Пес и волчица

Токтаев Евгений Игоревич

Зерновоз шел неровно, его нос все больше заносило вправо, прямо на скопление судов, сцепленных бортами и пришвартованных к одному из длинных пирсов Родоса.

– - Левый борт, табань!

Громоподобный голос проревса[34]

был хорошо слышен даже на берегу, в стадии от стронгилона. Мощный слитный выдох гребцов был ему ответом. Весла левого борта рухнули в воду и замерли неподвижно, возле правого борта море вспенилось бурунами. Зерновоз начал медленно уходить влево. Слишком медленно.

– - Нет, не успеет отвернуть, --

Эвдор, крепкого сложения моряк, одетый в поношенный хитон, наблюдавший с берега эту картину, повернулся к своему собеседнику, обнажив в улыбке ряд не слишком белых зубов. Зубов кое-где не хватало, -- медленно разворачивается, места не хватит.

– - Я думаю, успеет, смотри, почти миновал, -- собеседник Эвдора, исполненный достоинства, богато одетый человек, поглаживал окладистую бороду. Оглянулся куда-то назад, суматошно замахал руками, -- как ты несешь, олух, как ты несешь! Побьешь мне все кувшины! Дропид, куда ты смотришь!

Бритоголовый, кряжистый надсмотрщик в кожаной безрукавке, оскалился, выхватил из-за пояса кнут, подскочил к группе рабов, вереницей спускавших по шатким сходням со стоящего у причала аката[35]

большие тюки и амфоры, стегнул одного из них и выругался. Купец удовлетворенно отвернулся, вновь приобретя солидный облик.

– - Заклад?
– - живо протянул ему руку моряк, -- на "оленя"?

"Оленем" называлась серебряная тетрадрахма[36]

с изображением царя Митридата в профиль на одной стороне и пасущегося оленя, на другой.

– - Идет, -- усмехнулся купец.

– - Сразу давай, -- засмеялся Эвдор, -- в чем-чем, а в этих делах я никогда не ошибаюсь.

– - Поглядим.

– - Ну-ну, -- моряк повернулся в сторону зерновоза, сложил ладони раструбом у рта и прокричал.
– - Эй, на корме? Весло тебе в заднице зачем? Давай, шевели задом, первый раз замужем, да?!

Купец скривил губы, искоса глядя на веселящегося моряка. Несколько человек поодаль, так же, как и они, праздно наблюдающих эту сцену схватились за животы.

– - Тебе бы в театре, в хоре, петь, -- заметил купец, -- голосина-то у тебя.

Над бортом появилась чернобородая физиономия кормчего, он бегло оглядел берег и погрозил кулаком. Моряк согнулся пополам от смеха. На верхней палубе зерновоза пошло какое-то движение. К кормчему подлетел человек, и что-то закричал ему прямо в ухо. Тот немедленно исчез. Через секунду раздался рев проревса:

– - Табань! Оба борта табань, бездельники!

Весла уперлись в воду, но зерновоз по инерции прокатился еще половину плетра[37]

. Потерял ход он, уже почти врезавшись в связку крутобоких торговых парусников.

– - Давай деньги, -- протянул руку моряк.

– - Нет, еще поглядим, -- возразил купец, -- я думаю, они развернутся.

– - Не на что тут уже глядеть, -- проворчал моряк.

– - Нужно немного отдать назад, а затем снова вперед и влево, -- с видом знатока проговорил купец.

Эвдор

усмехнулся. Возле зерновоза появилась маленькая лодочка. В ней сидело двое людей. Один из них, проворно взобравшись на палубу стронгилона, протянул кому-то из команды толстый канат и так же быстро спустился вниз. Лодка исчезла. Через несколько минут, возле медленно дрейфующего судна, появилась десятивесельная эпактида[38]

.

– - Сейчас канатом зацепят, давай деньги, -- моряк нетерпеливо совал ладонь прямо в лицо купца.

Купец раздраженно отмахнулся от него и огорченно повернулся к одному из своих, стоящих поодаль помощников. Щелкнул пальцами. Помощник подбежал к нему, на ходу развязывая толстый кожаный кошель.

В подтверждение слов Эвдора, эпактида, осторожно маневрируя, стала удаляться от зерновоза. Между кораблями из воды возник буксирный канат, натянулся. Стронгилон вздрогнул и начал разворачиваться.

Купец, поджав губы, отсчитал в ладонь Эвдора три римских денария.

– - Чего-о?!
– - возмутился моряк, -- договаривались на "оленя"!

– - У меня только римские, -- пробурчал купец, -- у менял идут как три денария за тетрадрахму.

– - За какую, родосскую? Да в ней четыре денария, а в аттической все пять!

– - Пять?
– - возопил купец, -- богов побойся! Четыре денария, больше не дам!

– - Ладно, -- усмехнулся Эвдор, скосив глаза на борт купеческого судна, украшенный изображением черной лошади, -- давай четыре.

Купец, как видно, был не из захудалых. Не каждый из торгашей возил товары на весельном акате, команда которого, за счет гребцов, была гораздо больше команды парусника. А всем надо платить. Зато нет зависимости от ветров и выше шансы уйти от пирата. Поэтому акат был популярной посудиной, хотя позволить себе подобное владение могли лишь зажиточные купцы. Что, впрочем, не делало их менее скупыми.

Купец, скрипя зубами, вложил в ладонь моряка четвертую монету. Эвдор зажал деньги в кулаке, мысленно возблагодарив Гермеса, покровителя купцов и воров, за то, что с завидной регулярностью встречаются в людях такие, казалось бы, несовместимые качества, как богатство и легковерие. Купец, расставшийся с недельным заработком гребца боевого корабля, даже не поинтересовался, способен ли его противник в споре выложить такую же сумму в случае проигрыша.

– - Хорошее, как я гляжу, у тебя судно, -- сказал моряк, -- зовется, поди, "Меланиппа"[39]

?

– - Что?
– - снова повернулся к Эвдору купец, уже успевший про него забыть, -- а, да, "Меланиппа".

– - Хорошее судно, -- повторил Эвдор, -- я бы нанялся к тебе, уважаемый.

– - С чего бы это?
– - недоверчиво спросил купец.

– - Да вот, без работы прозябаю. Моряк я опытный, а ты на вид не похож на скупердяя. Откуда будешь-то?

– - Из Истрии, -- пробурчал купец, -- только мне люди не нужны, у меня хватает.