Песчаные небеса
Шрифт:
Стейна перевела дух и рассказала следующее. Как только Радбуш вошел в ее комнату, он стал как-то странно крутить головой, точно охотничья собака, почувствовавшая запах зверя. Потом, очевидно, решив, что померещилось или будучи не в силах распознать нечто, насторожившее его, он сел рядом со Стейной, обнял, стал говорить ласковые слова. Все шло как обычно, только Радбуш был словно слегка пьян – путался, замолкал иногда, уставившись в стену, будто тщась поймать неясную мысль, отвечал невпопад… И вдруг с криком: “Вот оно что!” вскочил, и, напрочь забыв про Стейну, почти бегом покинул комнату. Стейна побежала за ним,
– Он что-то почуял, но только что? – недоумевала Стейна.
– А Сет его знает, мага проклятого! Надо, пожалуй, приготовиться к драке. Мирдани, подойди сюда! Да не бойся ты, дуреха!
Девушка подошла к нему, глядя исподлобья, точно дикий зверек – настороженно и опасливо. Конан отстегнул от пояса ножны с магическим кинжалом и протянул его Мирдани.
– Держи. Это тебе на всякий случай. Стейна, переодень ее, как свою девочку, так будет безопаснее.
Мирдани замахала руками, не в силах даже слова сказать от негодования, но Стейна молча открыла небольшой сундучок, стоявший у стены, покопавшись в нем, вынула яркие шальвары и коротенькую рубашку, едва доходившую до пупка, и сунула все это дочери шейха.
– Переодевайся!
– Не буду! – Мирдани топнула ногой и попыталась вырвать из рук Стейны ненавистное одеяние, но тут хозяйка отвесила ей такую пощечину, от которой девушка повалилась навзничь и неожиданно расплакалась.
– Не реви и одевайся, – приказала Стейна, но уже немного мягче – в женском сердце затеплилась жалость к запуганной, измученной страхом и лишениями девушке.
Дверь без стука распахнулась, и бледная служанка дрожащим голосом доложила:
– К нам ворвались гвардейцы! Они все переворачивают, обыскивают каждую комнату, выволакивают посетителей в коридор!.. Ужас, что творится!
– Стейна, сделай так, чтобы Мирдани исчезла! – сказал Конан, и хозяйка, рывком подняв девушку на ноги, увлекла ее за собой из комнаты.
– Удачи тебе! – шепнула она напоследок, а Мирдани только виновато посмотрела на варвара.
Шум в доме нарастал. Слышался женский визг, возмущенные голоса посетителей, короткие приказы десятников, треск ломаемой мебели и звон битого стекла.
– Ну, что, будем прорываться! – сказал сам себе Конан и обнажил меч. Выскочив в коридор, он увидел в противоположном его конце нескольких военных в форме имперской гвардии, которые его тут же заметили и с криками кинулись к северянину.
– Сюда, ребятки! Я тут! – крикнул Конан, добавив к этим словам несколько крепких киммерийских фраз, касавшихся мужских достоинств и происхождения нападавших.
Громко лязгнули клинки, и Конан, легко парировав несколько направленных ему в грудь и голову ударов, схватил одного воина за шиворот и, используя его в качестве щита, начал продвигаться вперед в большой зал, который следовал сразу за входом в дом. Это ему удалось, а труп гвардейца, убитого своими же товарищами, пришлось швырнуть под ноги очередным желающим получить двадцать пять тысяч золотых.
В зале было столько военных и городских стражников, что Конан понял – настолько легко, как из дворца Турлей-Хана, из “Врат Ста Удовольствий” ему выбраться не удастся.
– Ну, кто тут самый жадный?!! – отчаянно заорал киммериец и, вскинув клинок, начал со свистом вращать его над головой.
– Взять его! Живым! – крикнул кто-то из десятников.
– Или мертвым! – подхватил еще один офицер, у которого жажда золота пересилила осторожность, и он, обнажив саблю, со зверским оскалом кинулся на Конана, за что немедля поплатился: сабля с отрубленной кистью отлетела в угол, а туранец завыл от жуткой боли и упал, зажимая левой рукой обрубок, из которого хлестала ярко-алая струя крови.
“Ну, вот, ковры Стейне я все-таки испачкал, – огорченно подумал Конан, одновременно отбивая обрушившиеся на него со всех сторон удары. – Надеюсь, она купит себе новых за деньги, которые получены от Дагарнуса…”
Вокруг него валялось уже с десяток трупов, как вдруг раздался громкий и отчетливый приказ, пришедший из-за спин осаждавших киммерийца гвардейцев. Голос показался Конану знакомым.
– Всем стоять и не двигаться! Назад, я сказал! Дайте мне пройти!
Конан увидел, как не успевших вовремя расступиться гвардейцев расталкивает в разные стороны какая-то невидимая сила, исходящая от темной фигуры Радбуша, идущего в центре бешено вращающегося вокруг него вихря холодно голубоватого пламени.
– Надеюсь, ты не простудился после купания? – невозмутимо осведомился Конан. Радбуш молча приближался и, остановившись в нескольких шагах, произнес глухим твердым голосом:
– Не прошло и суток, друг любезный, а я тебя уже нашел!
Резким движением ладони Радбуш разрубил огненный вихрь и, оттолкнув его, направил на Конана. Светящийся кокон развернулся, точно полотнище, и, достигнув Конана, свернулся, плотно заключив в себе киммерийца. Конан попытался поднять меч, желая хоть как-то отразить удар мага, но почувствовал, что рука перестала слушаться его, сама собой плотно прижалась к телу, а меч, выскользнув из ладони, со стуком упал на пол. Северянин не мог даже пошевелиться, однако, видел, слышал и понимал происходящее по-прежнему.
“Вот теперь-то я точно влип, – признался себе Конан. – Да так, что не придумаю, как выпутаться…”
– А знаешь, что тебя выдало? – прозвучал насмешливый голос Радбуша. – Та самая магическая игрушка, которую ты таскал с собой. Кстати, не подскажешь ли, где она? Мне было бы любопытно взглянуть на вещь, которая смогла противостоять моей магии прошлой ночью… Впрочем, я могу найти ее и сам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОКРОВИЩЕ ДЖАВИДОВ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Эй, ты! Долго будешь в потолок смотреть? Запомни, у меня с тобой разговор короткий будет – получишь двадцать плетей и останешься без вечерней похлебки, – голос старшего надсмотрщика Мораддина звучал, как всегда, спокойно и глухо, но это делало угрозу более весомой, нежели грубые окрики его подчиненных, сопровождаемые пинками и зуботычинами.
– Я устал и хочу пить, – угрюмо сказал Конан, но, перехватив колючий взгляд серо-стальных глаз, почувствовал себя несколько неуютно – как будто холодок пробежал внутри. Страха перед Мораддином Конан не испытывал, но на память невольно пришли боязливые разговоры узников между собой по ночам, когда их всех сгоняли в большую, пропахшую потом и нечистотами пещеру.