Песчаные небеса
Шрифт:
Внезапно Мирдани вырвала руку из широкой ладони Конана и резко остановилась.
– В чем дело? – недоуменно поднял бровь варвар, обернувшись к ней. – Что-то не так?
– Как ты смел притащить меня в этот… это… сюда!
Стейна тоже остановилась, вежливо отступив на пару шагов, и вперила зеленовато-голубые глаза в лепной потолок, стараясь скрыть ехидную улыбочку. Такие сцены ей приходилось видеть частенько.
– Ну, и что дальше? – спокойно сказал Конан, сложив на груди руки.
– Как что? Как что?! – неистовствовала Мирдани. – Чтобы я – дочь шейха Джагула аль-Баргэми – ступила в этот дом разврата и вместилище похоти?! Да
Конан осторожно заткнул ей рот ладонью и приложил палец другой руки к губам.
– Ну, дочь, ну, шейха, ну, Джагула, – ласково проговорил он. – Только кричать-то зачем? Ты же сейчас всех перебудишь. А если тебе здесь не нравится, то мне не составит труда вернуть тебя к Турлей-Хану, дворец которого не просто вместилище похоти, а ее рассадник. Ну, что?
Мирдани ничего не ответила, окинув киммерийца взглядом, полным презрения, благодарности за спасение в котором уже не было и в помине.
– Долго вы собираетесь стоять здесь? Может быть, все же желаете устроиться в теплой постельке? – пробасила Стейна. – У меня для вас, голубки, найдется отличная комната, где вы и разрешите благополучно свои споры и сможете чудненько поразвлечься.
По лицу Конана невольно поползла улыбка, которая тут же была сметена размашистой оплеухой, а по виду Мирдани можно было предположить, что она вот-вот свалится в обморок при мысли о том, что ей придется ночевать в одной комнате с мужчиной.
Стейна, усмехнувшись, сделала гостеприимный жест рукой и сказала:
– Давайте-ка за мной, дети мои. Ваше счастье, что сейчас утро, и все девочки еще работают – занимают тех… э… гостей, которых могло бы заинтересовать ваше появление. А ну, быстренько!
Мирдани, выглядевшая как оскорбленная до глубины души королева, трагическим жестом запахнула плащ и последовала за киммерийцем и Стейной. Ничего другого ей просто не оставалось делать.
Хозяйка устроила Конана и его строптивую подружку в очаровательной комнатке, приведшей варвара в восторг, а Мирдани – в состояние панического ужаса. Большую часть помещения занимала гигантская кровать, выполненная из красного дерева в виде раскрытой морской раковины, края которой были завешены нежнейшим кисейным шелком, а внутренняя поверхность верхней створки раковины представляла собой зеркало, составленное из нескольких частей, каждая из которых отражала постель розового атласа с разных сторон.
Конан присвистнул, осмотрев это великолепное сооружение.
– Знаете, голубочки, – с гордостью сообщила Стейна, – это одна из лучших моих комнат. Сюда любят приходить – кто бы вы думали?.. – она понизила голос и, заговорщицки подмигнув Мирдани, прошептала: – Здесь предавались любовным утехам сам Турлей-Хан и…
Раздался мягкий стук упавшего тела. Конан и Стейна оглянулись и увидели Мирдани, лежащую без сознания на ковре. Изумленно переглянувшись, они подняли ее и положили на кровать.
– Так кто тут еще был, с пятитысячником? – с бессердечным любопытством поинтересовался Конан.
– Радбуш, кто же еще!
Конан, утопая в мягкой перине, блаженно вытянулся. Все-таки здорово, что его занесло в этот квартал, к этому дому, к Стейне, в ее жаркие объятия…
– Ну, что, вспомнил меня, душка?.. – сладким голосом сказала Стейна, томно посасывая длинный чубук, тянувшийся от серебряного кальяна. – Может быть, ты все-таки поведаешь своей кошечке, где тебя носило столько лет?
– Долго рассказывать… – лениво произнес Конан, отрывая сочные черные виноградины от крупной грозди с сизым налетом, лежавшей вместе с другими фруктами на подносе, который служанки поставили прямо на постель.
– Ну, расскажи, котик! – по-детски надув губки, прогудела Стейна. – А я тебе расскажу, как дошла до жизни такой.
Она откинулась на подушки, разметав темно-каштановые волосы и счастливо вздохнула. Да, Конан был настоящим мужчиной…
Продолжая неторопливо поглощать фрукты, запивая их терпким мускатным вином, киммериец коротко рассказал о своих приключениях за те несколько лет, что отделяли его от последней встречи с некогда стройной Стейной, которая в те времена была лишь очаровательной гурией в одном из домов наслаждений Аграпура. Когда-то Конан питал к ней определенные чувства, и даже теперь, когда подруга молодости располнела (пусть и не утратив остальных качеств), он продолжал относиться к ней с былой нежностью.
– Ну, а что ты делаешь в Султанапуре сейчас? И, кстати, где ты откопал эту нервную дикарку?
Конан нехотя раскрыл причину своего появления в городе и, зная, что Стейна скорее язык себе откусит, нежели разболтает хоть что-то, могущее повредить варвару, подробно рассказал о всех событиях минувшей ночи и вызвал у хозяйки здоровый хохот, красочно описав плавающего в бассейне придворного мага.
– Да, мой мальчик, – сказала Стейна, отсмеявшись. – Влипли вы… Девицу-то спрятать – труды невелики, а вот что с тобой делать? Не будешь же ты сиднем сидеть взаперти, пока не уляжется переполох? Просто счастье, что Иштар привела тебя к моему… хм, дому, а я вышла наружу проводить этого сластолюбивого кофийского посланника, у которого не жена, а демон, причем сотворенный изо льда!
– О тебе такого не скажешь! – довольно протянул Конан, и обняв Стейну за пухлые плечи, поцеловал в губы. – Так что ты мне посоветуешь?
– Что посоветую? – томно выдохнула Стейна. – Не забивать свою голову всякой ерундой, а поручить мне устроить все дела. А сейчас, зайчик, давай займемся чем-нибудь более приятным, чем все эти погони, трупы и истеричные зуагирки…
В этот момент в дверь постучали, и Конан, пробормотав про себя проклятие, крикнул:
– Ну, кто там еще?!
– Госпожу просят спуститься. К нам стучатся воины городской стражи! – прошелестел за дверью нежный женский голосок. Стейна, решительно отодвинув от себя киммерийца, ругнулась так, что у него глаза на лоб полезли, накинула халат и уже от двери прошипела Конану:
– Сиди смирно, птенчик! Если я сказала, что все устрою, значит, так тому и быть – мое имя кое-что значит в этом городе! И не вздумай устроить одну из твоих любимых штучек! Мои ковры настолько дороги, что если ты изгадишь их кровью этих несчастных, что ждут меня под дверью, одной ночью со мной ты не отделаешься…
Она послала ему воздушный поцелуй и упорхнула за дверь с легкостью, какой могла бы позавидовать шестнадцатилетняя девушка.
Конан на всякий случай оделся в свое старое платье (форму стражника сожгли по приказу Стейны еще под утро) и положил в пределах досягаемости меч, слегка выдвинув его из ножен. Достаточно толстые стены не позволяли ему расслышать, что происходит внизу, но, отыскав небольшую отдушину, выводящую на улицу, он склонился к ней и услышал низкий, мяукающий голосок Стейны, беседовавшей со стражниками тоном любящей, но строгой матери.