Первый Феникс
Шрифт:
– Там не ты был. – Она медленно мотала головой из стороны в сторону.
– Нет, точно я. – Он возбужденно улыбнулся. – Я его затащил внутрь. Пролез через зеркало и…
Он приобнял ее за плечи, но Марина вырвалась и, уронив стул, отскочила к противоположной стороне комнаты, вжавшись в стену.
– Я все видела, это был не ты.
Он наконец вспомнил, что в последний момент, когда он уже почти дотянулся до руки Василия, девушка увидела их и закричала. Он списал все на чрезмерное удивление (впрочем, есть чему удивляться), но сейчас понял, что причина была иной.
– Что ты видела?
Марина медленно сползала по стене, сильно дрожа и не отводя от Юры взгляда. Парень слез с кровати и шагнул в ее сторону. Она дернулась, потеряла равновесие и, не успев подставить руки, упала на пол плашмя, ударившись коленками и скулой.
– Марина, не бойся. – Он вытянул вперед руку, но приближаться больше не стал. – Это я, вот прямо сейчас – я.
Он улыбнулся и выждал несколько минут. Она повернулась к нему лицом и села, упершись спиной в стену и обняв прижатые к груди колени.
– Как тебе доказать?
Она отрицательно мотнула головой:
– Я верю, извини.
Юра осторожно подошел ближе и опустился на пол рядом с ней.
– Расскажи, что видела.
Он коснулся ее пальцев, Марина дернулась, но убегать не стала. Выждав еще несколько минут, Юра тыльной стороной ладони вытер ее слезы и обхватил щеку, медленно проводя по ней большим пальцем. Это монотонное движение начало понемногу успокаивать девушку, она стала ровнее дышать.
– Из зеркала не ты вылез. – Она расслабила шею, упершись головой в его ладонь.
– А кто?
Несколько секунд она смотрела сквозь него, после чего пожала плечами с обреченностью сумасшедшей.
– Монстр.
Юра нахмурился. Он точно знал, кто проник через зеркало, кого она видела. Он помнил это во всех деталях, его сердце все еще стучало в такт пульсирующей перепонке зеркала.
– Ты можешь описать его?
Марина задумалась и кивнула. Она закрыла глаза и сморщилась, вспоминая увиденное.
– У него не было глаз – только пустые дыры глазниц. Из них вытекал гной. Кожа прожжена насквозь, видно кости, видно внутренности, они тоже в гное, вываливаются из туловища.
Она закашлялась от рвотного рефлекса. Юра гладил ее по щекам и плечам, пытаясь успокоить.
– Зубы на все лицо, без губ. Вот отсюда. – Она слабо прикоснулась к верхней точке его скул. – Прямо отсюда растут. Гнилые, черные, на все лицо!
– Больше не надо. – Он с силой рванул ее к себе и крепко обнял, ненавидя себя.
В первую очередь за то, что заставил ее рассказать. Следом – за то, что заставил ее смотреть. Неужели он так выглядел? Но он чувствовал себя нормальным – в том числе когда прорвал зеркало, он тянул к Василию свою руку, обычную, покрытую смуглой кожей и с заусенцами на пальцах. Кожа не кипела, как рядом с фениксом, – он резко выдохнул, вспомнив об этом. Марина ровно дышала в его руках, но он не решался ее выпускать, продолжая гладить по спине.
Сейчас, вернувшись, он вспоминал произошедшее так, будто видел все со стороны. Впрочем, «там» все слишком отличается – и он тоже отличается. Полностью, не только внешне (Неужели он так выглядел? Нет, он помнил себя, этого не могло быть), но и физически – «там» он сильнее, быстрее, может не дышать и сливаться с темнотой. Может убивать фениксов.
В любом случае это половина проблемы. Причем меньшая. Он должен забрать полковника обратно и понятия не имеет, как это сделать. Втащить постороннего человека на ту сторону оказалось достаточно просто, а главное – возможно. Значит, должен быть путь в противоположном направлении.
Зеркало. Так или иначе, каждый раз все начиналось с отражения: сначала он увидел себя на залитом кровью полу офиса, потом – здесь, в туалете, всмотревшись в зеркало. Юра нахмурился – нет, через зеркало он не сможет полковника вытащить.
Только сейчас он осознал простой факт: если в том, как попасть «туда», он еще хоть что-то понимал, то как возвращался обратно – не имел ни малейшего представления. Он просто в какой-то момент моргал и, снова открыв глаза, оказывался «здесь». Оба раза это произошло против его воли или желания, абсолютно неожиданно и без каких-либо ключей. Его предположение, что в прошлый раз он вылетел «оттуда» из-за убийства феникса, разбилось в пыль – феникс, блуждающая по больнице, жива и здорова.
Возможно, «там» может находиться только кто-то один, но почему тогда он не вернулся сразу? Он несколько минут стоял в тени за дверью и наблюдал, как полковник разговаривал с фениксом, не зная, как именно она играет. Они долго там пробыли вместе, так что это предположение тоже не работает. Но какие-то правила быть должны.
В конце концов, на входе они есть – висят отлитой из свинца табличкой, и первым пункт в них: «Посмотри в глаза своему отражению, пока оно не посмотрит на тебя в ответ». На двери выхода они тоже есть, просто он их еще не заметил.
Крик. Истошный, обдирающий горло, срывающийся на хрип вопль разрубил больницу надвое – на «до этой минуты» и «после нее». Марина проворно вскочила на ноги и выбежала в коридор. Юра увидел ее замерший в дверном проеме силуэт, когда пошел следом. Она не двигалась и смотрела себе под ноги. Рядовой шагнул за порог палаты и опустил босую ступлю во что-то липкое и вязкое. Он знал, что это, еще до того, как посмотрел вниз.
Весь коридор – от дальнего тупика с доской объявлений для пациентов и до палаты лейтенанта Соколовой – был залит ярко-алым слоем крови. У одной из дверей стояла девушка в больничной сорочке, схватившись за косяк, чтобы не упасть. Ее ноги дрожали, и она с трудом удерживала равновесие. Девушка в ужасе смотрела вокруг и хватала ртом пропахший железом воздух. Сверху и снизу слышался топот, а через минуту в центр коридора, с лестничной площадки и из лифта, посыпались люди, прибежавшие на крик. Они как муравьи хлынули внутрь, замерев через секунду на границе кровавой лужи. Люди топтались перед ней, будто стоя на краю обрыва, и не решались шагнуть дальше.
Юра уже понимал, что случилось. Он умирал за каждого из этих людей одновременно, его наполняла резкая боль, будто в глотку залили расплавленное олово, которое сожгло все внутренности и уже застыло, заполнив его изнутри. Он мог это предотвратить? Мог. Он знал, что должен был сделать. В первую очередь теперь он – охотник. И он упустил феникса, хотя должен, обязан был сломать ее шею, переломить пополам. Без жалости, без рассуждений. Что-то внутри орало, что это неправильно, что так нельзя. Но он, охотник, точно знал, на чьей он стороне. Теперь знал.