Первый удар. Книга 1. У водонапорной башни
Шрифт:
— Ну, здесь недолго и убиться, — снова начинает Папильон.
— Самое трудное уже позади, — успокаивает Клебер. — Неужели ты забыл, как мальчишкой лазил по деревьям? Ну, Анри, действуй. Надо по очереди спускаться.
— Анри, возьми обратно веревку! — кричит Юсуф. — Мне очень трудно спускаться. Какой-то канат окаянный попался, никак под ногами не хочет натягиваться. Я еле держусь.
— Вот будет номер, если они сейчас нащупают нас прожектором, — говорит Клебер. — Тогда нам, пожалуй, несдобровать, всех перехватают.
Клебер и Папильон, еще не спустившиеся со стрелы, следят за движениями
— А как нам быть с ведерком? — спрашивает Папильон. — Я ни за что с поклажей не спущусь.
— И незачем. Давай-ка я возьму ведерко; дужку повешу на руку, — и Клебер надевает дужку на сгиб локтя. — Только я еще немного дальше проберусь и уж оттуда буду спускаться.
— Ты всю краску прольешь, — замечает Папильон.
Как странно звучит голос, когда человеку хочется крикнуть, а приходится говорить шепотом. А к чему стараться? Все равно при таком ветре никто не услышит.
Цепляясь за канат, Папильон вдруг вспоминает о жене: «Вот если бы меня Фернанда сейчас увидела!»
Видно, Клебер поспешил со своими выводами. Самое трудное еще впереди. Никто из них не подумал, как опасно будет спускаться по канатам, которые раскачивает налетающий ветер, даже если ему противостоит вес четырех мужчин.
Когда Юсуф сползает почти до конца каната и чувствует под ногами пустоту, ему становится страшно, и он кричит, чтобы услышать свой собственный голос и подбодрить себя:
— Ну, я долез!
По инерции он скользит еще немного вниз и удерживается коленями только за последний узел. Лишь бы не думать, что внизу пропасть в двадцать метров и бетон. Не думать! Иначе неминуемо закружится голова, ты обмякнешь и лишишься последних сил. Надо соскользнуть как можно ниже, до самого конца каната, повиснуть на руках и выждать мгновение, когда канат, раскачиваясь, придется как раз над крышей базы, а тогда отпустить руки. А ее почти не видно, эту крышу. Что такое, в сущности, прыжок в полметра? Пустяк, если прыгать на земле. Вот и нужно представить себе, будто ты на земле, — и прыгнуть. Вдоль всей крыши, ниже ее сантиметров на сорок, идет выступ шириной не больше полуметра. Как раз на этот-то выступ и надо прыгнуть. Одно неловкое движение — и смерть, такая реальная и все-таки невообразимая. Если бы крыша была чуть-чуть выше, можно было бы, спрыгнув на выступ, ухватиться за нее руками. Будь она пониже, можно было бы прыгнуть наудачу, — попадешь одной ногой на выступ, а другой — на край крыши, особого риска нет. А тут еще канаты ведут себя совсем не так, как ожидалось. Люди висят на них, будто бусы, нанизанные на нитку, но не раскачиваются мерно вправо и влево. Тяжестью человеческих тел и силой ветра канаты гонит во все стороны — по кругу, вбок, как придется. Но отступать поздно, думает Юсуф. Не подниматься же обратно по канатам на руках? Не у всякого хватит силы. Папильон, например, первый не сможет… Да и что же это? Спуститься на землю по раскосам крана и вернуться домой, ничего не сделав? Нет, ни за что! И ведь именно мне было поручено найти способ. Хорош я буду… Юсуф прыгнул. Удачно прыгнул. Какая радость! Как это, оказывается, легко!
А остальным прыгнуть и того проще. Анри и Папильон
С Клебером дело обстоит сложнее, поскольку ему вверена американская краска. Если ведерко опрокинется, значит, зря рисковали. Значит, были напрасны все их усилия.
— Раскачай-ка посильнее канат, — говорит Клебер Юсуфу. — Я прыгну с ведерком прямо на крышу. Вот увидишь, ни капли не прольется.
— Ты с ума сошел! — почти во весь голос закричал Папильон, который на твердой почве почувствовал себя гораздо увереннее. — Обязательно опрокинешь! Чего проще — передай ведерко, я его приму, а Юсуф ухватит тебя за руку.
Ведерко благополучно перешло к Папильону, но Юсуф все-таки не успел вовремя подать руку Клеберу.
— Не смей прыгать! — кричит он Клеберу испуганным голосом.
Пока канат равнодушным, мерным движением уплывает во тьму и затем, описав круг, спокойно возвращается, Клебер, уцепившись одной рукой за петлю на конце каната, висит над бездной. Но Юсуф его подхватывает и помогает спрыгнуть.
— Я, ребята, кажется, перетрусил, — признается Клебер.
— Ничего не поделаешь, — шепчет Папильон. — Все оказалось куда труднее, чем мы думали.
— Так всегда бывает, — говорит Юсуф, чувствуя потребность оправдаться. — Издали все кажется просто.
— Просто или нет, а мы все-таки молодцы, — провозглашает Папильон. — А вы еще и то учтите, что мне уже сорок пять! Если бы Фернанда могла меня видеть!
— Да вы поосторожнее! Не надо столько говорить, — замечает Анри. — Во время войны…
— Тогда было совсем другое дело! — отвечает Папильон. — А тут просто надпись, подумаешь!.. — он хотел добавить: «Какой в этом риск?» но удержался, поняв, что чуть было не сказал глупость, — очень многое он мог бы возразить самому себе.
— Во время войны я был слишком молод, я ничего не успел сделать. Теперь надо наверстывать, — говорит Юсуф. — А вот такие дела, как сегодня, я люблю, очень люблю. Ну, двинулись. Нам сюда.
— Да уж пора начинать, руки так и чешутся, — шутит Папильон.
Добрались до фронтона, который приходился как раз над входом в туннели базы, где раньше укрывались немецкие подводные лодки. Фронтон был виден из самых отдаленных точек порта. Привычные всплески воды заглушал какой-то зловещий гул, отдававшийся под продолговатыми сводами туннелей.
Развернули моток веревок.
— Это, пожалуй, будет почище шлюзной камеры, — сказал Папильон. — Просто не верится, что добрались.
— Ну, и там тоже было не легко, — возразил Клебер.
— Ведро повесь на руку и этой же рукой ухватись за веревку, — сказал Юсуф.
Трое держали веревку за один конец, а Папильон, оседлав перекладину, с ведром в руке медленно пятился к ребристому краю выступа. Уже чувствуя за своей спиной пустоту, он еще раз повторил Клеберу: — Лишь бы твоя штуковина выдержала, — и стал спускаться, чуть откидываясь назад всем корпусом.
— Потихоньку опускайте, не спешите!
Папильон исчез за выступом. Но по натянувшейся веревке оставшиеся чувствовали его живую тяжесть. Вдруг он что-то крикнул.