Пещера Лейхтвейса. Том первый
Шрифт:
— Лейхтвейсу?
— Да, Лейхтвейсу. Преподобный отец — ведь так я должна теперь величать графа Бруно, моего товарища детства, — не осуждай меня. Я полюбила Лейхтвейса и люблю его теперь еще больше, чем прежде. Вопреки Божьему закону, живу с ним в подземной пещере, без благословения священника отдалась я ему и чувствую себя матерью его ребенка, который уже шевелится у меня под сердцем.
— Несчастная! Что ты сделала?
Мертвенная бледность покрыла лицо молодого священника; он задрожал так сильно, что должен был опереться на спинку кресла.
Лора залилась слезами.
— Я поступила так, как должна была поступить, — зарыдала она. — Я сделала то, что должна была сделать каждая женщина, если она хочет уважать самое себя. Самое святое чувство в жизни — эта любовь, и кощунственен тот закон, который пытается подавить влечение женщины к избраннику ее сердца.
Патер Бруно печально покачал головой.
— Я вижу, — воскликнул он, — что ты составила себе свои собственные взгляды на жизнь! Но они ложны, совершенно ложны. Что было бы с людьми и лучшими их чувствами, если бы каждая женщина сходилась с избранником своего сердца без благословения церкви? Это только слепое повиновение инстинкту, но не великому, святому чувству. Но разница между людьми и животными именно в том и состоит, что человек обладает волей и не должен совершать поступков, в которых не может оправдаться перед Богом. Ты согрешила, Лора, ты тяжко согрешила.
— Ты еще не все знаешь, преподобный отец, — продолжала Лора свою исповедь. — Ты еще не знаешь, что Лейхтвейс сделался разбойником и что я помогаю ему в его преступных делах.
— Это только последствия твоего первого проступка, — ответил молодой священник. — Раз ты отдалась этому человеку, то неминуемо должна была последовать за ним в ту бездну, в которую он тебя вовлек.
— Может ли Небо простить мне мои прегрешения? — тихо спросила Лора.
Молодой священник помолчал немного, но потом решительно произнес:
— Да, оно может простить тебя, Лора фон Берген, ибо наш Спаситель, принявший смерть на кресте за спасение наших душ, прикоснулся рукой к грешнице Магдалине, каявшейся у ног Его: «Да простятся тебе твои прегрешения!»
Патер Бруно взял Лору за руку и нежно поднял ее с колен. Но она, по-видимому, еще не собиралась уходить.
— Чего же ты хочешь еще от меня? — спросил он ее.
— Патер Бруно! — воскликнула она, с мольбой протягивая к нему руки. — Благослови наш союз, дай имя моему будущему ребенку, обвенчай меня с Лейхтвейсом.
Он отступил на шаг и гневно воскликнул:
— Чего ты требуешь от меня? Ты хочешь, чтобы я повенчал тебя с разбойником? Нет, Лора, этого я сделать не могу. Мое сердце кровью обливается, и я искренне сочувствую тебе, но я не могу злоупотреблять моим саном, я не могу благословить брак, над которым тяготеет проклятие Неба.
— И все же ты это сделаешь, — внезапно раздался звучный мужской голос. — Ты это сделаешь или умрешь.
Когда патер Бруно спокойно и бесстрашно обернулся, он увидел перед собою Лейхтвейса. Разбойник стоял с пистолетом в руке, целясь в молодого священника.
— У меня нет иного выхода! — воскликнул он. — Я должен заставить тебя обвенчать нас, так как моя жена готовится стать матерью. Разве ты сделался священником и называешь себя пастырем только для того, чтобы угождать богатым и счастливым? Нет, я уверяю тебя, что, венчая нас, ты совершишь более доброе дело, чем если благословишь невесту в дорогом наряде, которая явится в ярко освещенную церковь в сопровождении целой толпы приглашенных гостей. Иди же, возьми ключи от церкви и отведи нас к алтарю. Но не вздумай кричать о помощи. Не пытайся перехитрить нас, а исполни наше желание, если не хочешь, чтобы я сделался убийцей.
— Я уступаю силе, — холодно произнес священник. — Идем за мной в церковь, я обвенчаю вас.
Он снял со стены большой ключ, взял фонарь и сделал знак Лейхтвейсу и Лоре следоватьза ним.
Они вышли из дома священника, прошли по сельской улице и поднялись на паперть маленькой церкви. Патер Бруно, ни разу не оглянувшийся назад, отпер дверь. Они вошли в темную церковь. Молодой священник шел впереди с фонарем в руке и показывал Лейхтвейсу с Лорой путь к алтарю.
— Опуститесь на колени, — приказал он им.
Разбойник опустился на колени с прекрасной Лорой фон Берген, они подали друг другу руки; возле Лейхтвейса на полу лежал пистолет.
Призрачный лунный свет проникал в высокие сводчатые окна пустой церкви, озаряя бледные лица жениха, невесты и священника. Сильно волнуясь, патер Бруно благословил разбойника и его прекрасную молодую жену. Со слезами на глазах произнес он краткое слово. Забывая о себе самом и своей любви, он увещевал Лору хранить верность тому, кого она избрала спутником своей жизни.
— А теперь встаньте, — произнес он в заключение. — Отныне вы муж и жена.
Лейхтвейс и Лора встали. Но в то же мгновение они остановились как вкопанные. На лице молодого священника появилось выражение крайнего изумления.
Торжественные звуки органа пронеслись по церкви. Раздался хорал, обычно играемый при венчаниях. Никогда еще патер Бруно не слышал столь проникновенной игры на органе этой маленькой церкви. Ни он, ни Лейхтвейс с Лорой не посмели произнести ни слова. Наконец умолкли последние звуки и тишина установилась в церкви.
— Что это? — спросил Лейхтвейс. — Кто присутствовал при нашем венчании? Кто играл на органе? Ты должен это знать, патер Бруно.
— Клянусь тебе, Лейхтвейс, я не понимаю, что произошло. Я запер дверь церкви изнутри, никто кроме нас не мог проникнуть сюда — но что это?
С высоты колокольни раздался звон церковного колокола. Патер Бруно изменился в лице.
— Все на земле происходит естественным путем, — глухим голосом проговорил он, — но эта игра на органе и этот колокольный звон способны заставить меня поверить в сверхъестественные явления. Но так или иначе, дурного предзнаменования я в этом не вижу: напротив, благословение Неба как будто снизошло на вас, и ваше венчание не было лишено той обстановки, которая считается необходимой при всяком венчании. Идите с миром. Руководствуйтесь всегда велениями вашей совести и живите так, чтобы вы всегда могли с чистой душой предстать перед Всевышним.