Первый узбек: Героям быть!
Шрифт:
Он оглядел двор: зоркий Али был прав. В одном углу у очага Лайло с Нигорой и близнецами готовят еду: разговоры, перепалки, даже крики, а у его второй жены такой голос, что и говорить громко не нужно. Лайло может шёпотом говорить и на другом конце Афарикента будет слышно. Из мастерской доносятся болтовня Зураба и Ахмата. Братья толкуют, как лучше начать обрабатывать заготовки для плашек на панджары. Обоим уже по двенадцать лет, пора отмечать праздник наступления взрослой жизни. Вот перед отъездом в Бухару и сделаем, чтобы не грустили те, кто дома остаются и те, кто отправляется в неизвестность. На заднем дворе обе снохи раскладывают на клеверную поляну сырую выстиранную одежду для просушки. Хорошо, что Гульшан не ругает неуклюжую Бодам. А вот внучки, Юлдуз и Интизора устроили возню с писком, грозящую перейти в рёв. Кукол не поделили, или что ещё? К ним направилась Лола мирить, успокаивать, а если понадобится, то и наказать за шум.
– Хорошо, пусть будет пять комнат. Но как вы считаете? – мастер обратился к мужчинам на айване. – А не дешевле будет купить готовый дом, лишь немного подремонтировать его?
Никто ничего не ответил, все смотрели на Али. Не потому, что от его слов зависело решение Халила. Всем хотелось знать, продумали ли мальчишки неудобный поворот дела? Конечно, обмозговали! На лице Али мелькнула снисходительная улыбка, но мгновенно исчезла. Кроме Карима её никто не заметил, лишь он обратил внимание на ухмылку. Как на всё то, что касалось его любимого укяма*.
– Все дома, те, которые продают, сделаны из сырцового кирпича. Они старые, им лет по сорок-пятьдесят. Такой дом ремонтировать себе дороже. Сырцовый кирпич больше тридцати лет крепость не держит, разваливается. Тем более, если крыша была худая. Такое часто случается, помните, даже у нас крыша на балахане протекала. За четыре с половиной года обучения мы видели, что мастер Санджар построил двенадцать домов, но не целиком. Часто в одном дворе всего одну комнату. Или отдельно балахану. Только однажды он строил целый дом. В нём были три комнаты, балахана, зимняя кухня и айван. Из двенадцати домов лишь в двух использовался новый сырцовый кирпич. Из жжёного кирпича или с добавлением извести Санджар-ака не строил ни разу. Поэтому чаще всего старый кирпич перемалывают, крошат, замачивают и заново формуют. – Али произносил всё это уверенно, словно много раз повторял в разговоре.
Все внимательно слушали, а Халил старался припомнить, слышал ли когда-либо такие рассуждения. На поверку выходило, что нет.
– Мы слушаем, что дальше?
– Получается, что купили дом и всё переделываем заново? Любой мастер-строитель вам скажет то, что говорю я сейчас. Мы с Ульмасом видели, как устод Санджар замачивает глину, собирая её кучкой. В середине делает воронку и заливает водой. Так глина не вся равномерно вымачивается, её нужно засыпать в большом корыте с дырчатым дном. Вода промоет глину и свободно вытечет. А если в замес добавить немного извести, совсем немного, процентов пять от общей массы, то кирпич будет не хуже жжёного. Дом из такого кирпича простоит не меньше ста лет. – По мере того, как Али набирался храбрости и произносил свою речь, у его отца, а особенно у старших братьев расправлялись морщинки, залегшие на лицах от утренних переживаний. Есть чем гордиться. И пусть братья ещё не построили своего первого дома, то это дело не за горами и пустынями. Надо поверить и рискнуть.
– Ата, можно я пойду и скажу Ульмасу, что вы разрешили нам самим построить дом в Бухаре? И вы напишите брату Закиру письмо, чтобы он нас ждал в ближайшее время? – нет, ну каков хитрец! Отец только думает, а этот мальчуган торопится, спешит! Может быть так и надо?
