Первый дон
Шрифт:
Чезаре кивнул.
— Несомненно, он узнал о том, что моя сестра выдана замуж за Джованни Сфорца. И ему определенно не нравится наш союз с Миланом.
— Может, и не нравится, — согласился Александр. — А как отреагировал наш добрый король Фердинанд?
— На данный момент он отказался вмешиваться в наши дела, — ответил Дуарте.
Папа Александр рассмеялся.
— Он — честный человек. Помнит, что именно я разрешил ему жениться на его двоюродной сестре Изабелле Кастильской. И только благодаря этому разрешению Арагон и Кастилия смогли объединиться.
— Мне представляется целесообразным рассмотреть возможность отправить в Неаполь посла с предложением упрочить добрососедские отношения, — заметил Дуарте. — И заверить короля Ферранте в нашей верности Испании.
Александр кивнул.
— Мы можем также предложить Ферранте брачный союз. Почему Милан должен иметь то, чего нет у Неаполя?
— Отец, я очень сожалению, но здесь я ничем не могу тебе помочь, — подал голос Чезаре. — Все-таки я — кардинал святой римской католической церкви.
Поздним вечером Александр, оставшись один, смотрел на темное ночное небо, размышляя о путях, которые избирают люди. И пришел к холодящему кровь выводу: страх заставляет людей вступать в противоречие с собственными интересами. Превращает здравомыслящего правителя в круглого идиота, ибо как по-другому объяснить решение Мавра вступить в союз с Францией без малейшей выгоды для себя. Не мог же он не понимать, что все его подданные, женщины, дети, мужчины, окажутся в смертельной опасности, как только французская армия войдет в Милан. Папа вздохнул. В такие моменты приятно осознавать собственную непогрешимость.
Даже в самые предательские времена некоторые люди выделялись творимым ими злом. Жестокость пульсировала в их сердцах и венах, оттачивала ум и обостряла чувства. Пытая своих ближних, они испытывали наслаждение, которое нормальный человек получает в любви. Они прикрывались образом мстительного и грозного Бога, созданного их воображением, маскировали свою жестокость под религиозное рвение. К таким людям относился и неаполитанский король Ферранте. К несчастью для своих врагов, он обнаружил, что душевные муки страшнее физических.
Невысокого роста, массивный, со смуглым лицом, на котором выделялись черные, кустистые брови, такие широкие, что едва не скрывали глаза, Ферранте весь зарос черными волосами, которые так и перли из-под королевского наряда на шее и на руках, напоминая шерсть животного. Еще в молодости ему пришлось удалить два передних зуба. Будучи тщеславным, он приказал придворному золотых дел мастеру выковать новые зубы из золота. Улыбался он редко, но при улыбке лицо его становилось особенно страшным. По всей Италии ходили слухи, что Ферранте не носит оружия и не нуждается в телохранителях, потому что золотыми зубами может рвать в кровь тела своих противников.
Правя Неаполем, самым могущественным государством на территории Италии, Ферранте вселял во всех безудержный страх. Когда враги попадали ему в руки, он сажал их на цепь в клетки и каждый день прогуливался по тюрьме-подземелью, наслаждаясь видом своего «зоопарка». А когда измученные пытками и голодом тела расставались с душами, Ферранте бальзамировал их и возвращал обратно в клетки, чтобы напомнить тем, кто еще цеплялся за жизнь, что остановка их сердец не помешает ему и дальше получать удовольствие.
Даже абсолютная верность подданных и слуг не становилась защитой от жестокости Ферранте. Он брал от них все, что мог, а потом приказывал убить во сне, чтобы при жизни у них не было ни минуты покоя.
При этом он проявил себя блестящим политиком, не позволив Папе предъявить права на какую-либо часть территории Неаполитанского королевства. Много лет он отказывался платить дань церкви, соглашаясь только на традиционный ежегодный подарок, белого коня для папской армии.
Вот и союз с Папой король Ферранте рассматривал с позиции политика, а не жестокого воина. Но решил подстраховаться, позаботиться о помощи, которая могла ему понадобиться, и отправил королю Фердинанду еще одно письмо: «Если меня не устроят условия, предложенные Папой, и он откажется содействовать нам, мы подготовим свою армию и по пути на Милан захватим также и Рим».
Король Испании Фердинанд, зная о напряженных отношениях Рима, Милана и Неаполя, понял, что ему необходимо вмешаться. Он нуждался в помощи Папы в деле поддержания мира, который устраивал его куда больше, чем война. И он собирался известить Папу Александра о заговоре, подробности которого стали известны ему благодаря кузену Ферранте.
Фердинанд, высокий, импозантный мужчина, полагал себя христианским королем, твердо верил в Бога и признавал непогрешность Папы. Но его вера, конечно же, не шла ни в какое сравнение с фанатизмом его жены, королевы Изабеллы, стремящейся наказать всех неверующих.
Фердинанда отличало здоровое здравомыслие, и он поддерживал церковную доктрину в той степени, в какой она служила на благо Арагонской империи. Он и Александр уважали друг друга, даже доверяли друг другу, насколько один смертный человек мог доверять другому.
Король Фердинанд, в простом камзоле из синего бархата, отороченного мехом, сидел напротив Папы в огромной гостиной и маленькими глотками пил вино.
— В качестве жеста доброй воли король Ферранте попросил меня проинформировать вас о недавно открывшихся обстоятельствах, которые, возможно, вам помогут, Ваше святейшество. Поскольку он уверен, что церковь — союзник не только Испании, но и Неаполя.
Александр улыбнулся, но в глазах читалась настороженность.
— Небеса всегда вознаграждают верующих.
— Вскоре после конклава, — продолжил Фердинанд, — командующий армией Ферранте Вирджиньо Орсини встретился с кардиналом Чибо, чтобы оплатить покупку замков, которые Чибо унаследовал от своего отца, Папы Иннокентия.
Папа Александр заговорил лишь после долгой паузы:
— Заключить такую сделку без моего ведома? Без разрешения святейшего престола? Предательство, совершенное кардиналом святой римской церкви?