Песенка для Нерона
Шрифт:
В обычных условиях я бы нашел в этом и светлую сторону, но на сей раз почему-то не смог ее разглядеть.
— Есть идеи? — спросил я, что само по себе показывало, насколько я был подавлен.
— Конечно, — сказал он. — Давай убьем себя и избавим их от хлопот. Единственное, что меня успокаивает — это что нас распнут, как заурядных преступников, прежде чем Сульпиций Аспер сообразит, кто я такой, а это значит, что я избегу всех тех ужасных вещей, которые мне светят, если нас поймают. Благие небеса, благодарю вас за милосердие, право слово.
— Прикрути
— Серьезно? — он посмотрел на меня так, как будто я выполз из яблока. — А сейчас ты скажешь, что бывал и в худших переделках.
— Ну, да, — сказал я. — Да и ты тоже. Совсем недавно мы ехали в телеге на каменоломни, а посмотри на нас сейчас — свободны и безгрешны. Есть все основания полагать, что мы такими и останемся, если будем сохранять спокойствие и не паниковать.
Я думал, он разорется, но нет.
— Ну хорошо, — сказал он. — И в чем на сей раз состоит твой сногсшибательный план?
— Не знаю точно. Возможно, исходный план — по-прежнему самый лучший. Сейчас мы должны быть недалеко от Камарины. Нам надо только попасть на корабль — и все наши проблемы позади. Но, — продолжал я, — я нутром чую, что это плохая идея. Типа, если уже известно, что мы сперли одежку пацана, более чем вероятно, что по побережью разослали всадников с посланием, так что легавые повсюду нас высматривают — и в Камарине нам придет кукан.
Луций Домиций медленно кивнул.
— Разумно, — сказал он. — И какова же альтернатива?
— Двинуться вглубь острова, — сказал я. — Может быть. Если они не ожидают от нас такого поворота, мы выиграем очко. С другой стороны, уже очень скоро весь остров станет нас искать, особенно если объявят вознаграждение. Мы чужаки, и в любом месте будем торчать, как чирьи на верблюжьей заднице. Если бы мы оказались у нас дома, я бы выбрал горы. Я знаю тысячи пещер и потайных мест вокруг Филы, где можно сидеть месяцами. Но шляться по этим холмам — значит напрашиваться на неприятности... и это если допустить, что нам удастся пересечь равнину незамеченными, а это вряд ли.
— Проклятье, — произнес Луций Домиций задумчиво. — А ведь ты у нас весельчак. Я же прав, так? Мы покойники.
— Нет, не покойники, — сказал я. — Я просто размышляю вслух, вот и все.
— Это конец, — повторил он. — Ну что ж, прекрасно. Ты давай думай. Лично я собираюсь помолиться.
Я вот, значит, я сижу на сеновале на Сицилии и пытаюсь придумать простой, но эффективный способ остаться в живых; наверное, я думал так напряженно, что надорвал мозги и отключился, потому что когда я пришел в себя, свет струился сквозь щелястую дверь.
То ли во сне я продолжал размышлять, то ли молитвы Луция Домиция для разнообразия дошли по адресу и боги прислали мне ответ.
Фиг знает. Не думаю, что это вообще имеет значение. Значение имело то, что едва продрав глаза, я уже все знал. Все было очень просто.
— Эй, — окликнул я его. — Ты тут?
Я услышал, как он хрюкнул и повернулся.
—
— Я нашел, — сказал я. — Нашел выход.
Он застонал.
— Всякий раз, когда ты начинаешь вещать этим уверенным, самодовольным тоном, я знаю, что дело плохо. Ну давай, выкладывай свою блистательную идею.
Хорошо, что я такой толстокожий, а то мог бы и обидеться.
— Закрой рот и слушай, — сказал я. — Где нас будут искать в последнюю очередь?
Он немного подумал.
— В Экбатане, — ответил он. — Но толку-то, дотуда три тысячи миль.
Я притворился, что не расслышал.
— Кто нас ищет? — спросил я. — Солдаты, вот кто. Значит, нам надо стать солдатами. Я хочу сказать, — продолжал я, — кого ты видишь, глядя на солдата? Ты видишь доспехи, сверкающий шлем, красный плащ, здоровый щит, вот это все. А на лицо никогда и не смотришь, так? Ну то есть, между этими ихними широченными нащечниками хорошо если кончик носа торчит, а главное, ты и не станешь туда смотреть. Как я тебе уже говорил, когда ты беспокоился, что тебя узнают — люди видят то, что ожидают увидеть. Они смотрят на мужика, который сидит на курульном кресле — и видят императора. Смотрят на мужика в одежде раба — видят раба. А мужик в броне и красном плаще...
Он уставился на меня, как будто у меня пена со рта пошла.
— Ты что, спрыгнул со своего крохотного умишка? — спросил он.
— А кроме того, — сказал я. — Представь: ты сидишь у кабака, или пасешь коров, или ковыряешься в поле, появляются два чувака в униформе и спрашивают, не видел ли ты двух чуваков. Да тебе в голову не придет, что чуваки, которые спрашивают — это чуваки, которых они ищут.
Он поскреб в затылке.
— Повтори еще раз, — сказал он. — Медленно.
— Мы переоденемся солдатами, — сказал я. — И прикинемся, что ищем нас. Подумай.
Он подумал.
— Всего одна проблема, — сказал он. — Где взять два комплекта армейского обмундирования? Или ты подумываешь заскочить в казармы и попросить каптерщика подыскать нам что-нибудь по размеру?
Я покачал головой.
— На этот счет не беспокойся, — сказал я. — Я все продумал. Это малейшая из наших проблем. Ну, что скажешь?
У него был такой вид, как будто его крепко пучит.
— Не знаю, — сказал он. — Это настолько глупо звучит, что даже может и получиться. Но...
— Значит, договорились. Ладно, давай двигать. Нет смысла сидеть здесь и ждать, когда нас схватят.
Если вы ломаете голову, пытаясь расколоть мой хитроумный план получения двух комплектов пехотной униформы, то вы в хорошей компании, потому что я тоже этим занимался. О, я помню, что сказал Луцию Домицию, но это была небольшая ложь во спасение, потому что в противном случае он бы затеял свару и мы бы с места не двинулись. Должен сознаться, когда мы выбирались из нашего номера, я понятия не имел, как решить эту проблему. Ну, то есть я был вполне убежден, что нам придется, вероятно, слегка нарушить закон, но в остальном я сохранял, так скажем, незашоренный взгляд и был открыт для предложений.