– Беги. Разрешаю сказать, что дом строить будите сами. Но нужно, чтобы Ульмас полностью выздоровел. Ему надо быть совсем здоровым, а то он не сможет работать. Чертёж забери, может, что-то захотите переделать или добавить. – Халил усмехался в седоватые усы, пряча довольную улыбку, невольно раздвигающую губы. Надо деньги забрать у Санджара. До конца недели подождать, а потом потребовать, чтобы расплатился за свои грехи. Халил не собирается целую луну раздумывать – всё моё должно быть у меня.
Утреннее происшествие постепенно становилось зыбким и незначительным. Никто не забыл, какая опасность нависла над Ульмасом, но все думали о том, что за чёрной, безотрадной и гадкой полосой наступает светлая. Пока она не очень видна, и трудно понять, насколько она хороша. Славно, что уже никто не страдает от невесёлых дум. Никто не вспоминает отвратительного мастера Санджара, и не мучается от происшествия, каким закончилось обучение братьев.
То, что братья многому научились не благодаря обучению, а вопреки жестокой муштре, мужчинам давно стало понятно. Мальчишки много времени терпели побои и ругань устода это было обыкновенным делом. Сказали терпеть, терпи, покуда сил хватает. Но то, что мальчик свалил одним ударом взрослого мужчину, было для всех необъяснимой неожиданностью. В семье знали, что братья бегали к какому-то китайцу кудо Одыла. Но никто представить не мог, что из этого пыхтения и раскачивания на одной ноге выйдет что-то путное.
Когда мужчины остались одни, Халил пытливо, и в то же время просящее оглядел всех:
– Через две луны я уеду. Уеду на долгое время. На сколько, я сейчас не могу сказать. Уже сейчас я прошу вас не покидать мою семью своим вниманием. За старшего в семье остаётся Карим. Да и готовиться ему нужно к тому, что я в любое время могу отправиться в сады Аллаха! – все замахали руками на эти не очень радостные слова. – А тебя, брат Одыл, я прошу поехать со мной. Твоя помощь в покупке земли для строительства дома будет особенно необходимой. Ты лучше всех можешь торговаться, ты в нашем городе самый уважаемый купец. В Бухаре я никого не знаю, могу растеряться, возможно меня при покупке попытаются обмануть. Я когда туда приезжаю, то всё время боюсь, что меня обворуют, ограбят, одурачат или просто убьют.
Все засмеялись. Никому и в голову не приходило, что плотник Халил, самый известный из ремесленников Афарикента кого-то боится. Сам Халил тоже улыбнулся, показывая, что половина сказанного преувеличение, но второй половине надо верить.
– А теперь пора браться за работу, а то на чай мы заработали, а на мясо в казане, что жарят женщины, ещё нет. Если сейчас же не встанем от чая, то ужинать будем в долг. – Такими немудрёными словами он показал, что пора расходиться: день не праздничный и работа долго ждать не будет. Особенно страшным для любого ремесленника и дехканина было слово «долг». Он мог превратиться в тяжёлые проценты и гремящие цепи, висящие на ногах и руках человека.
В ночи шелестел шепоток двух женских голосов, почти неразличимый. Невесомо-лёгким эфиром он то растворялся в темноте, то снова сгущался и поднимался до едва слышного журчания воды в арыке.
– Неужели ты его так сильно любишь, что за всё время не подумала о том, что можешь остаться не только без мужа, но и без детей? – Лайло с вечерней молитвы пытается убедить свою сестру в том, что женщина не может сама выбрать себе мужа, что всё бывает так, как угодно Аллаху. Лишь по воле Всевышнего складывается семья.
Нафиса ничего не слушала, лишь твердила, что поедет в Бухару, что будет там делать всё, что ей прикажут. А когда Закир увидит, какая она хорошая, то женится на ней. Она не думала о том, что ей уже двадцать четыре года. В такие годы у женщины уже по три-четыре ребёнка по дому ползает. Она не слушала, что Закир давным-давно забыл про неё, и что не может она сама начать свататься к нему. Эта сумасшедшая не могла сказать о том, что влюблена хотя бы лет шесть тому назад. Тогда можно было бы что-то сделать, а сейчас она может выйти замуж лишь за вдовца с выводком детей на шее… Или четвёртой женой, но только потому, что она прекрасная вышивальщица и прибыль от её присутствия в доме мужа будет несомненной!