Первый узбек: Героям быть!
Шрифт:
– Сестрица! – надтреснутым голосом твердила Нафиса, утирая беспрестанно текущие слёзы, превратившие её лицо в непропечённую лепёшку. – Поговори со своим мужем, пусть он скажет батюшке, пусть они сделают так, чтобы я поехала в Бухару. А там Аллах проявит свою милость и обернёт взор Закира в мою сторону. Тогда может быть он и захочет взять меня в жёны.
– Конечно, Закир женится, да не на тебе. Молодых полно, гроздями на дувалах висят. Только того и ждут, чтобы кто-то сорвал. На таких перестарков, как ты, никто не смотрит. – Жёсткие слова тяжело давались Лайло. Та понимала, что без Нафисы она как без рук. Сестрёнка была услужливой, работящей и тащила на себе воз домашней работы ничуть не меньше, чем сама Лайло.
–Сестра, за что ты так со мной? – икая, девушка выдавила из себя унылые слова.
– Нафиса, поздно об этом говорить, нужное время прошло. Почему ты раньше молчала? Почему никому даже не намекнула о своей сердечной привязанности? Неужели ты думаешь, что мой дядя и твой отец были бы против того, чтобы ты вышла за Закира замуж? Или мой муж не понял бы тебя и не согласился? Но сейчас?… Конечно, я скажу хозяину, но ни на что не надеюсь. Ты же видела, на ком он Саида женил? Вдруг мой муж насчёт Закира какие мысли имеет? – вздыхая и тоскуя, Лайло постелила две курпачи на палас, предлагая Нафисе остаться ночевать у неё. Говорить больше не хотелось. Глупость и упрямство неизлечимы. Если у Лайло ничего не получится, так и останется её сестра незамужней. Позор-то какой!
Немного повозившись и удобнее устраиваясь в непривычном месте, Нафиса закрыла глаза и честно пыталась уснуть. Перед глазами сразу же поплыли разноцветные круги с вкраплениями овалов и ромбов, это рисунок нового узора на один из оставшихся платков. Девушка долго не могла придумать орнамент для платка и найти подходящие цвета. После того, как она всё рассказала сестре, узор сам по себе сложился в голове. Она видела его во всей красе. Вот здесь жёлтый цвет, он тёплый, успокаивает и способствует созиданию. Ромбы рядом надо вышить коричневыми нитками, они хорошо сочетаются с жёлтым и радуют глаз. По бокам надо пустить холодные цвета – голубой, фиолетовый и бирюзовый. Они приводят человека в состояние созерцания и умиротворения. Можно использовать и серый, он простой и за него глаз не цепляется, его лучше пустить по краю. Привычные мысли окончательно заставили Нафису забыть неприятный разговор. Он наизнанку вывернул ей душу и словно голую заставил пройти на виду у всех жителей махалли.
Права была сестра, её собственная глупость и непонятная надежда на счастливую случайность привели к печальному концу и неразберихе в голове. Аллах милостив, теперь от Нафисы ничего не зависит. Теперь её судьбу будут решать родные, близкие. Молодая вышивальщица была уверена, что в семье её любят и не позволят увянуть никому ненужным пустоцветом. На границе сна и яви она увидела Закира, увидела таким, каким он был двенадцать лет тому назад, нескладным подростком с безумно грустными глазами. Они лишь на мгновение задержались на невзрачной девчонке. Затем взгляд уплыл в сторону, прочь, туда, где ей не было места. И на этой грани яви и сна вдруг появилась невероятная по своей силе и убеждению уверенность – ошибается Лайло, ей нечего боятся. Она попадёт в Бухару, она будет жить возле своего любимого полноправной женой. Аллах ей в помощь!
Ранним утром, когда солнце ещё пряталось за горизонтом и никому не собиралось показывать своё румяное лицо, Али соскользнул с курпачей* на балахоне. Брызнув несколько горстей воды на лицо, он натянул на ноги старенькие чорики, а на тело давно отслуживший свой срок и потерявший первоначальную расцветку отцовский плюшевый жилет. Стремглав слетев с лестницы, он птицей пролетел двор и сад. Здесь его приняла в свои объятия Акдарья. День начался. Почти пять лет так начиналось каждое утро. Надо было выполнять все указания, полученные от учителя-китайца Дэн Зена. Али не забыл ни единой мелочи. Держа жилетку и чорики в одной руке, а другой резко загребая против ленивого течения, он быстро переплыл реку и сел под знаменитый карагач со сломанной вершиной.
