Первый еретик. Падение в хаос
Шрифт:
– Кого волнует трусливый альбинос?
– изо рта Кор Фаэрона шла пена, с губ при каждом проклятии летела слюна.
– Сконцентрируйся на действительно важном бое.
Лоргар проигнорировал желчь в словах отца точно так же, как оставлял без внимания редкие попадания в свою броню из болтеров. Когда в смертоносном наступлении примарха произошел спасительный перерыв, Гвардия Ворона стала отступать черной волной. Брошенные ими мертвые ковром устилали землю под ногами примарха.
– Ты не понимаешь!
– Лоргар перекрикивал грохот.
– Мой брат не бежит.
Очертания Эреба размазывались от смертоносных движений, он сбил потерявшего шлем сержанта Гвардии Ворона наземь и прикончил его обратным ударом, вошедшим глубоко в череп воина.
– Сир… - броня Первого капеллана почернела от струи огнемета, сочленения все еще дымились.
– Прошу вас, соберитесь.
Лоргар сжимал расколотый шлем одной рукой. Вокс-связь все еще работала. Он слышал звенящие крики умирающих.
– Он убивает столь многих из нас.
Шлем выпал из разжавшейся руки. Он перехватил окровавленную булаву закованными в железо кулаками и столь же твердо стиснул зубы.
– Нет, - слово прозвучало с абсолютной убежденностью.
Лицо Кор Фаэрона покрывали раны, и, при всей своей аугметике, он тяжело и хрипло дышал. Битва дорого ему обошлась. На мгновение они с Эребом встретились взглядами — и между ними пронеслось что-то сродни отвращению.
– Вашим деяниям предначертано свершаться на этом поле боя, - Эреб словно проповедовал.
– Вы пока не должны встречаться с братьями. Такова судьба. Мы играем уготованные нам роли, как того желает пантеон.
– Убивай. Гвардию. Ворона.
– прорычал сквозь окровалвенные губы Кор Фаэрон.
– Ты здесь за этим, мальчик.
Лоргар шагнул вперед, и на его лице появилась усмешка, подавившая его наставника и старого приемного отца.
– Нет.
Кор Фаэрон закричал от разочарования и злобы. Эреб остался спокоен.
– Вы трудились десятилетиями, чтобы создать армию верующих, сир: Легион, который умрет за вас. Не сворачивайте с пути теперь, когда обладаете тем, о чем мечтали.
Лоргар отвернулся от них обоих, сперва глянув на отступающую Гвардию Ворона, а затем на Коракса, прорубающего себе путь сквозь Несущих Слово — облаченных в серую и иногда алую броню.
– Мы нашли богов, которым можно поклоняться, - произнес он, глядя немигающим взглядом.
– Но мы - не их рабы. Моя жизнь принадлежит мне.
– Он убьет тебя!
– неповоротливый терминаторский доспех Кор Фаэрона не позволял ему бежать, но за злостью и испугом читались настоящие ужас и мука.
– Лоргар! Лоргар! Нет!
Лоргар перешел на бег, подошвы ударяли во вспаханную землю и тела мертвых воинов из Легиона его брата. Впервые в жизни он направлялся в бой, который не имел надежды выиграть.
– И моя смерть тоже в моих руках, - выдохнул он на бегу.
Он увидел своего брата — того, с кем он почти не разговаривал за два столетия жизни, которого едва знал — вырезавшего его сыновей в дикой ярости. Нечего было и думать о том, чтобы
Он всегда подавлял свой психический потенциал, в равной степени скрывая его и ненавидя. Это было ненадежно, беспорядочно, нестабильно и мучительно. Это никогда не было даром, как для Магнуса, и потому он загонял его вглубь, окружая стеной несокрушимой решимости.
Хватит. Крик облегчения вырвался наружу не изо рта, а из разума. Он раздался над полем боя и отозвался в пустоте. На поверхности доспеха заискрилась энергия, и изнутри вырвалось более не сдерживаемое шестое чувство, чью чистоту, возможно, окрашивал Хаос. Над низиной пронесся звук, напоминавший столкновение волн в Море Душ, и Лоргар ощутил, как воплощается жар его собственной ярости. Он чувствовал, как освобожденная мощь рвется наружу, усиливая не только его, но и его сыновей на поле боя.
И в сердце битвы стоял он сам, с крыльями и нимбом из бесформенных завихрений психического огня, выкрикивая в шторм имя брата.
Коракс отозвался воплем — зов предателя, крик преданного — и крозиус столкнулся с когтями, когда ворон и еретик встретились.
Это, - донесся голос, - и есть крик богов, которого мы ждали.
Аргел Тал не мог ответить. Боль пронзала каждую клетку его тела так сильно, что он пытался покончить с собой, вцепившись когтями в шлем и горло, ощущая, как пылает на пальцах собственная кровь, и срывая куски брони с тела, а плоть с костей.
Не противься единству.
Он снова проигнорировал голос. Он не мог умереть, сколько бы ни пытался. Когтистая лапа сорвала кожу с горла и вместе с ней — половину ключицы. Он наносил себе подобные раны каждую секунду, но не умирал. Он царапал броню и кости, защищавшие два сердца, лихорадочно стремясь вырвать их из груди.
Единство… Вознесение…
Крылатая тень пропала из поля зрения Аргел Тала, и небо над ним осветилось последними лучами заходящего солнца.
Я жив, - подумал он, хотя рвал себя на части, выдирая куски дымящегося мяса из разодранной грудной летки, даже когда первое сердце лопнуло в его руке.
– Я не умер в тени, и теперь я не могу уничтожить себя.
Боль сведет тебя с ума. Дай мне подняться!
Невзирая на агонию, которую никогда не переживал ни один живущий, по ту сторону глаз Аргел Тала продолжалось яростное сопротивление. Он хотел умереть, чтобы не ощущать ничего, чтобы не впасть глубже в скверну. От этого Раум оказался заперт глубоко в душе, упорно отказывающейся сдаваться.
Я спасу нас, не причиню вреда. ОСВОБОДИ МЕНЯ.
Сосредоточение Несущего Слово ослабло, но не потому, что он поверил словам демона. Просто его силы окончательно подошли к концу.