Песчаная война
Шрифт:
По напрягшемуся лицу хозяина Вячеслав понял, что сейчас что-то произойдет, но вмешаться не успел.
– Пошел ты на!.. – Дэн с силой ударил настойчивого бедуина в лицо, и тот полетел на землю. – Задолбал уже, су…
Договорить он не успел: вскочив с перекошенным от ненависти лицом, абориген сделал молниеносный выпад, и Дэн, пронзенный длинным кривым кинжалом, медленно осел на ковры, заливая их черной, в неверном освещении, кровью. Это послужило сигналом, и в руках всех без исключения бедуинов засверкало оружие.
Старик, воздев руки к небу, что-то протяжно кричал по-своему, но была ли это попытка остановить соплеменников или он призывал покарать неверных,
Под истошный женский визг, крики боли и хрипы умирающих Слава пытался бороться за свою жизнь. Ему удалось расшвырять насевших на него мужчин и почти вырваться на волю, но…
Резкая боль пронзила его спину, перехватив дыхание. Он рухнул на колени и тут же кто-то неимоверно тяжелый навалился на него сзади, впившись твердыми, словно камень, пальцами в глаза, рванул кверху голову так, что затрещали позвонки, ледяная сталь впилась в горло…
Огненная бомба взорвалась в мозгу, все закрутилось перед глазами, и Слава полетел во тьму…
Глава восьмая
Капитан пробежал глазами листок с шифровкой и невольно помянул женщину, легкомысленно относящуюся к сексуальным связям.
– Что там, Иваныч? – спросил старпом.
Любопытство раздирало Туреева, как, впрочем, весь экипаж корвета «Неутомимый». Только думали о дальнейшем люди по-разному. Кто-то надеялся убраться подальше, кто-то, напротив, подойти поближе. В полном согласии с темпераментом, авантюрной жилкой и понятием долга – у тех немногих, кто имел его, вопреки телевизионно-государственному воспитанию.
Бутаков имел. Он поступил в морское училище еще при прошлой власти, а там к подрастающему поколению относились по-государственному. Да и отец постарался, объясняя сыну, чем настоящий мужчина отличается от существа в штанах. Династия была морской, отец частенько покидал семью, отправляясь на боевое патрулирование в разные моря и океаны, дед воевал на Балтике, потому судьба Петра была предопределена с рождения. Беда навалилась, откуда не ждали. Государство рухнуло, вместе с ним – флот, и после выпуска молодой Бутаков больше времени проводил на берегу. Даже в Маркизову лужу выбираться случалось редко. С точки зрения дорвавшихся до власти «деятелей», врагов у новой страны не имелось и иметься не могло, посему тратить деньги смысла не было. Лучше положить их в собственный карман, в крайнем случае – поделиться с кем-нибудь, а флот… Зачем он нужен, когда даже армия давно на голодном пайке? Менялись президенты, но при всех словесах сохранялась внутренняя преемственность. Кому сказать – отслужив положенное, достигнув чина кавторанга и без малого пенсии, Петр Иванович совершал свой второй дальний поход. Первый по Балтике до Зунда, зато этот, несомненно, последний, аж до Красного моря. Когда кроме твоего корвета к дальним плаваниям годны еще два, и каждый старше, чем новая российская демократия, шансы на дальний вояж сравнительно высоки. С тех пор, как Россия стала бороться с пиратами в чужих морях, и поневоле пришлось отводить немногочисленные уцелевшие корабли от стенок.
– Полная хрень, – откровенно выразил отношение к штабному приказу Бутаков. – Нам предписано оставаться в районе патрулирования.
– А туристы?
– Сказано – их эвакуацией, в случае необходимости, займутся гражданские службы.
Туреев отозвался весьма цветисто, будто был не старпомом, а легендарным боцманом из анекдотов. Помянул некоторые извращенные особенности половой жизни штабных работников, переключился на являющееся сексуальным меньшинством правительство, не забыл охарактеризовать весь политический строй в целом и в некоторых его деталях, рассказал о собственном видении общемировой ситуации – и все это уместил в каком-то десятке емких и образных выражений.
– Что делать будем, Иваныч?
В ответ капитан кивнул в сторону выхода. Не каждое сказанное офицерами слово следует знать матросам – по самым разным причинам. И с точки зрения секретности, и по соображениям профессиональной этики, и, чего греха таить, из опасений, что кто-нибудь заложит, и тогда в лучшем случае придется обходиться голым окладом, а в худшем – вообще появится шанс вылететь со службы досрочно. Не старые времена, держать в кадрах никого не станут.
– Они эвакуируют!.. – тихо произнес Бутаков. – Промедлят до последнего, а затем начнут кричать мировому сообществу: «Помогите!» Словно тому есть какое-то дело!
– Что ты предлагаешь?
– А что я могу предложить? – и добавил пару эмоциональных слов. Окинул взглядом сравнительно небольшое суденышко. – У нас ведь всего лишь корвет. Нам даже разместить людей негде. Не на палубу же! А кормить и поить чем? Мы эскортный корабль, а не десантник, или хотя бы эсминец. Наше дело – транспорты охранять, да и то больше от подводных лодок. Что мне, прописные истины озвучивать? По-хорошему, власти должны немедленно арендовать несколько любых гражданских кораблей, лишь бы были вместительны, дать нас им в охрану да послать для эвакуации людей. Других вариантов не вижу. По сообщениям, все взлетно-посадочные полосы разрушены, на авиацию надежды никакой. Остается море. Только действовать надо быстро, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.
– Ты хочешь сказать… – продолжать старпом не стал.
– Именно. Это же не конфликт, самая натуральная война, и она разрастается все шире. Вполне возможно, скоро к берегу вообще не подойдешь. А власти только репу чешут.
– Может, боятся, что и мы в итоге будем вовлечены в войну? – предположил Туреев.
– Несколько выстрелов – еще не война, – не согласился капитан. – Где мы и где здешние края… А там наши люди могут пострадать, и их необходимо спасти. Ладно, приказ есть приказ. Пока единственное, что мы можем сделать, – переместиться в квадрате патрулирования так, чтобы оказаться как можно ближе к берегу. Пойдем, рассчитаем курс. И необходимо объявить повышенную готовность.
А что еще оставалось? Ничего.
Люди, вещи – все перемешалось в одну кучу. Рев мотора смолк, зато послышался совсем иной гул – яростный гул пламени.
– …фак!!! – невероятным усилием сержант, правая рука которого болталась, как плеть, умудрился подняться на ноги, добраться до люка и вывалиться наружу.
Погранов, вероятно, на какое-то мгновение потерял сознание, а когда очнулся, то ему показалось, что он уже мертв. Однако тело болело, не позволяя усомниться в том, что он еще на грешной земле, и вдобавок нечто тяжелое, казалось, весящее целую тонну, навалилось сверху, почти не давая дышать.
«Врешь, – подумал он. – Я еще жив!..»
Но вместе с ощущением жизни пришла паника. Что толку в том, что он выжил при падении, если не может шевельнуться? Тут одно из двух – или задохнешься под грузом, или сгоришь.
Но груз чуть-чуть шевельнулся, репортер кое-как поднажал снизу, и вдруг почувствовал, что тяжеленное человеческое тело, та самая негритянка, сползла с него. Какое блаженство дышать полной грудью, даже если вместо воздуха в легкие вливается смрад горящего топлива и пластика!