Песенка для Нерона
Шрифт:
— Он очнулся, — сказала она, и будь я проклят, если я уловил акцент, хотя в этом деле я остр, как бритва. Она говорила по-гречески, но слегка приквакивая в нос, как при сильном насморке.
Итак, я лежу на спине, наслаждаясь видом (тем, что не загораживал нос) и мечтая, чтобы голова болела не так сильно, и тут, конечно, появляется Луций Домиций и все портит. В следующее мгновение вместо красотки взгляду моему предстало пугало, которое щурилось с таким видом, будто я написан от руки плохим почерком. По крайней мере, вид у него был встревоженный —
— Ты в порядке? — спросил он.
Совершенно дурацкий вопрос.
— Нет, — сказал я. — Голова болит. Мы где? Что случилось?
— Ты в комнате, на постоялом дворе, — ответил он. — На тебя упала стена.
— Что на меня упало?
— Стена. Здание обрушилось и тебя ударило по голове. К счастью, это не причинило тебе никакого вреда. По крайней мере, не думаю, что...
— Прошу прощения, — перебил его кто-то невидимый, и я уловил тот же самый акцент. — Я немного разбираюсь в этих материях, могу я осмотреть его?
Он произнес это так, будто я дутая лошадь на аукционе, хрен воловый. Луций Домиций отступил в сторону и незнакомец занял его место.
Первое, что бросилось мне в глаза — и не могло не броситься — это его нос, в точности как у девушке, только больше. Он был смуглый, загорелый, около двадцати пяти; определенно, ее брат.
— Кто это? — пробормотал я.
— Это очень храбрый человек, который спас твою жизнь, — сказал Луций Домиций таким тоном, как будто я самим своим незнанием демонстрирую крайнюю неблагодарность. — Они с братом вытащили тебя из руин за мгновение до того, как обрушилось все здание. Если бы не они, тебя бы размазало в кашу.
— О, — сказал я. — Ладно. Эээ, спасибо, — добавил я, поскольку всегда старался быть вежливым.
Носатый чувак очень широко улыбнулся, продемонстрировав множество сверкающих белых зубов.
— Пустое, — сказал он. — Я уверен, что для меня ты сделал бы тоже самое, — он склонился надо мной, и не успел я опомнится, как уже оттягивал мое правое веко указательным пальцем. — Головокружение? — спросил он. — Тошнота?
— Ты мне в нос дышишь. Это считается?
Он рассмеялся, как будто я шутки шутил.
— Выживет, — заявил он. — Голова поболит немного — день или два, но ничего серьезного с ним не произошло.
Ну, это было приятно слышать, если чувак, конечно, знал, о чем говорил.
— Ты врач? — спросил я.
— За мои грехи, — ответил чувак. — Наверное, мне лучше представиться. Меня зовут Аминта, это моя сестра Миррина, а моего брата, которой пошел искать трактирщика, зовут Скамандрий. Мы с братом оба врачи и держим практику в Мемфисе, в Верхнем Египте.
Миррина, подумал я, милое имя. На самом деле нет, это скучное, унылое имя, но с ним произошло то же, что и с ее одеждой. Красивая девушка выглядит хорошо в любой одежде, даже в мешке из-под капусты с прорезанными дырками, и ей идет любое имя, даже такое дурацкое, как Миррина. Кроме того, я умирал от желания спросить, имеет ли их брат такой же огромный нос? Подумав, я решил дождаться,
— Мемфис, — сказал Луций Домиций. — А вы далеко от от дома.
Аминта улыбнулся.
— Мы заметили, — сказал он. — Здесь все такое странное, такое не такое. Такое большое, — добавил он, самую чуточку содрогнувшись. — Но мы с братом всегда хотели повидать Рим, с самого детства. И вот умерла наша тетушка — она была вдовой состоятельного вольноотпущенника, жившего здесь, в Риме — мы оказались единственными ее родственниками, и поэтому пришлось ехать, чтобы присмотреть за домом. И вот мы здесь.
Благие небеса, думал я — симпатичная и к тому же наследница, но для меня, кажется, это не имело значения. Подумаешь, наследница — пустяки какие. Сотрясение там или не сотрясение, но с памятью у меня все было в порядке, так что я без труда мог припомнить, что я маленький, тощий грек средних лет, разыскиваемый по статьям, предусматривающим смертную казнь, в дюжине провинций (но не в Египте), не имеющий за душой ни гроша кроме денег, полученных от безумного убийцы, алкающего нашей крови — но зато одарен крысиной мордой.
И тут у меня возникла идея.
Что я могу сказать? В тот момент она показалась мне неплохой.
— Прекрасно, — сказал я. Я показал на Луция Домиция. — А это кто?
Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.
— Прошу прощения? — сказал Аминта.
— Да вот этот вот, — сказал я. — Парень с толстой шеей. Ваш приятель? Личный раб?
— Но... — глаза Аминты сузились. Тут ему было где размахнуться. — Ты его не узнаешь?
— Да никогда в жизни его не видел, — сказал я.
— Ох, — Аминта медленно кивнул. — Извини за вопрос, но помнишь ли ты свое имя?
— Свое? — я принял озадаченный вид. — Ну как же, конечно... нет, — продолжал я, как будто опешив. — Нет, не помню.
— А! — Аминта быстро кивнул два раза. — Я знаю, что случилось. Удар по голове. Не хочется говорить тебе такое, но ты потерял память.
— Что? — я изобразил панику. — Но это...
— Все в порядке, — наверное, он был хорошим врачом, манеры у него были приятные, успокаивающие.
— В девяти случаях из десяти это временное явление и длится всего пару дней, максимум — месяц. Практически все пациенты, лишившиеся памяти после черепной травмы, полностью выздоравливают.
Я посмотрел на него.
— Почти все?
— Девяносто процентов, как минимум.
— Ты хочешь сказать, что существует один шанс к десяти, что это навсегда? — я задергался, как будто хотел сесть. Аминта мягко вернул меня на подушку. — Это ужасно, — сказал я. — Дай мне какое-нибудь лекарство, скорее!
Он улыбнулся.
— Я могу дать тебе успокоительного питья, — сказал он. — Ты немного расслабишься. В твоем состоянии это наилучшее средство.
— Нахрен расслабление, — сказал я. — Я не хочу расслабляться, мне нужна моя память. Ты врач, так дай мне лекарство для этого.