Пёрышко
Шрифт:
Увидела. Села на лавку. Тряпицей глаза вытирает. Знал, что скажет. Всегда перед походом одно и то же говорила.
– Ох, сынок, как жить буду, если не вернешься? Вот бы внучка мне - хоть забота была бы!
– Мать, снова ты за свое. Ты ж знаешь...
– Знаю, родненький, знаю...
– Ты мне хоть чужого какого привези. Может, сиротка встретится. Каждый день Бога прошу, чтобы избавил тебя от...
Замолчала. Конечно, в ее понимании - Бог един. Не верит в древних богов - ни в Перуна, и в Ярило, ни, что для женщины, вообще, не приемлемо - в Макошь. И
Я и сам часто задумывался об этом. Не знал, как правильно, а наставить, объяснить было некому. Махнул рукой - пусть все идет, как шло. Нечего мечтать о пустом. Пусть просит своего Бога, если ей от этого легче.
Знал, что нужно отдохнуть - путь не близок, в дороге что угодно случиться может. Неизвестно, когда возможность еще представится. Съел все, приготовленное матерью. Улегся на лавку. А сна нет. Так и промаялся до утра почти под материн шепот - всю ночь на коленях со свечой зажженной простояла. Только задремал, петух уж кричит - пора!
Оделся. Только перепоясываться стал, мать веревку какую-то несет, а на ней - две палочки крест-накрест связанные.
– Мать, что это? Зачем?
– Сынок, под рубахой не видно будет. Прошу тебя, надень!
Не в силах противиться просящему слезному взгляду, накинул на шею. Вздохнул тяжело, что как воины мои увидят! А ведь увидят-то! А, впрочем, по мне пусть равняются, а не я по ним!
Сам запряг коня, хотя мальчишка для этих целей у воеводы имелся. Не допустил, вдруг, что не так сделает - чтоб в пути лишний раз не останавливаться. Вот и дружинники собираются. Первым, как заведено, Милорад прибыл. Коня в поводу привел. Кивнул, сел на чурбан, что возле ворот стоит.
– Ну, Милорад, что будет?
Это - тоже традиция. Была у моего разведчика особенность одна - мог предугадать, чего в пути опасаться. Как он это делал, никогда не говорил. Да, я и не спрашивал.
– Трудно будет. Чудь взбунтуется. Не все вернутся. Но князь будет доволен.
– Может, что заранее сделать можно, чтоб с меньшими потерями остаться?
– Можно...
Долго ждать пришлось. Потом Милорад поднял голову, в глаза взглянул и сказал то, что я и сам знал:
– Не бери его!
Помолчали, подумали. Оба знали, что это невозможно...
Остальные вскорости подтянулись. Третьяк с Волком издалека слышны были. Третьяк снова над товарищем потешался, мол, Волка Барсуком назвать нужно было - будить пришлось, спит долго! Волк - увалень, неглуп, но на язык туговат. Мычит в ответ что-то. А Третьяку - потеха!
Ждан и Неждан - братья, погодки, шли хмурые, насупленные. С этими все понятно - медовуху вчера пили. Знают, что в пути не дозволю, а вернемся нескоро - тоже обычное дело. Теперь до вечера мучиться будут.
Мстислав, как всегда верхом, этот пешком не ходит. Живет неподалеку, а все равно на своем Воронке прискакал. Возле дома с женой простился - видно отсюда было, как миловались у дверей в хату.
По давнему негласному уговору, никто из жен не приходил за околицу провожать. Прощались возле плетня. Да и женатые не все были - братья молоды еще, Милорад - вдовец, ну и я.
Ну, и где обуза окаянная? Где княжич, чтоб его...? Ясно же сказал, что на рассвете отправляемся!
Все поглядывали в сторону княжеских хором. Там движение плохо видно было - забор и ворота тесовые перекрывали. Но вот ворота открылись, и нашему взгляду предстала процессия - сам Бажен верхом на коне, князь с княжной, дядька княжича, еще кто-то, возле ворот платочками машут.
У дружинников моих дар речи пропал, а Третьяк от увиденного на землю сел:
– Ядрен корень! Что за свадьба?
Раздались смешки. Кто-то тихо сказал:
– Пусть до Изборска провожают, так и мы не нужны будем!
Ну, хоть оделся княжич, как полагается - рубаха, да штаны простые. Меч, вот только попроще бы надо. По мечу сразу видно, что с чужого-то плеча он. Пришлось вернуться в избу, взять свой старый. Мать у порога мнется, знает, что выходить нельзя. Перекрестила. Обнял ее, поцеловал в щеки, оторвал от себя и ходу из избы.
Тут и Бажен со свитой на место прибыли. Подошел к князю, тихо, чтоб другие не слышали, сказал:
– Князь, оружие-то свое у мальца забери! Не ровен час, цену-то хорошему мечу и чудь знает! Не заслужил он еще.
Бажен не доволен словами этими был - в глазах искры! Пусть только попробует возразить - отец, наверное, наказ давал, во всем меня слушаться! Но погасил свои молнии, снял меч, отцу протянул, взял из моих рук предложенное оружие.
Оглядел парня еще раз. Если с гордыней своей совладает - хороший воин будет... и князь.
***
Шестьсот пятьдесят верст в пути. Пятнадцать дней верхом. Это настоящее испытание для мальчишки. Первые двенадцать дней княжич здорово держался - не жаловался, не отставал. Нынешний день начался, как обычно, - Милорад вперед версты на две ускакал. Ярополк - замыкающий. Воевода, как и положено впереди отряда.
Не отпускает предчувствие. Впереди - трудный участок пути. До этого все больше деревни - люди, обжитые места. Сейчас в самую глушь леса въезжаем. Впереди, там, где лесная тропа исчезает изгибом своим за деревьями, показался всадник. Одного взгляда достаточно, чтобы узнать моего разведчика. Милорад обычно до вечера не возвращается, но сегодня...
– тоже опасность чует. Сделал знак отряду, воины подобрались, многие руки на ручки мечей положили.
Милорад бородой своей в сторону закатную дернул и тихо сказал:
– Не нападут, наблюдают.
Далеко своих дозорных чудский князь Ярослав засылает. Знает, что мы едем, готовым хочет быть. Приём будет ... жарким. Неужто войско собрал, дань платить откажется? Нет, труслив он, не станет рисковать.
Чужой глаз до вечера чувствовался. Хороши, разведчики чудские, даже я ни разу ни одного из них не сумел засечь. Но кожей, загривком своим знал, чуял...
К ночи понял, что из лесу выйти не успеем, придется здесь заночевать. Кликнул Милорада и Ярополка.