Песенка для Нерона
Шрифт:
— Чтобы дать ему по голове, — пробормотал я. — Ты должен гордиться.
— Не надо, — Александр содрогнулся. — Послушай, ты должен верить мне, мы ничего не знали. О, мы знали, что она командует представлением, но считали, что она действует по указке Поллион. Мы не знали, что она связана со Стримоном и его бандой. Иначе...
— Серьезно? — перебил я. — И где же вы были, когда они ворвались и принялись убивать направо-налево? Вы двое вполне могли их остановить. Или вы испугались?
Хвост дернулся, когда я это сказал, но Александр только печально посмотрел на меня.
— Мы были на кухне,
— Мы должны были убить ее, — пробурчал Хвост. — Да только это ничего бы не исправило. И нам не хотелось, чтобы нас грохнули люди Стримона, благодарю покорно.
— А потом, — продолжал Александр, — она сказала, что идет за тобой — так мы узнали, что ты арестован, поэтому пошли с ней и забрали тебя оттуда. Вот и все, что мы сделали, честное слово.
Я вздохнул. На самом деле я не мог их винить, но и признавать это не собирался.
— Вот именно, блин, — сказал я. — Только это вы и сделали. Не очень впечатляющее достижение, а?
И пока я это говорил, кто-то из богов, верно, шепнул мне на ушко одну штуку, потому что я продолжил:
— Если бы я был знаменитым гладиатором, лучшим гладиатором в мире, как вы, и если бы у меня был верный поклонник, которой боготворил землю, по которой я ступаю...
Александр тихонько всхлипнул, как голодный пес, но я продолжал.
— Если бы он оказался в смертельной опасности, я бы уж попытался спасти его, вместо чтобы стоять и ныть. Он верил в вас обоих. Он все время о вас говорил, знаете? — да как вы были хороши, да как он мечтал познакомиться с вами, все в таком духе. Я уверен, когда его тащили прочь, он думал: ничего страшного, Александр и Юлиан придут на помощь...
Это добило Александра. Он разрыдался, роняя огромные слезы в мою фасоль.
— Я знаю, — сказал он. — Боже, я опозорен. Это правда, мы испугались. Когда так давно не выходишь на арену, забываешь, что это такое, как страшно становится при виде остро заточенного металла. В те времена, когда я еще сражался, каждый раз выходя на песок я так трясся, что едва мог удержать меч. Но к этому привыкаешь, перестаешь замечать и как-то проходишь через все, пока не наступает следующий раз. Но это было десять лет назад, Бога ради, а бить людям морды по темным переулкам — совсем другое дело; это не то же самое, что свежезаточенный меч в руках ублюдка, который собирается тебя убить. Когда эти парни заявились к нам на кухню с мечами, мы испугались, вот и все.
Мне подумалось, что я серьезно рискую — мне вот-вот понравятся эти два психа — но размышлять не перестал. Я сказал себе: Бландиния ошибалась
— Все в порядке, — сказал я, и они посмотрели на меня, как утопающие на веревку. — Я все понимаю. Это не ваша вина.
Я не особенно часто сталкиваюсь с благодарностью, особенно с благодарностью, адресованной лично мне. Забавное ощущение, испытываешь одновременно самодовольство и чувство вины, как будто афера удалась.
— Спасибо, — сказал Александр. — Спасибо тебе за эти слова.
Я кивнул.
— Не переживай, — сказал я. — Все в порядке. Ладно, вы собираетесь мне помочь или что?
Они призадумались, но лишь на секунду.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Хвост.
— Мне казалось, это очевидно, — ответил я. — Мы должны выбраться отсюда и спасти Луция Домиция.
Вид у Хвоста стал озадаченный.
— Это кто? — спросил он.
— Нерон Цезарь, идиот, — рявкнул Александр, не поворачиваясь. — Но погоди-ка. Мы ведь даже не знаем, где он.
Я посмотрел на него суровым, твердым взглядом.
— Но можем узнать, — сказал я.
— Узнать? Как?
— Ну, — сказал я, — вы можете взять эту суку за горло и давить, пока она не скажет. Это должно сработать.
Предложение им почему-то не понравилось, так что я продолжал:
— Или же вы можете сходить и спросить Стримона, если думаете, что так проще. Лично я бы попытал удачу с Бландинией.
Они некоторое время поразмыслили над вариантами.
— Ладно, хорошо, — сказал Хвост. — Жди тут, мы скоро вернемся.
Они ушли тем же путем, каким и пришли, а поскольку мне было нечем заняться, я занялся плечом барашка по-этрусски. Он был не плох, только остыл.
У Бландиния по сравнению с прошлым разом самоуверенности поубавилось; она пребывала в совершеннейшей ярости, но при этом была страшно напугана. Думаю, она поняла, что повара не настроены шутить. С чего она так решила, я не знаю, хотя, возможно, гигантские пальцы Хвоста, сжимавшие ее горло, могли и навести ее на определенные подозрения.
— Вы рехнулись, — сказала она несколько сдавленным голосом. — Вы все. Если вы немедленно не прекратите, вы покойники.
Я, конечно, тут же перепугался, но, к счастью, Александр с Хвостом не были такими трусами, как я. Но я никогда и не утверждал, что я храбрец.
Совсем наоборот.
— Говори, где он, — сказал Александр. — А то голову оторву.
Вы знаете, мы то и дело что-нибудь такое говорим: я тебе башку оторву, я вобью тебе зубы в глотку, я тебе глаз на жопу натяну, но на самом деле эти выражения означают обычно примерно следующее: наверное, я смогу причинить тебе некоторый ущерб, а с другой стороны, может, и не смогу. Но когда эту фразу произносил Александр, становилось совершенно очевидно, что он именно так он и сделает. Ему было достаточно кивнуть, чтобы Юлиан чуть напрягся, сломал ей спину, крутанул — и долой голова, как печать с горлышка. Мне даже стало нехорошо, но за развитое воображение приходится платить.