Пещера у мёртвого моря
Шрифт:
– Ужасно! - вздохнул митрополит.- Я ничего не знал! Уверяю вас, что впредь буду самым добросовестным образом поддерживать контакт с Трансиорданским Департаментом древностей. Да я еще сегодня свяжусь с ним и подробно напишу обо всем мистеру Хардингу.
– Нет, нет, господин митрополит,- поспешно возразил Тревер,- это ни к чему. Никаких лишних признаний! Впредь - это пожалуйста... Если вам когда-нибудь удастся снова приобрести древности. А эти и найденные раньше мы бы предпочли не делать достоянием гласности. Вполне достаточно того, что вы сотрудничаете с нами, т. е. с Американской школой восточных исследований. Мы располагаем средствами и связями, чтобы защитить наших друзей. Что же еще я хотел сделать? Ах да, позвать фотографа.
– Пожалуйста.-
Пришел фотограф, большой свиток начали постепенно разворачивать. Он, по всей видимости, содержал текст пророка Исайи. Надо было сфотографировать пятьдесят четыре столбца. Это не делается по мановению руки, особенно когда каждый час гаснет электричество. День уже клонился к концу, когда большой свиток был наконец сфотографирован и настала очередь маленьких. Один из них склеился настолько прочно, что развернуть его оказалось невозможно, другой был сильно поврежден, и перед тем, как разворачивать, его пришлось с внешней стороны подклеить. Наступил вечер, а работа все еще не была закончена. Митрополит Афанасий проникся таким доверием к американцам, что, не задумываясь, оставил у них несфотографированный свиток и вместе с патером Бутросом возвратился в монастырь.
Через несколько дней митрополиту был нанесен немало удививший его визит. Сирийский торговец Кираз явился с поручением от известного профессора Еврейского университета Сукеника, который хотел бы посмотреть рукописи, принадлежащие митрополиту. Митрополит показал торговцу первые фотографии, но Кираз считал, что они слишком малы и не дают возможности судить о рукописях. Нельзя ли договориться о встрече, чтобы Сукеник смог взглянуть на оригиналы? Митрополит согласился и обещал вскоре назначить время.
Оставшись один, он впал в глубокое раздумье. Положение, по-видимому, гораздо серьезнее, чем он предполагал... Откуда этот сириец узнал о его свитках? И если знал он (и, по всей вероятности, еврейский профессор), то кто еще в курсе событий? Весьма возможно, что Трансиорданский департамент древностей рано или поздно разнюхает это дело и преподнесет ему судебный процесс. Он поспешно отправился к своим новым американским друзьям. Доктор Тревер выслушал его с озабоченным выражением лица.
– Крайне неприятное известие, господин митрополит,- сказал он,но не беспокойтесь. Еще сегодня я потяну за несколько ниточек, случайно оказавшихся в наших руках, дипломатично и незаметно наведу справки у трансиорданских властей. Как только я что-нибудь узнаю, немедленно дам вам знать. Положитесь на меня. Может быть, вам следовало бы покинуть страну, со своими сокровищами, разумеется? Но, как говорится, поспешишь - людей насмешишь. Мы обдумаем это вместе, в спокойной обстановке.
В монастыре митрополита ждало письмо от профессора Сукеника. Из-за беспорядков в городе оно запоздало и пришло уже после визита сирийца. Только несколько дней назад Сукеник встретился с сотрудниками университетской библиотеки и увидел сделанные ими снимки (почему это произошло так поздно, никто никогда не узнает, может быть, библиотекари тоже были в отъезде). Фотографии убедили Сукеника, что его свитки и свитки митрополита происходят из одного источника.
Боясь нажить себе врагов, митрополит решил никому не отказывать и передал сирийцу для Сукеника большой свиток и тот маленький, который можно было развернуть.
Ночью в нейтральном доме христианского объединения молодежи сириец встретился с Сукеником. Света не было, и Сукеник осмотрел свитки при помощи карманного фонаря. Это, конечно, не могло его удовлетворить, и, пустив в ход все свое красноречие, он уговорил Кираза на два дня оставить ему свитки.