Умерив дыхание и успокоив сердце, Али постарался ни о чём не думать, уставившись в растресканную кору дерева. Свежий воздух не ласкал кожу, а властно теребил. Стояла ранняя весна, по утрам было довольно свежо. Очень медленно, не торопясь, кропотливо и неспешно мальчик отгонял все мысли. Дыхание стало глубоким, ровным, воздух тугими волнами проникал в лёгкие и, выплывая наружу, слегка побулькивал в горле. Солнце уже поднялось над горизонтом, а мальчик всё сидел без движений. Внезапно он открыл глаза, встряхнулся всем телом и вскочил на ноги. Он стал наносить резкие удары сжатыми кулаками в разные стороны от себя. Ноги его колотили воздух там, где только что находилась голова. Прыжки были такие резкие, что у любого другого руки и ноги давно бы вылетели из суставов. Но уроки, полученные от учителя, даром не прошли. Тело Али слушалось даже не мыслей – их дуновения и скрытых желаний.
Все домашние знали, что у Али с Ульмасом есть занятие, оно должно сделать их сильным, способными защитить себя от врагов. Но никто не верил, что простое дыхание и размахивание руками и ногами, может помочь в этом деле. Старшие братья, особенно Саид, ехидно посмеивались. Все в один голос твердили, что курашисты* самые лучшие бойцы! Когда они выходят в круг, земля содрогается от их поступи, народ вокруг замирает и ждёт великих подвигов! Ни одна свадьба, ни один праздник не обходятся без этой борьбы. Любой уважающий себя мужчина должен знать правила борьбы и уметь честно победить противника в сражении!
Почему Али выбрал такую непонятную борьбу? В ней и движений-то не видно! Никто этого не понимал, да особо не задумывался. Вчерашний день подвёл жирную черту и поставил точку в мысленном, безмолвном споре. Эти бесконечные разговоры вели между собой Али и Ульмас со всем остальным миром, отстаивая свою любимую забаву. Все курашисты борются только с теми, кто равен им по силе, никогда мальчик не сможет победить взрослого мужчину, если тот весит в два раза больше, чем подросток. Но Али смог не только победить мастера Санджара. Он свалил его с ног одним ударом, да таким, что у старого драчуна дух перехватило.
Никогда ещё Али не применял свои знания и умения против другого человека. Одним ударом ребра ладони он ломал толстые ветки. Иногда ему удавалось разбить камень, чаще всего хрупкий известняк. Когда он укреплял свои ладони и пальцы, то он втыкал их в мокрый песок, стараясь загнать с одного раза как можно глубже.
Закончив все упражнения, Али опять сел на своё любимое место и задумался. Неожиданность, внезапность нападения и презрение к щуплому мальчишке – вот что привело мастера Санджара к бесславному поражению в драке. Если бы тот успел приготовить свою любимую палку и взмахнуть ею, то Али сейчас лежал бы рядом с Ульмасом. Учитель Дэн Зен всегда говорил, что двигаться нужно быстрее мысли и не предупреждать противника о своих намерениях. Никогда не смотреть ему в лицо, извещая взглядом о начале атаки. Противник должен быть уверен в своём превосходстве, в своей силе и ловкости. А курашисты, начиная бой, потрясают руками и топают ногами, угрожая и уведомляя о способах, какими будут разделываться друг с другом.
Многие зрители заранее знают, кто и как борется, у всех есть любимые бойцы. Люди редко ошибаются в том, кто выиграет схватку. Это всё равно что в козлодрании поставить заклад на незнакомого коня и всадника. Проще выбросить деньги на ветер, чем ставить на чужака. Многих курашистов знают в лицо не только в родном городе, а в соседних селениях и городах. Поэтому незнакомые приёмы боя, используемые подростками, для многих будут неприятными сюрпризами, способными осложнить жизнь врагам.
Но пока у Али и Ульмаса врагов не было. С ребятами и подростками в махалле делить было нечего. Да и что делить, если с раннего утра до вечерней молитвы все окрестные мальчишки с восьми-десяти лет чем-то заняты. Либо по хозяйству в родном доме, либо находятся в обучении у ремесленников. А жизнь шагирда-ученика очень нелегка! «Подай, принеси, сделай, повтори, помоги, отнеси, запомни» – очень много слов-приказов и мало свободного времени у отрока. Уже с детства было ясно, кто из махаллинских детей как будет жить в зрелые годы. Кто-то пловом с утра до вечера будет лакомиться, а кто-то редиску с кислым молоком на ужин за счастье почитать будет. Понятно было, кого родители женят к двадцати годам, а кто, собирая деньги на калым, в бобылях проходит до сорока лет. Потом женится на перестарке или на девушке с изъяном. Спору нет, всякое в жизни может случиться, но уже в 10 – 15 лет было видно, кто чего достигнет на широкой дороге жизни, а кто останется на её обочине.