Пес и волчица
Шрифт:
– - А вон там говорят, что ночью реку перешли...
– - Да врут, кого ты слушаешь! Я точно знаю!
– - Сам, что ли, видел?
– - ...царевич к отцу бежал, в Пергам...
– - ...всех вырезали, до единого.
– - Не может быть!
– - Верно говорю! А Митридата на кол посадили.
– - Римляне на кол не сажают.
– - Ты мне не веришь? Да мне Архилох сказал, а он врать не будет!
– - Эх, граждане, что теперь-то?
– - Радоваться надо, Митридат мертв, победа!
– - Ты его мертвым видел?
– - Нет,
– - То-то.
– - Не Эвпатора убили, а сына его.
– - Жив он, в Пергам бежал.
– - А римляне что?
– - Что-что... по пятам идут. Пергам уже осадили, небось.
– - Да не, взяли уже! Под чистую разграбили, царя на кол...
– - Ты-то почем знаешь?
– - Да мне Архилох...
– - ...а кто идет-то? Сулла?
– - Сулла в Фессалии.
– - Да ну? А кто тогда?..
А дальше было уже совсем интересно, Эвдор резко замедлил шаг, жадно ловя каждое слово, а разобрав разговор, вообще остановился:
– - ...в военной гавани они, сам сегодня видел.
– - Так тебя туда и пустили!
– - Ну, не я, шурин мой, он в страже там служит у пирсов.
– - Египетские это корабли, самая большая пентера -- "Птолемаида".
– - А ты откуда знаешь?
– - Это Луция Лукулла корабли.
– - Не было же у римлян флота здесь.
– - Не было, а теперь есть.
– - А я тебе говорю, египетские.
– - Верно, египетские. Лукуллу их Птолемей Латир дал. А еще, говорят, многие с Крита и Кирены пришли.
– - А я слышал, Лукуллу в Египте отказали...
– - Ты там у трона стоял и все слышал?
– - "Птолемаида" это, точно. Видел я ее много раз, я в Александрии каждый год бываю...
– - ...Сулла со всеми сговорился, против Митридата...
– - Не Сулла, а Лукулл.
– - ...это верно, всем понтийцы поперек горла...
– - ...что, прямо так и дал, даром?..
– - Не даром, мало что ли римляне награбили в Дельфах и других местах. По всей Элладе храмы осквернены...
– - Эх, пропала Эллада, нету больше свободы нигде.
– - То-то она там была... У кого мошна, у того и свобода, а простому люду...
– - ...Сулла строит флот в Фессалии.
– - И наши, говорят, Лукуллу флот передадут. Дамагор скоро прибудет с тридцатью триерами, под его начало.
– - Дамагора навархом нужно, разве эти римляне умеют воевать на море?
– - Ну, они же били Карфаген...
– - Так это когда было?
– - Лукулл, говорят, уже заказал на верфях почтенного Креонта десять пентер.
– - Квинквирем. Римляне их квинквиремами зовут.
– - Строить-то наши будут, значит -- пентер.
– - Да один хрен.
– - А что, братья, скоро заработаем? Это ж сколько гребцов-то будут нанимать!
– - Заработаешь, ты, как же... Я два года назад о весло руки в кровь стер и спину всю порвал, а что заработал? Как был в рубище, так и остался...
– - ...а сколько их всего пришло?
– - Говорят, два десятка.
– - Больше! Два десятка у пирсов стоят.
– - Критяне, говорят, Лукуллу много кораблей дали.
– - Это критяне-то? Пиратское гнездо! Всем известно, что Митридат пиратов под себя гребет.
– - И верно, в Ликийском проливе, рукой подать, страсть, как много пиратов развелось. Понтийцев пропускают, прочих грабят, топят. Сговорились, ублюдки...
– - Критянам Сулла, не иначе, хорошо заплатил, так бы не стали, против своих же...
– - Да кто там у них свои? Там рожи, не поймешь, какого роду-племени, как в котле намешано...
– - Наши, говорят, морской дозор выставили. Четыре триеры день и ночь в сорока стадиях от города ходят. Меняются.
– - Поди, догони пирата... Гемиолия пошустрее триеры ходит.
– - Кто это тебе сказал, село-лопата? Ты на флоте служил хотя бы день?
– - Да что я, все говорят...
– - Не уйдет гемиолия от триеры, на ней гребцов на половину меньше, а размеры схожие.
– - И то верно...
Окончания разговора Эвдор не дождался, тот мог длиться бесконечно и сам собой тихо перейти на обсуждение чего-нибудь другого, например, цен на вино или бесстыдное поведение дочери купца Диотима. Эвдор уже услышал то, что его интересовало и теперь, спешно проталкивался в направлении, обратному тому, куда изначально направлялся.
Его путь лежал к Военному порту, расположенному в северной части города и отделенному от Торгового порта длинной косой. В оконечности этой косы, а так же на противоположном берегу узкого пролива, служившего входом в гавань, на земле стояли две гигантских, в несколько человеческих ростов, глиняных ступни.
Это были стопы бога.
Два столетия назад по всему Восточному Средиземноморью гремели войны диадохов, полководцев Александра Македонского, сорок лет деливших между собой наследие умершего царя. И вот, за двести девятнадцать лет до сего дня, великий полководец Деметрий, сын будущего царя, диадоха Антигона Одноглазого, с сорокатысячным войском осадил Родос. Осада длилась целый год и закончилась неудачей. Деметрий вынужден был отступить, однако все же приобрел в ходе этого предприятия большую славу: молва наделила его прозвищем "Полиоркет"[43]
за строительство множества невиданных ранее огромных осадных машин.
Родоссцы, обрадованные великой победой, и заразившиеся от своего врага страстью к гигантским сооружениям, поручили скульптору Харесу, ученику Лисиппа, поставить статую бога Гелиоса, которого они чтили своим покровителем, превосходящую размерами все, существовавшие прежде в мире. Колосс был закончен через двенадцать лет. Высотой в восемьдесят локтей, он был глиняным с железным скелетом. Снаружи статую покрывали начищенные бронзовые листы, сверкавшие на солнце так, что бог был виден днем в море на огромном расстоянии от острова. Бог простоял около пятидесяти лет, а потом статую разрушило землетрясение. От колосса остались лишь ступни, охраняющие порт.