Митрополит пережил немало неприятных минут, узнав об этом самоуправстве Кираза (но еще больше он огорчился несколько месяцев спустя, когда Сукеник опубликовал некоторые столбцы, переписанные им со свитка митрополита, и сопоставил их с текстом своего - меньшего и хуже сохранившегося - свитка Исайи). Митрополит даже не решался рассказать своим американским друзьям об исчезновении
Когда митрополит Афанасий читал эти строки, он готов был рвать на себе волосы, но, во-первых, это не соответствовало его сану, а во-вторых, все равно было поздно. События развивались так быстро, что изменить что-либо было не в его силах.
15 марта Тревер получил каблограмму от профессора Олбрайта: "Сердечно поздравляю с величайшим из сделанных в новое время открытием рукописей восклицательный знак не сомневаюсь что эти рукописи древнее папируса Нэш точка склоняюсь к датировке их первым веком до Рождества Христова во всяком случае около первого века точка что за поразительная находка восклицательный знак к счастью не может быть ни малейшего сомнения в подлинности рукописей точка еще раз сердечно поздравляю точка Олбрайт"..
Этого было достаточно, чтобы заключить с митрополитом формальный договор. Несколько позднее Тревер узнал, что 14 мая в полночь последние английские войска покинут страну. Тем самым закончится горячий период "холодной войны" и начнется ничем не сдерживаемая война между Трансиорданией и Израилем.
"На войне молчат не только музы, но и ученые",- сказал себе Тревер. В Американской школе предусмотрительно жгли компрометирующие документы и укладывали чемоданы. Было бы хорошо убраться на некоторое время в более безопасные районы земного шара. В такси, под вооруженной охраной (неизвестно какой национальности), доктор Тревер поспешил в монастырь святого Марка. К его радости митрополит вышел встречать его на лестницу.
– У меня для вас сюрприз,- произнес митрополит и вынул из бювара обрывок кожи, завернутый в шелковую бумагу. Доктор Тревер, ставший теперь специалистом, по формату рукописей, цвету кожи, шрифту, величине букв тотчас же узнал в нем фрагмент свитка с Комментарием на Книгу Хабаккука. Должно быть, это была правая сторона первой строки, отсутствие которой очень огорчало профессора Браунли.
Как ни велика была радость Тревера и как ни торопился он приказать своему спутнику сфотографировать новый фрагмент, он сумел взять себя в руки. Ведь сегодня дело шло о судьбе всех рукописей вместе взятых, а следовательно, и о судьбе их владельца.
– Мне сообщили из Соединенных Штатов, что наша сделка утверждена. Повторяю, вы разрешаете нам, то есть Американской школе восточных исследований, в течение трех лет опубликовать рукописи по выполненным нами фотографиям. Если мы не уложимся в срок, все права на публикацию переходят к вам. Вы получаете пятьдесят процентов чистой прибыли от публикаций.
Митрополит утвердительно кивнул головой. Увы, старая, как мир, игра! Пятьдесят процентов от миллионного объекта (вот он - ящик размером со стол, наполненный фунтовыми банкнотами, о котором когда-то, чуть ли не сто лет назад, говорил Тобиас Векслер!) - эти слова приятно поразили слух митрополита, он протянул руку к проекту договора и подписал его. И лишь много позднее митрополит понял, что публикация миллионного объекта еще не приносит миллиона. Один знающий человек объяснил ему, что тираж подобных книг ничтожен, что кроме нескольких сотен библиотек и институтов их никто не покупает. По всей вероятности, гораздо выгоднее было бы принять предложение Сукеника. Но отступать было поздно. Договор есть договор. Оставалась одна надежда, старательно поддерживаемая Тревером, что публикация фотографий повысит стоимость оригинала. (Митрополит Афанасий был, конечно, практиком, но не в области науки или коммерции, и некому было ему объяснить, что после опубликования рукописей интерес к оригиналу уменьшится и цена на него упадет.)