Песенка для Нерона
Шрифт:
— Пошевеливайтесь давайте! Они с каждой секундой все дальше! — разорялся Луций Домиций, и они его послушались. Они ему поверили. Проклятье, да я сам ему поверил. Вообще-то он говорил чистую правду, потому что несколькими мгновениями позже заключенные драпанули прочь, и если во всей провинции Сицилия нашелся хоть кто-то, кого этот факт удивил бы больше, чем их самих, то я с удовольствием поставлю ему выпивку.
— Больше всего угнетает, — сказал Луций Домиций, когда мы дотрусили до угла и стремглав бросились по переулку, — что это была самая простая часть.
Он опять пришел в привычное свое несчастное состояние, но смысл в его словах был.
—
В жизни под железной пятой жестокого и безжалостного тирана есть одно неоспоримое преимущество: люди не обращают внимания на солдат на улицах.
Более того, они стараются вообще лишний раз не смотреть в их сторону; стоит им только заметить солдат, и они стараются проскочить мимо со всей возможной скоростью, глядя при этом под ноги. Естественно, это нас совершенно устраивало; мы обнаружили, что чем громче мы пыхтели и топали и чем подозрительнее выглядели, тем более невидимыми становились. К тому времени, как мы добрались до окраин, народ кидался от нас с таким проворством, будто мы две телеги, несущиеся под уклон, и практически вся дорога оказалась в нашем полном распоряжении.
— У них у всех, должно быть, совесть нечиста, — пробормотал Луций Домиций, — иначе чего они так нас боятся?
Я не ответил. Это была одна из тех вещей, которые человек или понимает сам, или объяснить ему невозможно.
Оказавшись в сельской местности, мы быстро переключились в обычный рабочий режим. В конце концов, нам надо было что-то есть, а добывать еду мы умели только одним способом: жульничеством. Переодевание в солдат — это старая и вполне надежная схема, хотя результаты ее обычно весьма скудные. Она обеспечивала бесплатную еду, выпивку и ночлег — и, собственно, все. Прожить можно, но карьерой я бы это не назвал. Одно было хорошо: мы могли без проблем узнать, что вообще происходит. Нам достаточно было войти в любой кабак или сельский дом и начать расспрашивать о двух беглецах, и в нашем распоряжении тут же оказывались самые свежие новости или самые свежие слухи о том, как идет охота на нас.
Очень скоро все кругом знали, что мы сбежали из каталажки. Было очень неприятно узнать, что мы убили как минимум двух солдат, а в некоторых случаях доходило и до пяти. Приятная же новость заключалась в том, что, похоже, никто не знал, что мы можем прикидываться солдатами. С другой стороны, люди наконец сложили два и два и догадались, что два хулигана, которые попались на краже в бане — те же самые, которые ограбили сына наместника, и они же сбежали по дороге в каменоломни. К восторгу Луция Домиция имя Нерона не звучало, и он сделался несколько более жизнерадостен, когда между нами и тем городком образовалась солидная дистанция.
Плохо было то, что мы понятия не имели, в какую сторону движемся. Я полагал, что мы идем на запад, к Камарине. Луций Домиций был убежден, что мы идем на юг, а значит, в любой момент можем оказаться в соленой воде (чего не произошло). Достаточно было посмотреть на солнце, чтобы понять, что прав именно я, но Луций Домиций был не из тех, кто позволяет каким-то жалким фактам разрушить построенную им прекрасную концепцию.
После четырех дней пути, в течение которых мы объедали кабатчиков и фермеров и ночевали в амбарах, я начал удивляться, куда могла подеваться Камарина. Ее отсутствие раздражало, как ожидание девушки, опаздывающей на свидание. Мы шли и шли, а проклятого города
— Ладно, — сказал я. — Ты у нас в школу ходил. Что в той стороне?
Луций Домиций вытаращился на меня.
— А мне откуда знать? — сказал он.
— Нечего мне тут темнить, — сказал я. — Могу спорить, что где-то во дворце была здоровенная бронзовая карта с отмеченными городами, и ты видел ее тысячу раз. Ты должен знать все основные города Сицилии.
Он пожал плечами.
— Только не я, — сказал он. — И о карте я слышу первый раз. Где именно во дворце она располагалась, ты говоришь?
— Мне-то откуда знать? Я же был только гостем, а не хозяином дворца. Ты уверен, что там не было карты?
— Вообще-то, наверное, где-то и была, — сказал он. — Дворец же большой. В нем полно комнат, в которые я ни разу не заходил. Но ни о чем подобном никогда не слышал.
— Ох, — по какой-то причине это меня потрясло. Я имею в виду, это же просто напрашивается. Сами подумайте: вот прибегает гонец и докладывает, что в Цианополе назревает проблема. Никто никогда не слышал о Цианополе, это какой-то пограничный форт, поэтому все присутствующие — советники, военачальники, генеральный штаб и прочие — бегут к карте, смотрят на нее и находят Цианополь. В противном случае что получается? На руках полноценный кризис, необходимо предпринять самые решительные действия, но только никто не знает где — на Сицилии или в Верхней Мезии. Какой-то хреновый способ управлять империей, так же?
— Я думаю, — сказал он, — что если мы проскочили Камарину, то идем прямо к Геле. Правда, в этом случае мы должны идти вдоль русла реки Анап, и если мы вдоль нее идем, то я этого не замечаю.
Я огляделся вокруг. Никакой реки.
— Если мы севернее Анапа, — продолжал он, — то в любой момент можем врезаться в высоченные горы. Но если мы забрели так далеко, то должны быть прямо у их подножия, если только не угодили в долину одной из тех рек, которые питают центральный район. Но я так не думаю, потому что все равно по обе стороны должны торчать горы, а их нет.
— Ладно, — сказал я. — То есть ты хочешь сказать, что вообще не представляешь, где мы.
— Я никогда и не говорил, что представляю. Слушай, столько лет прошло с тех пор, как я учился в школе и звезд с неба, кстати, не хватал. Я все больше глядел в окно и сочинял мелодии. Конечно, — продолжал он, — вполне возможно, что большая дорога, по которой мы шли какое-то время назад — это военная дорога через горы, хотя мне казалось, что та должна быть пошире — но если так, то мы должны были провести прошлую ночь в Гибле; с другой стороны, мы могли свернуть с той дороги, не дойдя до Гиблы где-то с милю или меньше. В этом случае мы сейчас на равнине, которая лежит между горами и морем, на полпути между Камариной и Гелой. Но это вряд ли, потому что для этого все вокруг как-то не на месте.
— Спасибо, — сказал я. — Теперь я жалею, что вообще спросил. — Но, как ни странно, он оказался прав, поскольку на следующий день мы опять оказались на военной дороге, которая, конечно вела к морю. Раньше мы свернули с нее, потому что по возможности избегали основных магистралей, где народа больше. В общем, короче, мы вышли на берег — перед нами расстилалось море, а за ним, если не ошибаюсь, лежало африканское побережье и город Триполи.
— В подобные моменты, — сказал я, — больше всего мне хочется быть чайкой. К вечеру мы могли бы уже быть в Сирте.