Песчаные небеса
Шрифт:
– Радбуш, мне кажется ты не слишком любезен с нашим хозяином, – произнес гость, лежавший рядом с Турлей-Ханом. Конан догадался, что это и был эмир султанапурский Хайберди-Шах. Лицо тридцатилетнего правителя было красивым – тонкие черты, красиво очерченный рот, нос с горбинкой, аккуратная черная бородка – но на нем уже лежала печать многочисленных возлияний и привычного распутства.
Турлей-Хан поднялся, медленно приблизился к Мирдани и на лице его заиграла похотливая улыбка.
– Ну, цветочек, пришла пора распустить лепесточки! – лукавым голоском проворковал
Мирдани подняла голову и, стараясь унять дрожь в голосе, ответила:
– Пошел вон, дурак!
– Цветочек колется!.. – сообщил Турлей-Хан, обернувшись к своим гостям.
– Да хватит канителиться! – рыкнул Радбуш. – Тоже мне, жених! Тащи ее сюда, а то вон эмир весь извелся, бедный!
«Интересно, кто же этот Радбуш, если он позволяет себе такие вольности не только с пятитысячником, но и с самим эмиром?..»
Турлей-Хан, отбросив фальшивую церемонность, сгреб девушку, не обращая внимания на ее слабое сопротивление и сдавленные тихие стоны. И вдруг пятитысячник издал не совсем приличествующий его сану визг, подобный поросячьему, и, отпихнув Мирдани, пожаловался:
– Она укусила меня, змеюка зуагирская!
– Надеюсь, она ничего тебе не откусила? – заботливо осведомился Радбуш.
– И откушу, если понадобится! – звонким голосом решительно сказала Мирдани.
– Хорошая девочка! – ехидно улыбнулся ей Радбуш и добавил: – Пока…
«Молодец, девка! – не без удовольствия отметил про себя Конан. – Еще и огрызается, хотя прекрасно знает, что ей грозит!»
Хайберди-Шах встал и со вздохом произнес:
– Ох, не умеете вы обращаться с женщинами. Ладно, как всегда, все придется делать самому…
– Да уж куда нашему пятитысячнику! – встрял Радбуш. – Он у нас все больше по лошадям да по солдатам, и то в приказном порядке!
– Да заткнись ты наконец! – взвыл Турлей-Хан, потирая укушенную руку. Радбуш невозмутимо пожал плечами, явно не понимая, почему ему надо заткнуться.
Эмир подошел к Мирдани, которая словно затравленный зверек, смотрела на него покрасневшими глазами, и изящным движением сбросил с плеч халат. Мирдани окинула эмира с ног до головы оценивающим взглядом, и разочарованно поцокала языком. Ей было очень страшно, и она нарочно вела себя вызывающе, пытаясь таким образом подавить ужас.
Присев перед Мирдани, Хайберди-Шах заговорил с ней своим приятным, мягким голосом, надеясь, что контраст между его истинно аристократическими манерами и неуклюжим солдафонским обращением Турлей-Хана, успокоит девушку.
– Солнышко, не надо меня бояться. Я вовсе не желаю тебе зла и обещаю, что не причиню тебе никакого вреда. Иди ко мне!
Он попытался заключить Мирдани в объятия, но та оттолкнула его и отползла назад. Эмир, ласково улыбаясь, укоризненно произнес:
– Ну, Мирдани, деточка, мы же договорились…
Очередная попытка овладеть девушкой опять потерпела неудачу – Мирдани шлепнула его по рукам и отодвинулась. Так они ползали некоторое время по залу: один терпеливо уговаривая и мягко, но настойчиво притягивая к себе, другая – отстраняясь и огрызаясь, точно загнанная в угол собачонка. Наблюдавший за этой сценой Турлей-Хан давал множество полезных, но абсолютно неуместных в данной ситуации советов («Заходи с фланга!.. В угол, ее, в угол зажми!.. Окружай!» и тому подобные), а Радбуш покатывался со смеху, присев на поребрик бассейна и держась обеими руками за живот.
Наконец, терпение эмира иссякло. Он, поднявшись на ноги, рявкнул на обоих:
– Чем ржать да сыпать идиотскими советами, лучше бы помогли!.. Ну подержите же ее, в конце концов!!!
Состроив зверские физиономии, пятитысячник и смеющийся Радбуш, – первый всерьез, а второй – в шутку, навалились на Мирдани, и без труда одолев девушку, прижали к полу.
Зал огласился пронзительным женским визгом.
“Мне кажется, их здесь слишком много. Одной ей с ними не справиться…” – подумал Конан. Раскинув занавески, он ворвался в зал с криком:
– А меня четвертым возьмете?!!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Первым из чрезмерно увлекшейся троицы под руку Конана попался Радбуш. Вернее, не под руку, а под ногу, и только из-за того, что он был первым, обернувшимся на возглас киммерийца. Конан наградил его таким пинком, от которого гость Турлей-Хана кубарем покатился по ковру и стукнулся головой о поребрик бассейна. Он попытался подняться, но, не удержавшись на ногах, издал слабый стон и рухнул в воду. В тот же миг Турлей-Хан и эмир резко оглянулись… Пятитысячник так и не успел понять, какая сила отшвырнула его, точно тряпичную куклу, к самой стене. Прежде чем свет померк в его глазах, он успел увидеть несколько чьих-то выбитых зубов на ковре, забрызганном кровью и подумать: “Ой, неужели это мои…”
Эмир, быстро сообразивший, что к чему, откатился в сторону от грозной фигуры невесть откуда и зачем взявшегося стражника Турлей-Хана, быстро вскочил и стал в боевую стойку – Хайберди-Шах недурно владел одним из редких видов кхитайской борьбы.
Если учитывать, что из всей одежды у эмира осталась только золотая цепочка на шее и несколько драгоценных перстней на пальцах, представшее перед киммерийцем зрелище было достаточно забавным. Не удержавшись, Конан во весь голос захохотал, чем еще больше смутил и без того растерянного эмира, видевшего перед собой высоченного громилу, ни чертами лица, ни телосложением не похожего на жителя империи Туран. Не меняя положения, из которого можно было так же легко атаковать, как и защищаться, эмир недоуменно вопросил:
– Ты кто и что здесь делаешь?
– Ах, сколько людей мне сегодня уже задавало этот вопрос, – устало вздохнул Конан. – И многие из них умерли еще до того, как я успел представиться…
– Как разговариваешь со мной, пес?! Да ты знаешь, кто я такой? – прорычал Хайберди-Шах, сознавая при этом в глубине души, что выглядит он, мягко говоря, не совсем обычно для наместника царя Илдиза и владыки Султанапура.
– Ну, знаю. И что с того? – сквозь смех проговорил Конан.
– А то, что завтра твоя голова украсит собой кол, вбитый посреди базарной площади!