисовым сказал.
Он завёл меня в тесное помещение со столом и двумя стульями по разные стороны стола, сказал мне сесть и предложил папиросу.
— Спасибо, товарищ… командир, — отказался я, — но не курю я, бросил еще несколько лет как.
— А я пока не бросил, — отвечал он, доставая из ящика стола чистый лист бумаги, — поехали. Фамилия-имя-отчество, дата и место рождения, где живёшь, где работаешь?
Я уже смекнул, пока меня вели в лагерь, что сообщать о себе действительные сведения выйдет себе дороже, поэтому начал врать как сивый мерин, надеясь, что кривая куда-нибудь да вывезет.